Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

– Вокруг меняется воздух и вкус во рту. По вкусу виден цвет.

– Какие цвета на вкус?

– Синий – едва сладкий. Светло- фиолетовый – гораздо слаже, но язык твердеет, как лед. Есть розовый, но он редкий, приторный. Не люблю его. Но когда много этого всего, надо отвлечься. Лучше отвлечься, когда этого всего много, а то кажется, что тебя травят.

– И как ты отвлекаешься?

– Мне надо закурить. И все проходит, вылетает с дымом.– она дунула в кулак- Но хуже всего желтый и красный. У них вкус крови, bocado de la muerte. Полный рот смерти, так, что ли… Ты куда все время смотришь?

– Там, за холмами, постоянно кажется, что кто-то бежит. То появляется, то пропадает.

– Где? А-аа.. Голый!

– Ну да! И быстро бежит, знаешь ли! Иногда даже нас обгоняет! Вот он, смотри!

Агнесса заорала, «резерфорд» дернуло, наш караван с грохотом стал набирать скорость и мы помчались к гряде темных холмов. Из ближайших зарослей выпрыгнул мой недавний знакомый, темно-коричневый от загара, в оборванных джинсовых шортах. Он проворно перебирал ногами и несся параллельным курсом, сверкая безумными глазами.

– Keto! Keto! Vaka! – верещала Агнесса, бешено вращая руль. – Смотри на него, он бежит быстрей, чем мы едем!

– Хватит! – орал я, вцепивщись в дверь. – Оторвешь прицеп!

– Смотри, как бежит! – не унимала свой восторженный рев Агнесса.– Смотри! Смотри на него!

И тут он резко сменил направление, и понесся прямо на нас, оттолкнулся от земли, твердые пятки грохнули по капоту «резерфорда» и он спрыгнул, перевернулся в воздухе, как заяц и помчался дальше, не сбавляя темпа.

Агнесса затормозила, прицеп въехал нам в корму, грохнуло, брызнули задние фонари и крышка багажника задралась, как вывернутая челюсть.

– П-пприехали! – выругался я, но Агнесса выскользнула через открытое стекло водительской двери, как обезьяна, только сапоги мелькнули, вскочила на крышу и принялась радостно надрываться, повторяя одно и тоже :

– Vaka! Vaka! Keto!

Я сидел, зажимая разбитый о приборную доску нос и во весь голос матерился. Потом выбрался и изо всей силы врезал кулаком по крыше многострадального нашего «резерфорда», рядом с ее сапогом.

– Уймись орать, чертовая бешеная дура! Ты пока не закопаешь меня, ты не успокоишься, да? Ты дождешься, что я тебя пристрелю, как собаку и поеду дальше сам!

Она перепугано смотрела на меня сверху вниз, поджав ногу, потом увидела мой расквашенный нос и спрыгнула, рассыпаясь словами сожаления на испанском:

– Давай приложим мокрую тряпку! О, прости, прости, прости… Я в самом деле дура, тебе так досталось! O dios, прости!

Я молча и вырвал мокрую салфетку из ее рук и приложил к лицу. Она расстроено вздохнув, села у моих ног.

– Чего расселась? Иди проверь этого нашего el pasajero.

Она убежала, и я услышал удивленный возглас.

– Вот надо! Diafo!

Холодея от предчуствия, я подошел. Эурарио Пенумбра сидел на переднем сиденье, раскрыв свой железный рот и храпел.

– Что с ним? – тихо поинтересовался я, трогая его за плечо. – Эй! Вроде с ним все в порядке?

– Еще бы не в порядке. …Сукин сын спит, как младенчик. Эй! – с размаху пнула его Агнесса.

– Спит?!

– Минут двадцать как, судя по храпу.

– Эй, amigo, просыпайся, – потряс его за плечо я. – Давай, давай! Помогай, чего смотришь!

Охра поправила ему воротник и сообщила мне:

– Не старайся, это бесполезно. Он долго не проснется. Я тебе рассказывала недавно об этом. Очень долго светло, живешь как заведенный, дела там всякие, потерял счет времени, а потом хлоп и поплыл (она показала ладонью плывущую рыбу) …А если неделю не спать, или дольше, можно заснуть и не проснуться. Una fur (короче говоря) с ним все хорошо.

– И что теперь делать?

– А что тут сделаешь… Я повешу ему респиратор и буду менять кассеты, чтоб не задохнулся от пыли. Пусть себе спит.

– Может, заберем его к себе? А кто будет управлять этим гневом божьим на буксире?

– У меня есть штанга, – она сцепила указательные пальцы. – Сделаем жестоко, solet..Будет паровоз!

– Жестко это называется. Жестоко, – я показал на раскрошенную корму «Резерфорда» – ты уже сделала. Жесткую сцепку.

Она вздохнула и развела руками. Я натолкал ваты в нос, и мы принялись налаживать буксир заново.

– А ты запасливая, – похвалил я Агнессу, скручивая штангу. – Полный багажник всякого дерьма, даром что неразумная женщина.

Она посмотрела на меня исподлобья, открыла рот для ответа, но сдержалась.

– Толкай левей! – командовал я. И здесь болт не закручивай, просто вставим шпильку, вот эту. Так надежней..

– А ты знаешь толк в железках, – равнодушно ответила Охра. Даром что профессор.

– Я доктор! Доктор наук, сто раз говорить! Я в таких местах работаю, что многое приходится своими руками делать, иначе сгинешь в полчаса… А кстати, что у этого парня было на шее? Колокольчик?

– Ага! Бараний бубенчик. В виде рыбы. Этот сукин сын может подобраться бесшумно, а потом так заорать, что душа с перепугу отлетит. Я ему и повесила, так он год с ним бегает и не снимает. Так хоть слышно, когда он идет.

– Я вижу, ты с ним хорошо знакома?

– Года полтора.., – сказала она, с пыхтением поправляя штангу.– Года полтора назад он появился недалеко от моего дома в Ниневии. В чем мать родила шлялся, я прикормила его, и даже умудрилась заставить его носить джинсы. Он, правда, оборвал штанины, но хоть не светил своими… причиндалами. Он не жил ну меня, но иногда мог обнести холодильник. Я просто оставляла ему еду на балконе. Любит «транзиты»!

– Откуда он взялся?

Она пожала плечами и отвернулась, вытирая руки.

– Взялся и взялся. Я не выясняла. Думаю, он abаndanado из какого-нибудь приюта.

– Как? Aban…