Римская сага. Город соблазнов

Вернувшись в лагерь, Лаций сразу поспешил рассказать Теренцию Ю?лиану о гельветах в деревне и пожаре в лесу.

– Боги благоволят к тебе, безумец, – с явным облегчением заметил легат. – Но ты хоть увидел свою дикарку?

Лаций грустно покачал головой:

– Хижина была пустая. Внутри только двое варваров. Но нас они не ждали. Перевернули там всё. Наверное, что-то искали. Больше никого не было. Когда нас увидели, стали кричать «хого». Странно как-то. Потом я слышал это слово из толпы у хижины. Наверное, так они называют римлян. Хотя я раньше этого не слышал.

– Сейчас это неважно. Иди в палатку, отдохни. Вечером твоя очередь заступать в караул. И возьми у писаря Страбона свой медальон, – как-то безразлично добавил он.

– Легат Теренций! – раздался голос ликтора.

– Да? – недовольно спросил он.

– Консул собирает военный совет, – коротко сообщил помощник.

– Ясно, – кивнул легат и повернулся к Лацию. – Увидимся вечером. Может, ты придёшь ко мне и расскажешь всё поподробней?

– Да хранят тебя боги, – поднял руку Лаций, сделав вид, что не услышал последней фразы. Усталость буквально давила его к земле. Глаза ничего не видели. Казалось, что они забиты песком, который нельзя было вымыть даже водой. В голове гудело, и палатки плыли по кругу, как по воде. Добравшись до своего настила, Лаций упал на него и сразу же провалился в сон. А Теренций Ю?лиан смотрел ему вслед пристальным взглядом, но видел он при этом только золото.

Вечером писарь Страбон привёл Лация в свою палатку. Они подошли к небольшому столу. Открыв коробку для чернил, он молча кивнул на неё и сделал шаг назад. Всё это выглядело странно, но Лацию было не до этого. Он быстро достал свой медальон и повесил его на шею. Ему бросилось в глаза, как изменилось лицо старого слуги и как тот постарался побыстрее закрыть коробку и выпроводить его из палатки. И только в карауле ему рассказали, что случилось. Молодой брадобрей Валерий, якобы, два дня назад украл этот медальон у легата, а накануне днём, спустившись к реке, поскользнулся и упал головой в воду. Выбраться оттуда он не смог, потому что кожаный ремешок зацепился за корягу, и бедолага захлебнулся. Лаций поспешил к легату, чтобы узнать об этом, но тот был у Цезаря. Тогда он вернулся к писарю. Тот подтвердил историю, и легат Теренций рассказал ему то же самое, однако, легионеры, которые вытащили несчастного Валерия, говорили, что один из них захотел взять талисман себе. Когда они принесли тело утопленника в лагерь, воришка хотел спрятать медальон под туни?ку, но неловко перехватил дротик. Тот выскользнул у него из рук и пробил стопу. Его товарищи сразу сообщили об этом легату, и Теренций Ю?лиан приказал отдать медальон на хранение писарю. Страбон, зная всю историю, благоразумно спрятал деревянную кругляшку в пустую коробку из-под чернил и даже не касался её.

Лаций поблагодарил его и по-дружески похлопал старика по плечу, заверив, что теперь можно ничего не бояться – медальон был в надёжных руках. Попрощавшись, он направился в свой квадрат, а старый ещё долго вздыхал и что-то бормотал под нос, вспоминая богов. Он ничего не сказал Лацию, но был уверен, что этот странный предмет причинит ему немало вреда. Старый слуга не знал, что за два дня до этого легат Теренций был на кузнице и там с медальона сняли отпечаток. Он спросил, можно ли сделать копию из какого-нибудь твёрдого дерева. Когда мастера сказали, что для этого подойдёт чёрный дуб, он с радостью расстался с несколькими монетами, чтобы они сделали это как можно быстрее. Когда всё было готово, произошла трагедия с любимым брадобреем, и Теренций Ю?лиан ещё больше поверил в слова старой колдуньи. Однако его отношение к Лацию не изменилось – он по-прежнему верил, что тот рано или поздно согласится уединиться с ним в палатке. Хотя Теренций обманул писаря и подсунул тому в коробку поддельный медальон, ему всё равно хотелось добиться от молодого трибуна взаимности, потому что его личные чувства, как он считал, не имели ничего общего с тайной этрусского золота.

Глава XV. Страшная новость

Когда все легаты собрались в большой палатке, Гай Ю?лий Цезарь сообщил, что вскоре в Лyкку, рядом с которой был разбит основной лагерь, собирались приехать представители Сената. Так как кимвры и гельветы находились где-то поблизости, надо было выслать разведчиков, чтобы они постоянно следили за врагом и докладывали обо всех его передвижениях. Теренций сообщил Цезарю о пожаре возле деревни Тарога, за что тот впервые похвалил его на военном совете.

– Это хорошо, – задумчиво казал Гай Ю?лий через какое-то время. – Мы направим наших воинов во все деревни вдоль реки прямо сейчас.

– Ты хочешь организовать там гарнизоны? – воодушевлённый похвалой, осмелился спросить Теренций.

– Нет. Зачем? – с небрежной ухмылкой ответил тот. – Пусть разберут все мосты вдоль реки, – он показал на карте места и добавил: – Надо сложить брёвна так, чтобы потом быстро всё восстановить. Если мосты старые, лучше уничтожьте их и начните готовить новые. Здесь, здесь и здесь, – он ткнул пальцем в изгибы реки на карте. – После этого сожгите все леса вдоль реки, обеспечьте хороший обзор и оставьте посты у брода, – Гай Ю?лий обвёл легатов взглядом, ожидая вопросов, но все молчали.

– Некоторые деревни могут полностью погибнуть, – осторожно заметил кто-то сзади.

– Это неважно. У нас достаточно запасов, чтобы обеспечить наступление в середине лета. Осенью в южной Галлии будет новый урожай. Так что пусть лучше кимвры и гельветы думают о том, где им найти еду на той стороне реки.

Для выполнения этой задачи были выделены четыре легиона. По иронии судьбы, легат Теренций Ю?лиан с половиной своего легиона был отправлен в Тарогу, а его помощник, старший трибун Лаций Корнелий Сципион, остался со второй в лагере в качестве начальника караула. Таков был приказ Цезаря.

Через две недели Теренций вернулся уже совсем другим. Он стал более строгим и меньше общался с легионерами, чем раньше, не улыбался и часто сидел в своей палатке, о чём-то размышляя. Как только представилась первая возможность, Лаций сразу пришёл к нему, чтобы расспросить о деревне и Ларните. Легат скупо сообщил о том, что легионеры разобрали мост возле Тароги и оставили там одну центурию для охраны. Но Лаций ждал от него других новостей. Тогда Теренций сел и рассказал всё, что ему удалось узнать от местных жителей.

– Вы подожгли лес, помнишь?

– Да, – кивнул он.

– Жители Тароги прятали там от гельветов запасы еды. Пожар её уничтожил, – Теренций посмотрел на него грустным взглядом и покачал головой. – Вот так-то! – на его лице запечатлелось выражение скорби и сочувствия.

– Но…

– Что «но»? Варвары ушли. Убили несколько человек, как всегда, и ушли. Когда мы пришли, в деревне их уже не было.

– Как это? – Лаций искал взгляд Теренция, но тот постоянно отводил глаза в сторону и избегал смотреть на него. Это подтверждало худшие опасения Лация.

– Вот так. Там были только голодные и злые женщины с детьми. Я понимаю, что тебя волнует твоя дикарка. Я ничего не могу точно сказать, это всё слухи, но… Кое-кто из жителей говорил, что…

– Что? – хрипло спросил Лаций.

– Это сказали двое охотников. Мы встретили их у старого моста.

– Теренций, что случилось? – не отрывая взгляда от легата, повторил Лаций.

– Короче, они сказали, что старейшины разрезали её на части и сожгли. Принесли в жертву богам, – на лице легата застыла гримаса раздражения. Было видно, что ему не хотелось об этом говорить.

– В жертву богам? – одними губами прошептал Лаций, не веря услышанному.

– Они сказали, что её мать была злом, она сама была злом, и на плече у них был знак зла, который навлёк на их деревню беду. Поэтому её сожгли.

Когда легат произнёс эти слова, Лаций опустил голову и замолчал. Теренций внимательно наблюдал за ним, поглаживая по плечу, где у того был точно такой же знак, как и у Ларниты. Но Лаций не шевелился.

– Нет, этого не может быть, – всё ещё не желая смириться с услышанным, пробормотал он. Потом встал и, не прощаясь, сделал несколько шагов в сторону выхода. Теренций, расстроившись, протянул к нему руки, но потом опустил и спросил вкрадчивым голосом:

– Может, ты придёшь ко мне вечером? Поговорим об этом, я тебя успокою, – он выжидающе замолчал, но Лаций ничего не ответил. Ему было не по себе. В висках стучало, как будто сердце от волнения вдруг стало биться не в груди, а в голове. Такое иногда бывало и раньше. Однажды в юности он подготовил выступление для беседы с философами в школе, но заболел и решил записать речь на дощечке. Вечером к нему зашёл один друг, и Лаций показал ему своё выступление. Тот прочитал и ничего не сказал. А через пару дней, когда Лаций вернулся в школу и начал выступать перед учителем и учениками, все стали смеяться и показывать на него пальцами. Педагог сказал, что воровать чужие мысли нехорошо. Это, как он заметил, иногда даже хуже, чем воровать чужие вещи. Тогда, спрятавшись в тёмном сарае, Лаций от обиды только плакал и сжимал кулаки. Позже это чувство несправедливости и собственного бессилия не раз вызывало у него отчаяние, которое, порой, переходило во вспышку непроизвольного гнева. В такие моменты он мог что-нибудь сломать или затеять драку, но тогда, обманутый близким другом, он чувствовал себя сломанным клинышком для письма, который однажды показывал им старый грек в школе.

– Сломать сти?лус легко, – говорил тот. – Я вот привык к своему и берёг его столько лет. Но он сломался, и всё. Как я ни старался потом соединить две части, ничего не получилось. Поэтому беРегите то, что цените. Может так случиться, что вы уже никогда не найдёте замену сломанной вещи. Кажется, она не имела для вас никакой цены, а, сломавшись, стала бесценной.

Лаций стоял у выхода из палатки и сжимал в руках край полога. Он чувствовал себя «сломанным сти?лусом». Если бы у него в этот момент оказалось копьё, он разломал бы его пополам. Теренций с нетерпением повёл плечами и вздохнул.

– Не стоит так переживать. Боги всё видят. Считай, что это их решение, – попытался успокоить его он. Лаций повернулся и покачал головой. В его глазах застыла тоска, глубокая и бездонная, и Теренцию Ю?лиану на мгновение даже стало жаль своего старшего трибуна. – Займись чем-нибудь, чтобы отвлечься, – посоветовал он.

– Нет. Я думаю, что ты всё-таки ошибся.

– Может быть, может быть… Конечно, всякое бывает. Это же всего слова каких-то варваров, – охотно согласился легат. – Они могли всё это выдумать. Может, это неправда. Потом узнаем. Может, тебе стоит провести сегодня ночь здесь? – на всякий случай добавил он.

Лаций отрицательно покачал головой и провёл вечер и всю ночь с караульными за стенами лагеря. Здесь он мог остаться один, чтобы в одиночестве пережить своё горе и попытаться смириться с ним.

Через несколько дней в Лукку прибыли сенаторы. С ними к Теренцию Ю?лиану прибыло очередное послание от его римского покровителя. Прочитав папирус, легат какое-то время задумчиво смотрел в угол палатки, потом вздохнул и скрутил свиток обратно. В дружеском послании патрон сообщал, что ему надо продолжать общаться с Лацием и рассказывать тому обо всех новостях, которые он сочтёт интересными. Там же было сказано, что о старой Валерии можно забыть, потому что этруски не доверили ей свой секрет. Золото спрятали их жрецы, а не она. А Валерия просто каким-то образом узнала об этом от своего брата, который был вместе с Суллой в столице Этрyрии, и там ему достался этот круглый кусок дерева. Теренций готов был согласиться со всеми словами своего патрона, но зачем же тогда вождь варваров предлагал ему за «круглый кусок дерева» и человека с татуировкой два таланта золота? Никто не знал, что во время посещения обезлюдевшей деревни Тароги Теренцию удалось встретился с ним и он смог убедить дикого кимвра в том, что у него есть этот медальон.

Теренций сел и написал два письма. Одно было ответом его покровителю, где он во всём соглашался и подтверждал намерение заниматься поиском товаров в деревнях, как и раньше. А в другом он писал о том, что удалось узнать за последнее время в Галлии и Риме о таинственном золоте этрусков. В нём он подробно описал всё, что случайно услышал от старой колдуньи, когда та по дороге в Рим заболела и стала бредить, разговаривая с ним, как со своей дочерью. В отличие от своего патрона, Теренций был здравомыслящим человеком и быстро сообразил, что единственный способ извлечь выгоду – это продать медальон тому, кто его ищет. Однако, привыкнув вести записи важных событий, он решил на всякий случай всё-таки описать «легенду» старой колдуньи на отдельном папирусе. Закончив его, он запечатал чехол и спрятал свиток в небольшом сундуке.

Довольный своей сообразительностью, Теренций Ю?лиан уже не испытывал огорчения от решительного отказа Лация и с радужными мыслями направился к палатке нового молодого легата Ю?лия Клавдия, у которого с ним оказалось гораздо больше общего, чем с этим старшим трибуном.

Розовощёкий, светловолосый Ю?лий Клавдий действительно разделял взгляды Теренция на отношения между мужчинами и, увидев его за пологом, сразу снял с кровати шлем с золотыми звёздами и предложил новому другу доверить ему тайны души в более близком общении.

Глава XVI. Судьбоносная встреча в Лукке

– От имени Сената и народа Рима приветствую вас в этой маленькой деревеньке, друзья! – Гай Ю?лий Цезарь улыбнулся и сделал жест рукой в сторону небольшого стола. – После нескольких месяцев суровых галльских лесов и гор это место кажется мне настоящим Римом. К сожалению, для вас Лукка – очень маленькое поселение, потому что здесь всё маленькое: и дома, и мебель, и даже люди. И вам, естественно, кажется, что здесь всё не так, как в Риме, – добавил он и наигранно вздохнул. В последние годы Цезарю редко приходилось бывать в городе на шести холмах, однако он не терял связи с самыми влиятельными людьми и был в курсе всех происходивших там событий.

– Не верится, что ты долго будешь довольствоваться такой скромностью, – с усмешкой произнёс Марк Лици?ний Красс. Этот стареющий патриций с острым, пронзительным взглядом в последнее время стал одним из самых богатых людей в Римской республике, и Гай Ю?лий Цезарь уже несколько раз брал у него деньги в долг на свои военные походы. Двадцать пять лет назад, чудом выжив во время ссылки в далёкой Испании, когда его отец и брат погибли, Красс вернулся после окончания первой гражданской войны в Рим и стал скупать за бесценок дома бывших врагов диктатора Суллы.