Ткачи

Дрейсигер. У меня каждый божий день неприятности, милейший господин пастор. Я к этому уже привык. Ну, что же, Роза? Ты позаботишься о кофе?

Фрау Дрейсигер встает с недовольным видом и несколько раз сильно дергает за широкую вышитую сонетку.

Именно теперь… я бы, господин кандидат (немного запинаясь), очень хотел, чтобы вы побывали там, внизу, именно теперь… и чтобы вы видели все своими глазами. О, вы бы тогда кое-что восчувствовали… А впрочем, сядемте-ка за наш вист.

Киттельгаус. Да, да и еще раз да! Отряхните с плеч ваших всю тяжесть повседневных забот и отдайтесь всецело нам!

Дрейсигер (подходит к окошку, отодвигает занавеску и смотрит. Невольно вскрикивает). У-у, проклятая шайка! Роза, поди-ка сюда!

Она подходит.

Скажи мне, пожалуйста, видишь того рыжего долговязого детину?..

Киттельгаус. Это так называемый «рыжий Бекер».

Дрейсигер. Скажи мне, пожалуйста, не тот ли это самый, который тебя оскорбил три дня тому назад? Помнишь, ты мне рассказывала, когда Иоган помогал тебе садиться в карету?

Фрау Дрейсигер (делает кислую гримасу и говорит протяжно). Я, право, уж не знаю…

Дрейсигер. Да перестань же ты дуться! Мне необходимо это знать. С меня довольно этих дерзостей. Если это тот самый, я привлеку его к ответственности.

Снизу доносится песня ткачей.

Ну, прислушайтесь-ка – слышите, что поют?

Киттельгаус (возмущенный). Когда же, наконец, кончится это безобразие? Теперь уже и я должен сказать: настало время вмешаться полиции. Позвольте-ка. (Подходит к окну.) Полюбуйтесь, господин Вейнгольд! Тут уж не одна молодежь, среди них множество пожилых и даже старых ткачей; ткачей, которых я считал до сих пор за людей богобоязненных… И те туда же! Бегут и участвуют в неслыханных безобразиях! И попирают ногами божеские законы. Неужели вы и теперь еще будете заступаться за этих людей?

Вейнгольд. Конечно, я не решусь, господин пастор. Но ведь это голодные, невежественные люди. Они выражают свое недовольство, как умеют. Нельзя и требовать, чтобы эти люди…

Фрау Киттельгаус (маленькая, худая, поблекшая особа, скорее похожая на старую деву, чем на женщину). Ах, что вы, господин Вейнгольд!

Дрейсигер. Господин кандидат, я весьма сожалею… я взял вас в свой дом не для того, чтобы вы читали мне лекции о гуманности. Я прошу вас ограничиться лишь воспитанием моих мальчиков и отказаться от всякого дальнейшего вмешательства в мои дела. Эти дела касаются меня и только меня. Надеюсь, вы меня поняли?

Вейнгольд (одно мгновение стоит бледный и неподвижный; потом раскланивается с принужденной улыбкой). Разумеется, я вас понял. Да я этого и ожидал; это вполне соответствует моим желаниям. (Уходит.)

Дрейсигер (грубо). В таком случае поторопитесь! Нам нужна комната!

Фрау Дрейсигер. Послушай, Вильгельм!

Дрейсигер. Да в уме ли ты? Ты берешь под свое покровительство человека, который еще может защищать такие мерзости и подлости?

Фрау Дрейсигер. Но послушай, дружок, ведь он же совсем не…

Дрейсигер. Ну, скажите вы, господин пастор, защищал он или не защищал?

Киттельгаус. Господин Дрейсигер! Всему виной его молодость.

Фрау Киттельгаус. Уж, право, не знаю! Это молодой человек из прекрасной, почтенной семьи. Его отец сорок лет служил на государственной службе и не был замечен ни в чем предосудительном. Его мать была так счастлива, когда он нашел себе здесь такое прекрасное место. А теперь… теперь оказалось, что он так мало ценит все это…

Пфейфер (открывает входную дверь в кричит в нее). Господин Дрейсигер, они его сцапали! Идите скорей сюда, одного поймали!

Дрейсигер (быстро). Побежал кто-нибудь за полицией?

Пфейфер. Господин исправник уже поднимаются по лестнице.

Дрейсигер (в дверях). Мое почтение, господин исправник! Как я рад, что вы пожаловали!

Киттельгаус знаками показывает дамам, что следует уйти. Он сам, его жена и фрау Дрейсигер уходят в залу.

Дрейсигер (сильно взволнованный, обращается к только что вошедшему исправнику). Господин исправник, я велел моим красильщикам схватить одного из певцов. Дольше терпеть было невозможно. Их нахальство перешло всякие границы. Это просто возмутительно, у меня гости, а эти негодяи вдруг осмеливаются… Они оскорбляют мою жену, когда она показывается на улице. Я не могу быть спокоен за жизнь моих детей. Весьма возможно, чте они угостят и моих гостей пинкамн. Смею вас уверить, если в благоустроенном обществе возможно, чтобы такие люди, которые не делают никому никакого зла, как, например, я и моя семья, то и дело подвергались публичным оскорблениям… если уж это возможно, то я… я, к сожалению, должен сказать, что мои понятия о праве и общественном благоустройстве совершенно иные.

Исправник (человек лет 50-ти, толстый, полнокровный. На нем мундир, шпага и сапоги со шпорами). Ах, что вы, господин Дрейсигер! Распоряжайтесь мной всецело. Успокойтесь, я совершенно в вашем распоряжении. Это вполне в порядке вещей… мне даже очень приятно, что вы схватили одного из главных крикунов. Я очень доволен тем, что это дело, наконец, выясняется. Здесь несколько смутьянов, они уже давно у меня на примете.

Дрейсигер. Все это – подростки, да и тех всего несколько человек; все это – завзятые лентяи, питающие отвращение к честному труду. Известно, что это за народ: образ жизни они ведут безобразный, день и ночь проводят в кабаках, пропивают последние гроши. О, я теперь твердо решил, что надо делать. О, я заткну глотки этим профессиональным крикунам и ругателям, заткну раз навсегда. Этого требуют не только мои интересы, но и интересы всего государственного и общественного строя.

Исправник. Безусловно, несомненно, господин Дрейснгер. И никто вас за его не осудит, даже наоборот… И я, со своей стороны, по мере сил и возможности…

Дрейсигер. Их бы розгами следовало, эту дрянь…

Исправник. Совершенно верно. Их нужно как следует проучить для примера.

Жандарм Кутче (входит и становится во фронт перед исправником. Дверь в прихожую открыта, и через нее слышен топот тяжелых шагов по лестняце). Господин исправник, честь имею доложить: одного человека мы задержали…

Дрейсигер. Хотите видеть этого человека, господин исправник?

Исправник. Конечно, конечно, прежде всего мы рассмотрим его как следует вблизи. Пожалуйста, господин Дрейсигер, будьте совершенно спокойны. Я вам доставлю полное удовлетворение; за это я вам ручаюсь.

Дрейсигер. Я этим не могу удовлетвориться. Я непременно должен передать его прокурору.

Входит Иегер. Его ведут пять человек красильщиков. По всему видно, что они ушли прямо от работы: лица, руки и одежда их забрызганы краской. Фуражка Иегера съехала на бок, вид у него веселый и развязный; он в несколько приподнятом настроении вследствие выпитой водки.

Иегер. Ах, вы, негодяи вы этакие! А еще рабочими называетесь! Тоже товарищи, нечего сказать! У меня бы рука отсохла прежде, чем я решился бы хоть пальцем тронуть одного из товарищей.

По знаку исправника Кутче приказывает красильщикам отойти от Иегера в сторону. Иегер стоит совершенно свободно; ко всем дверям приставлены сторожа.

Исправник (кричит на Иегера). Шапку долей, болван!

Иегер снимает шапку, но очень медленно и нехотя и с иронической улыбкой на лице.

Как тебя звать?

Иегер. Чего ты меня тыкаешь? Свиней я пас с тобой, что ли?

Эти слова вызывают движение среди присутствующих.

Дрейсигер. Это уж бог знает что такое!

Исправник (меняется в лице, вспыхивает, но тотчас же овладевает собою). Ну, это мы там посмотрим. Я тебя спрашиваю, как тебя зовут.