Куколка

– Ну-у, брат, тогда тебе прямая дорога к Заварзину.

И они поехали к Заварзину.

Пёстрые рубашки карт на зелёном столе, гулкий хохот, шампанское, бьющее хмельными пузырьками в нос, и ошеломляющее осознание проигрыша… большого проигрыша…громадного….

– Чем обязан? – спросил Петя дрожащим голосом.

– Брось, Петенька, важничать, – миролюбиво откликнулся Калязин. – Ты же не мне денег должен, а Заварзину.

– Ты меня потащил туда.

– Так я тебя мордой в стол не тыкал: «играй, играй, кутёнок глупый».

Петя уцепился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Что делать? Что делать?

– Брось, Петруша, – Калязин обхватил Лемаха за плечи и зашептал в ухо. – Заварзин велел сказать, что деньги – не главное. Главное – дружба. Сейчас он тебе поможет, потом, ты – не забудешь ответить. Человек человеку – друг, товарищ и брат.

Петя очумело тряхнул головой. Его мозги отказывались воспринимать, о чём говорил Василий Семёнович. Понял только, что платить денег не нужно и, от полноты охватившего облегчения, громко икнул. И икал всё время, пока наливались с Васькой водкой, а после заснул прямо за столом, посреди пустых стаканов.

Варенька спустилась в гостиную поздно. Бессонная ночь повалила её в дрёму лишь на рассвете. Поэтому Марфуша потерпела поражение в сражении за одеяло. Девка тянула перину к себе, а барышня упорно кутала в неё голову. Окончательная победа могла бы остаться за нянькой, ежели бы Варенька жалобно не пробормотала:

– Оставь, Марфуша, сил нет – спать хочу. Всю ночь с боку на бок…

В доме было чисто, светло и тихо.

Варя углядела свернувшегося в уголке дивана котёнка.

– Похоже, Муська, мы с тобой одни в доме, – сказала безмятежно спящей кошке барышня и прошла к окну. – Папенька, понятно, отправился на свой ежедневный променад. А челядь куда вся подевалась? Не иначе, с собой забрал.

Она представила, как Илья Савович командует марширующими следом людишками и весело засмеялась. Вот было бы весело-то!

– Проходите, милостивый государь, без стеснения.

Заслышала Варвара Ильинична голос папеньки в прихожей и заторопилась навстречу, тепло улыбаясь: ах, папеньку снова кто-то подцепил для душевной беседы. Бедолага, небось, не чает, как ему отвертеться, нужно помочь. Сделать вид, что у Ильи Савовича спешное дело, про которое он по рассеянности забыл.

Господин Коржавин не выглядел несчастным, он был оживлён и излучал полное довольствие. Он поворотился навстречу дочери и сказал бодро:

– Варенька, оказывается, господин граф тоже любит пешие прогулки и считает их необходимыми для поддержания жизненных сил.

Девушка перевела взгляд на спутника батюшки – господин Шербрук, милорд…

– Милая, тебе тоже нужно совершить прогулку.

Полный энтузиазма голос отца был настойчив, и Варя согласно кивнула головой, чтобы предстать перед гостем послушной дочерью. Она вовсе не предполагала, что папа имеет в виду незамедлительный променад.

– Надень шляпку, поторопись. Мистер Шербрук был так любезен, что согласился сопровождать тебя.

Варвара Ильинична оглядела своё неброское платье в жёлтую клеточку, совсем непредназначенное для появления на людях, тем более в обществе кавалера, одетого как на приём к королеве. Она растерялась. Сказать папеньке, что не одета должным образом? Он только сделает большие глаза, а хуже того, скажет: «Ты ведь не голая, Варенька». Папа удивительно неприхотлив в одежде, а что существует такое слово, как «мода» он, наверное, и не знает. Ежели бы не Марфуша, с чётким представлением о том, что надобно носить молодой барышне, а что нет, Варя ходила бы Бог знает в чём.

Её колебания не остались незамеченными; тёмные глаза Александра насмешливо прищурились, вызывая в душе девушки волну негодования. Она пулей метнулась наверх, в свою комнату и схватила первую попавшуюся шляпную коробку.

На улицу она улыбнулась ласкающему солнцу и водрузила шляпу на голову.

– Не слишком удачный выбор, – сказал ей граф ровно, предлагая свою руку.

Варя и сама это знала. Оказалось, что впопыхах она ухватила широкополую, чёрную шляпу, отороченную соболем. В сочетании с весёленькими клеточками платья смотрелось всё восхитительно необычно. Тем Варвара Ильинична и утешилась; сегодня она – самая необычная московская модница. Графа же она не удостоила ответом, сделав недоумевающий вид, как будто и не было этого совершенно бестактного замечания.

Глава 7

Обратная дорога показалась Элизабет ещё ужаснее; она отчаянно мёрзла и чувствовала нестерпимое жжение в груди, ещё хотелось пить, много-много – целое море.

Дядя с тётей после бурной сцены благодарности сиятельному графу попритихли и бросали по очереди настороженные взгляды, что было им совершенно несвойственно. Девушка ожидала диких воплей и брани, и не могла понять оторопи, напавшей на родственников. Впрочем, она уже давно перестала искать корни тех или иных поступков мистера и миссис Муркок, поэтому закрыла глаза и прислонила гудящую голову к краю повозки.

Жаль, что недуг, вцепившийся в Элизабет во славу её независимости, лишил девушку возможности продолжить свои наблюдения. Она могла бы открыть для себя интересные вещи.

Самуэль Муркок был напуган. Его совиные, круглые глазки бегали из угла в угол, ни на чём не сосредотачиваясь, как будто искали щель, где было бы можно спрятаться. Суетливостью души он напоминал загнанного в угол таракана, над которым дамокловым мечом висела занесённая тапка.

Абигайль смерила мужа злым и презрительным взглядом.

– Нужно было избавиться от неё гораздо раньше, – сказала она придушённым шёпотом.

– Я обещал и взял деньги, – вяло откликнулся мистер Муркок.

– Всё равно! – выплюнула непримиримо Абигайль.

– Ты не понимаешь, Аби? – Самуэль сцепил челюсти, приобретая угрожающий вид. – ОН ЗАПЛАТИЛ МНЕ. ОН – не тот человек, которого можно обманывать.

Элизабет, потревоженная настойчивым «ОН», открыла воспалено горевшие очи и недоумённо огляделась.

Мужчина и женщина замерли под этим отсутствующим взором, напряжённо выпрямившись.

– Для всех было бы благом – забери Господь её душу, – тихо прошелестела Абгайль, и муж кивнул головой, соглашаясь.

Элизабет чувствовала нарастающее в душе напряжение: кошмар возвращался. Она видел перед собой в повозке не дядю и тётю, а совершенно чужих людей, без сомнения, виденных ею ранее. Только не испытывала к ним чувств родственных, что, впрочем, было не удивительно; удивляло другое – она не испытывала к ним привычной ненависти, а только снисходительное пренебрежение – и эти ощущения были приятными.

Великий Боже! Она снова сходит с ума, как три года тому назад.

Повозка въехала во двор, и проворный Джастин помог хозяевам выбраться. Он протянул руку к Элизабет, но тут же отшатнулся.

– Что с тобой, Бетти? – пробормотал он растеряно.

Увиденная им женщина не могла быть неутомимой, острой на язык и весёлой Бет. Огромные глаза на обострившемся лице глядели на парня почти сурово, а в движении рук, подхвативших подол юбки, было столько изящества, что парень сорвал с головы кепку, как будто перед знатной леди.

– Болван! – Абигайль сухим кулачком ударила мужика в ухо. – Не видишь, на неё снова нашло!

Джастин смотрел на охваченных злостью хозяев, не зная, что предпринять дальше. Они тоже молчали, глядя друг на друга круглыми глазами. Парень вдруг подумал: мистер и миссис не знают, что делать с занедужившей вновь племянницей. Он с опаской покосился на девушку – говорят, порой, они бывают буйные – и тут же отбросил подобную чушь. Перед ним было существо беззащитное и ранимое. Вместе с осознанием этой истины пришла злость на хозяев. Надо же! Стоят замшелыми пнями! Джастин кинулся к девушке и легко подхватил на руки, он больше ничего не боялся.