Глава 6
Уродец жёг её обнажённые плечи взглядом, а Бет не могла пошевельнуться. Скажи ей сейчас страшный гость «Прыгай в окно!», и она бы прыгнула, испытывая при этом облегчение.
Шаркающие шаги застучали вниз по лестнице глухо – и только после этого девушка сообразила, что осталась одна. Не успела она перевести дух, как в комнату ворвалась Абигайль с белым лицом; глаза тётки были сощурены до такой степени, что представлялись пуговицами, торчащими посреди рытого бархата, в который превратилась её кожа в результате неизвестного происшествия. В том, что событие не таит ничего хорошего – сомневаться не приходилось. Элизабет быстро принялась тереть полотенцем волосы, сообразив, что от неё сейчас потребуют нечто, и, возможно, совсем не вежливым тоном. Только тётка молчала. Похоже было, будто челюсть у неё заклинило и нет никакой возможности извлечь из-за тонких губ хотя бы звук.
Чёрная шаль, сорванная с крюка быстрой рукой, полетела девушке в лицо. Она инстинктивно подхватила ткань. В следующий момент жёсткие пальцы вцепились в её локоть и дёрнули в сторону двери.
С накинутой на полуголые плечи шалью, с влажными перепутанными прядями волос, Бет была погружена в коляску между дядей и тётей. Она хотела разинуть рот, чтобы выразить свой протест по поводу такого стремительного, а главное, непонятного ей, действа, но, наткнувшись на тяжёлый взгляд Самуэля, примолкла.
Всю дорогу, ведущую неизвестно куда, она тряслась под тонкой шалью. Тщетно пытаясь согреть свои плечи ладонями, скоро начала клацать зубами вполне явственно. Только родственникам не было до этого никакого дела.
Наконец, лошади встали. Получив ощутимый тумак в бок в качестве отправного действия, Элизабет деревянными ногами ступила в ночь.
Силуэт громадного дома, подсвеченный множеством фонарей, несколько удивил её. Это было совсем не то место, где она могла предположить увидеть себя. Впрочем, недоумение Бет было недолгим; порыв ледяного ветра заставил её сгорбиться, и укутать голову всё той же шалью. Господи, она готова свернуться в клубочек, лишь бы согреться хоть капельку! Поэтому сам момент водворения в родовой замок Беллингтонов не оставил в её душе значимого следа. Она только заметила, что в комнате, куда провел их хмурый дворецкий, ярко горит камин, и порадовалась этому.
Граф полулежал в кресле. В воздухе витал аромат хорошего табака и весело трещал огонь.
Элизабет бросила лишь короткий взгляд в сторону хозяина дома. Тот, по всей видимости, не был в восторге от гостей и даже не поворотился к двери, лишь лениво повернул голову. Так и начался разговор мистера и миссис Муркок с полуспиной графа Беллингтона. А Элизабет наслаждалась подступавшей теплотой и едва не плакала от болезненного покалывания в ступнях: замерзшие пальцы оповещали, что ещё не совсем окочурились и готовы вернуться к жизни.
Переговоры были не продолжительны и привлекли внимание Бет после того, как Аби ткнула её в бок и зашипела:
– Падай на колени.
– Ну, это только по личному королевскому распоряжению, – огрызнулась Бет тихо.
Вернее, хотела огрызнуться тихо. Голос её, неожиданно для неё самой, гулко и хрипло наполнил все закоулки кабинета. Элизабет едва устояла на месте от осознания произведённого эффекта. Тётя и дядя впечатали носы в абюсинский ковёр, роскошным покрывалом лежащий на полу комнаты, а хозяин замка крутнулся живо в её сторону, уронив при том трубку себе на грудь. Пепел засыпал лацканы лилового халата, и Бет явно услышала, как граф чертыхнулся.
– Вот видите, милорд, – скулила где-то внизу Абигайль. – Никто в мире не может справиться с этой девчонкой.
Понемногу Элизабет начинала понимать ситуацию. Получалось, Беллингтон отчего-то сердит на её родственников, а причина тому – она сама. Ещё одна, неизвестно откуда свалившаяся, напасть. Что ж, Элизабет привыкла встречать неопрятности без боязни. Она таращилась из кокона своей шали на графа, покуда он приближался, гадая, чем же она могла насолить такому влиятельному вельможе, сама того не зная, более того, не разу не встретив его в этой жизни. Она уже хотела поинтересоваться об этом в открытую, но тут разглядела, наконец, черты благородного господина.
Ах, вот как! Её утренний гость.
Конечно, Бет признавала, что вела себя сумасбродно и несдержанно, но ведь и граф не мог похвастать безупречностью своих манер…. Если только «живая задница» – не изысканный великосветский комплимент.
Девушка выпрямилась и расправила плечи, шаль поехала с головы, открывая повисшие проволокой пряди и синие от холода губы.
– Что это с ней? – осведомился Беллингтон, оглядывая капель с замёрзших сосульками волос.
Абигайль залопотала быстро-быстро. Из её почти истеричных воплей было очевидно, что несносной девчонки (то есть Элизабет) уже к утру не будет на земле Беллингтона.
«Где же я буду, интересно знать?» – подумала Бет, но как-то лениво. На самом деле ей было совсем не интересно. По правде говоря, дом дяди не прельщал своими достоинствами, и новое место, куда бы не собиралась отправить её изобретательная Абигайль, не могло быть хуже прежнего.
Граф поморщился и повёл носом, как будто унюхал что-то несвежее.
– Поднимайтесь, – приказал он лавочникам. – Я не буду повышать арендую плату, при условии соблюдения вами только что данного обещания.
Элизабет презрительно кривила губы: тётя Аби подобострастно кланялась – как не похоже на её каждодневное высокомерие!
А Беллингтон вновь окинул взглядом существо, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.
– Придётся вам оставить её здесь, – сказал он брезгливо. – Она вся замёрзла. Утром пришлёте за ней повозку.
Она! Ей!! Её!!! Как о бездушной вещи!
Элизабет сделала несколько шагов по белоснежному ворсу, оставляя грязные пятна. Она приближалась к графу.
– Вы не можете принудить меня, – сказала она дерзко хриплым, как у портового забулдыги, голосом. – Я не ваша раба, я даже не служу у вас.
_______________________________________________________________
*** В дверь постучали. Полураздетый Петенька тонко крикнул:
– Что надо? – путаясь ногами в панталонах.
Наверняка, Осип со своим чаем. Да чаю ли ему теперь!
– Калязин Василий Семёнович…. Говорят, срочно.
– Не пускай! – взвизгнул Петя совсем по-детски.
– Да что ты, что ты, милый, – было слышно, как огромное тело Калязина теснит Осипа. – Ведь и шею сверну ненароком.
Дверь бухнула, и Василий ввалился в комнату неуклюже и шумно.
– Не пущай, не пущай, – передразнил он Петеньку беззлобно и, ткнув кулаком посунувшегося было следом холопа, прикрыл двери.
Младший Лемах в исподних штанах и расстёгнутой рубахе был видом нелеп и жалок.
Калязин опустился прямо на кровать, отшвырнув по ходу стул, показавшийся ему недостаточно прочным.
– Вы слишком рано пришли. Ещё не прошло 30 дней. – Петя попытался застегнуть рубаху, но руки сильно дрожали, и он спрятал их за спину.
– Выпить-то есть у тебя чего-нибудь? – Зевая во весь рот, пробормотал ненавистный Васька.
Петя вспомнил, как эти самые губы шептали ему в ухо: «Смотри, Петруша, как сладко запел граф-то. Не иначе, Варвару Ильиничну очаровать намеревается». И моментально сцена по окончанию бала между отцом и Шербруком, по простоте душевной воспринятая вначале с умилением, приобрела совсем иное звучание.
Англичанин сказал отцу, прощаясь:
– Помимо Атамана куплю у вас любую лошадь, что вы предложите. Если Атаман столь любезен Варваре Ильиничне, готов подарить его ей. Увидеть такую очаровательную барышню на таком великолепном скакуне – стоит любых денег.
Конечно же, граф виды имеет, раз подарки дарить собрался! Петя враз вспылил, цепляя Калязина за отворот сюртука.
– Я сам ей куплю Атамана! – лицо его пошло красными пятнами.
– Купишь, купишь, – согласился Васька и добавил ехидно, – лет через 200.
– Куплю-куплю! Завтра же куплю! – горячился Петенька.