Куколка

– Алекс не пишет тебе, – догадалась Кэтрин. – Не стоит расстраиваться, – она пыталась утешить подругу. – Брат всегда был беспечен.

– Ах, нет! Я чувствую, что причина в другом. Что мне делать?

Аристократическое лицо леди пылало румянцем, а губы дрожали предательской дрожью.

Кэт никогда не видела Луизу в таком возбуждении и даже испугалась за её здоровье.

– Ах, бросьте! – невысокая, крепкая, она обхватила подругу за талию и слегка закинула голову, чтобы поймать мятущийся взгляд леди. – С ним всё в порядке.

Луиза перестала плакать, как будто заморозилась на лету; черты окаменели, а взгляд стал прозрачным.

– Я и не думала, что с графом могло приключиться какое-нибудь несчастье.

– Ты подозреваешь его в неверности, – догадалась Кэт. – Напрасно, Александр – человек слова.

Леди Сент-Джон склонила голову набок, и губы её чуть заметно дрогнули.

«Да» – прочла по ним мисс Шербрук. Девушке было непонятно: то ли подруга соглашается с её утверждением, то ли подтверждает её догадку. И в том, и в другом случае вид у леди был несчастный, а уж вот этого Кэт не могла вынести.

– Дорогая, едем к нам, – живой нрав мисс Шербрук требовал немедленного действия. – У нас живёт ведьма.

Луиза отшатнулась, заслышав такое заявление.

– О, не бойся. Она старая-старая. Ей лет триста, а может быть и больше.

Кэтрин уже двигалась, продолжая весело повествовать. Она уцепила колокольчик.

– Подай леди плащ, – сказала она строго вошедшему дворецкому. – Поедем в моём экипаже. Получится быстрее.

Луиза не успела опомниться, как оказалась в карете вместе с мисс Шербрук. Ошеломлённая, она медленно пропустила все слова Кэтрин, сказанные так живо и непосредственно, через свой разум и вяло запротестовала:

– Человеку не может быть триста лет.

– Она же – колдунья. – Возражала Кэт. – Она помнит, как шацкий воевода Григорий Семёнович Хитрово сжёг её тётку Агафью на костре за богомерзкие дела.

Луизе эти исторические подробности не сказали ровным счётом ничего, и она ещё больше уверилась, что Кэт шутит над нею.

– Хорошо. Что мы будем делать у старухи?

– Погадаем на Алекса. Овдотья хорошо гадает. Даже папа иногда приходил её слушать, а он, совсем как ты, не верит в её демоническое происхождение.

Старуха, действительно, была древней. В неопределённом салопе чёрного цвета она смотрелась кучей сгнившей листвы. И только слабое шевеление чёрных усов, густо покрывавших верхнюю губу, говорило, что эта рухлядь – живое существо. В коморке, отведённой бабке было темно и пыльно. Никем не тревоженные пауки оплели углы жирной паутиной и шевелили мохнатыми лапками плотоядно.

Луиза содрогнулась от омерзения, но отчего-то наполнилась уверенностью, что ведьма не обманет.

А Кэтрин, казалось, не замечала царившей в помещении мерзости.

– Овдотьица, – позвала она ласково. – Погадай нам, Христа ради.

Леди Сент-Джон не поняла этой мягкой речи, на которую перешла её подруга, но догадалась, что та содержит просьбу.

Бабка встрепенулась и живенько обежала вокруг дам, шевеля длинным носом, как гончая, взявшая след.

– В хороший день пришла, милая, – шамкала колдунья. – Сегодня всю правду скажу. Ей гадать, что ли будем?

Ведьма кивнула на Луизу, вытянувшуюся струной от напряжения.

– Да. Саша уехал в Москву и не пишет. Она решила, что там измена.

– Пустое дело.

Старуха была разочарована мизерностью предложенной цели, но всё же зашевелилась, готовясь к колдовскому действу. На стол были водружены две чаши, покрытые чернью и зеленью; вытащены две тонкие свечки. Одна была белого воску, другая – тёмного. Бабка что-то шептала, вертя в руках эти свечи, а потом поставила их внутрь сосудов. Ходила кругами около сооружения и, блестя вороньим глазом, одним, потому как второго не было вовсе. Пришёптывала и приплясывала.

Запахло серой и ещё какой-то сыростью, напоминая Луизе её утренний экскурс в оранжерею. Уж не был ли цветок кактуса той вехой, указывающей ей путь в мрачную каморку ведьмы?

В руках у колдуньи затеплилась тонкая лучина, которой она повела вокруг свечей, тихонько подвывая. А потом лихорадочно быстро обвела два круга вокруг чаш куском белого известняка, и сунула лучину в руку Луизы.

– Воск, огонь свечи, укажите мне всю правду. Пусть погаснет моя свеча вперёд, ежели у раба Александра есть полюбовка. – Ведьма оборотилась к Кэтрин. – Она должна сама сказать это.

Кэт взяла испуганную леди под локоток:

– Повторяй за мной, дорогая…

Луиза старательно выговаривала незнакомые слова, проникаясь мистическим ужасом. Она уже догадалась, что вон та, чёрная свеча – её соперница, и ткнула тлеющей лучиной в тёмный воск с ненавистью.

Пламя взвилось над свечой яркое и весёлое, а вот светлый воск никак не хотел гореть. Он потрескивал и чадил, плюясь одинокими искрами.

Луиза всё тыкала и тыкала лучиной, пока колдунья не отняла хворостинку.

– Похоже, девка, у тебя жениха и вовсе нет, – сказала старуха спокойно.

Кэтрин побелела щеками. Она думала внести в душу подруги успокоение, продемонстрировав с помощью Овдотьи неоспоримую честность брата. А получилось, что всё испортила. Нет, Кэт не заблуждалась по поводу характера брата, лёгкого на увлечения. Она знала, что, несмотря на любвеобильность, долг чести он ставит превыше всего. А разве не является долгом перед всеми Шербруками женитьба на досточтимой леди Сент-Джон?

Кэт ещё тешила себя надеждой, что сумеет всё обернуть шуткой. Ведь русский язык не подвластен леди Сент-Джон.

Но Луиза обострившимся чутьём определила результаты гадания до отвратительного правильно.

– Похоже, мои подозрения оправдались, – сказала она неестественно спокойным голосом.

Старуха хекнула и посунулась к леди, пронзая своим циклопьим оком.

– Можем сделать парню «невстаниху».

– Побойся Бога, Овдотья! – ахнула Кэт. – Речь о Саше!

– Что такое «невстаниху»? – спросила Луиза, из сонма непонятных созвучий определив главное.

Кэтрин ухватила подругу за руку и поволокла прочь.