Куколка

– Это…– граф на мгновение запнулся, – решать единственно Варваре Ильиничне. Что до меня, против господина Лемаха ничего не имею.

Варя слабо шевельнула рукою, то ли отгоняя ненужное предложение, то ли протестуя против неуместного разговора. Не могла же она сказать: «Папенька, Петруша не пожелал на мне жениться, поэтому видеть его не желаю».

Встреча её с молодым Лемахом все же состоялась, этой же ночью, почти утром.

Шербрук, проведя остаток вечера в атмосфере домашнего уюта, которым постаралась окружить его челядь Коржавиных, уже осведомленная о состоящемся венчании, отбыл в хорошем расположении духа, шепнув Вареньке на прощание, что, отнюдь, не манкирует своими супружескими обязанностями, а просто ожидает, когда совершится возможность предстать ей хозяйкой собственного замка.

Варенька была ему благодарна. По чести говоря, она опасалась, что Александр захочет осуществить их союз немедленно. А теперь, выходило, у неё есть время до самого Лондона, чтобы привыкнуть к мысли о собственном замужестве.

Ночью девушка спала в полглаза. Обуреваемая мыслями о предстоящей жизни, ворочалась с боку на бок и тихонько вздыхала.

Марфа находилась в смежной комнате, бывшей гардеробом молодой хозяйки; прислушивалась к метаниям барышни и качала головой сокрушённо. Вот уж не думала, что всё обернётся эдаким удивительным образом! Проворные бабьи руки ворошили сундуки с нарядами, отбирая нужные вещи. Нянька тоже уснуть не могла от чрезмерного потрясения, пережитого нынче вечером, поэтому и определила себе занятие нужное и своевременное. Именно она заметила под утро сумнящуюся под окнами фигуру молодого Лемаха. Баба сцепила зубы и хотела, было прогнать негодника, только что-то в глубине её объёмного тела жалостно ёкнуло перед синими, беззащитными очами, молящими о помощи. Нянька поднялась к Вареньке и склонилась над уснувшей, наконец-то, деточкой.

Черты лица барышни ещё не разгладились и хранили следы переживаемых мыслей; уголки губ были горько опущены вниз, и хмурая складка залегла между тонкими бровями.

Марфуша побранила себя за мягкотелость и двинулась к двери, передумав будить девушку.

– Ты что, Марфа? – Варя села в кровати и быстро опустила босые ноги на пушистый коврик, сотканный из козьего пуха.

– Пётр Георгиевич к вам просится, – нехотя, ответила баба. – Говорит, не уйдёт без объяснений.

– Приведи. Да только тихонько. Не дай Бог, увидит кто.

Варвара Ильинична понимала, что совершает страшную глупость. Будучи теперь графиней Шербрук, надлежало заботиться не только о своей репутации, но и об реноме супруга. Вот только не могла она не поговорить с человеком, который считался её женихом едва ли не всю сознательную жизнь.

Петруша глаза не прятал и не выглядел виноватым, как давеча перед рассерженной Марфой. Он с ходу, от двери, кинулся к сидящей в кресле Вареньке и утонул лицом в её коленях, едва прикрытых ночной сорочкой и полами шёлкового халатика.

Варя охнула, почувствовав, как влажные жаркие губы приникают к её почти обнажённой плоти.

А Петенька бормотал, становясь в своих действиях всё порывистее.

– Не виноват, ни в чём не виноват. Поехал лишь к Заварзину. Уговорил его найти свидетелей и выпил-то с ним, сначала, чуть. Единственно за ваше здоровье и благополучие…а потом за ваше счастие… за моё счастие…

К губам уже присоединились ищущие руки, и Варя, положив ладошки на виски, прикрытые кудряшками, слегка надавила и приподняла лицо кавалера себе навстречу.

– Пётр Георгиевич, прошу вас быть сдержаннее, – сказала девушка грозно.

Что ни говори, оправдание он себе выбрал совсем не удачное. Надо же, нализался на радости, как простой холоп и проспал свою свадьбу!

Лицо Петеньки стало жалким.

– Что ж мне делать-то? Я люблю вас!

– Зла на вас я не держу, – сказала Варя; пытаясь уклониться от взора по-щенячьи преданного, дрожащее-синего, она прикрыла очи рукой. – Вы же понимаете, Пётр Георгиевич, теперь я – графиня Шербрук, и наши отношения стали иными.

– Вы гоните меня? Я более не друг вам?

– Ну что вы! – Варя поднялась и, с трудом преодолев преграду в виде коленопреклоненного Лемаха, отошла к окну. – Я всегда рада буду видеть вас, разговаривать с вами…

Петруша опустил голову и тихонько всхлипнул.

– …ежели желаете, приезжайте в Лондон на моё представление обществу, – в сострадательном порыве выпалила Варенька. – Мой муж посодействует вам в этом.

– Я приеду! Непременно приеду! Быть с вами рядом, дышать с вами одним воздухом… только это счастье мне остаётся.

Он порывисто вскочил на ноги и сделал рывок в сторону девушки.

– Поцелуйте меня, – жарко выдохнул он, приближая лицо к варенькиному почти вплотную. – В знак того, что не сердитесь на меня.

Лицо юноши было неистовым и страстным. Таким его Варвара Ильинична прежде никогда не видела. Отчего-то она подумала, что теперешний петенькин поцелуй не покажется ей пресным. И уже готова была проверить своё предположение…

– Варвара Ильинишна…– заскребла Марфа в двери настойчиво. Не иначе, плутовка, подслушивала и решила, что пора вмешаться, пока, не дай Бог, не произошло чего-нибудь эдакого. – Пора.

Варя протянула Петеньке руку и слабо улыбнулась.

– Пора. Прощайте, Петенька.

Оставшись одна, она немного всплакнула, мысленно прощаясь уже со своим домом, со своим детством, со своей Родиной…

Глава 17

Софи была сражена видом Элизабет в фиолетовом наряде в самое сердце. Она долго щупала нервными пальцами ласкающий кожу шёлк, стараясь скрыть охватившую её зависть.

«Что я делаю не так? – проносилось в её хорошенькой головке. – Что нужно сделать, чтобы граф пленился моей красотой?».

Она без лишней скромности могла назвать себя красавицей: тонкие черты лица её были наполнены чувственностью, а сочные губы взывали к поцелуям.

«Неужели, нужно выглядеть, устрашающей взор, уродиной?».

Впрочем, не одна Софи терялась в догадках. Знак внимания, дарованный оборванке, такой явственный, занимал всю челядь Беллингтон-хауза. Перешёптывания и невероятные домыслы плодились со скоростью тли, напавшей на садовые деревья. Поэтому старый Хинли счёл возможным спросить графа Беллингтона о его дальнейших планах относительно неожиданной гостьи.

Чарлз, прихлёбывающий утренний чай, пахнущий жасмином, оттолкнул традиционную порцию жареного бекона и изумлённо изогнул брови. Ему почудилось в словах дворецкого тщательно скрываемый упрёк.

– Барбара останется здесь до тех пор, пока мне не надоест созерцать её потрясающую фигуру, – ответил Чарлз предельно честно. – Вот только её избитая рожа вызывает отвращение. Может быть, стоит предупредить её, чтобы подходила ко мне спиной вперёд? – спросил он совершенно серьёзно у ошеломлённого старика.

– Значит ли это, что она пользуется вашим особым расположением?

– Хинли, – Беллингтон быстро поднялся, отставляя чашку в сторону. – Вы смогли удивить меня.

Он направился к двери, не желая быть подвергнутым новым расспросам.

Дворецкий устремился следом несколько смущённый: кто же не знает высказывание прежнего графа Беллингтона о том, что он не склонен доверять слугам, вызывающим недоумение?

– Вы подарили девушке роскошное платье… – бормотал в надежде оправдаться.

– Это говорит лишь о том, что девушке нечего было надеть, а у меня целая комната набита женскими платьями. Сам я их носить не намерен. Будущую графиню Беллингтон я сумею одеть без помощи гардероба дядюшкиных любовниц. Что ж предосудительного вы нашли в том, что некоторая часть его будет использована по прямому назначению?

– Вы не предложили ничего подобного для Мэри или Софи.