Куколка

Губы Чарлза оторвались от её груди и метнулись к её лицу. Похоже, он забыл, что очаровывали его только совершенные пропорции тела. Граф отпрянул от устрашающей разводами маски и выругался сквозь зубы:

– Твоему мужу следовало бы выдернуть руки.

– Ах, милорду не понравилось изображение!

Бет пришла в ярость так же быстро, как поддалась любовной неге. Ведь это именно граф виноват в том, что её избил и едва не изнасиловал вонючий, скрюченный карлик!

– Можете отрубить мне голову и спрятать её в шкаф, чтобы не оскорблять свои эстетические чувства, – сказала она дерзко.

Желание покинуло Чарлза столь стремительно, что вызвало беспокойство. Только что в крови бушевал огонь столь бурный, что обещал восторги любви длительной и неуёмной. Избитое лицо, с коркой подсохших губ, больше похожее на нищую старуху послужило тем ледяным душем, от которого все члены вздрогнули и обмякли. Беллингтон был смущён. Он понимал, что зашёл слишком далеко в своих желаниях, сумел зажечь в женщине ответный огонь и так бесславно отступил. Поэтому дерзкие слова Барбары прозвучали для него новым упрёком.

– Можете забрать вещи и удалиться, – сказал он холодно. – Софи поможет вам одеться.

Весьма разумное предложение. Только с Элизабет творилось что-то невероятное. Она чувствовала себя оскорблённой: отшвырнуть её, как опустошённый бокал, как выпитую до дна бутылку! Не пригубив при том и маленького глоточка!!

«Скажи: благодарю вас, милорд – и уходи», – вещал голос разума.

– Вы предлагаете мне уйти босиком? – произнесла она вместо этого, распрямляя плечи и вздёргивая вверх подбородок.

– Разве есть другие варианты?

– Вы можете вернуть мои подушки или отнести меня на руках.

Лицо Беллингтона побледнело от гнева.

– Возможно, я начинаю понимать вашего мужа, – сказал он сквозь зубы и сделал шаг к женщине, намереваясь просто выставить её за двери спальни.

Элизабет стояла, напряжённо вытянувшись, прижимая к груди ворох одежды. Она не помнила, когда успела схватить с дивана дарованное ей платье; тонкие её запястья белели на фиолетовом шёлке вырезанными из слоновой кости изваяниями.

Чарлз, удивляясь себе, поднял женщину на руки и понёс.

– Вы уверены, что поведали всю правду о своём муже? – спросил он уже по доставке груза на место. – Возможно, он какой-нибудь лорд или особа королевской крови?

Элизабет за время своей транспортировки, наконец-то, обрела голову. Вопрос графа, явно нелепый (какой же лорд женится на простолюдинке?), прозвучал упреком её глупой гордости, почти чванливости.

– Прошу простить меня, милорд, – тихо сказала Бет. – Я благодарна вам за одежду.

На лице графа появилось выражение удовлетворённой снисходительности. Он, наконец, услышал то, что и ожидал услышать от безродной девчонки.

«Может быть, поблагодарить его и за дарованные поцелуи?» – вновь закипая, подумала Бет.

Желание быть благоразумной вновь испарилось, как утренний туман.

– Я не привыкла жить за чужой счёт, – сказала Элизабет твёрдо. – Пока вы предоставляете мне кров, я хотела бы отрабатывать своё содержание и прочие расходы.

Под «прочими расходами» она имела в виду, прежде всего подаренное платье.

– Учитывая ущерб, нанесённый моим подушкам, – холодно усмехнулся Чарлз от двери, – вы будете работать на меня целый год практически даром.

________________________________________________________________

*** Илья Савович известие встретил стойко.

Варенька, не мудрствуя лукаво, бухнула прямо с ходу:

– Папенька, я вышла замуж, – и втащила в кабинет Александра.

Сцена получилась комичной, поэтому Шербрук ничего не сказал, а только с улыбкой поклонился.

Господин Коржавин хотел сказать: «Полно шутить, дочка», но, завидев, что в роли жениха выступает английский граф, стал серьёзным.

– На Выселках венчались? – спросил он строго.

Золотистая голова дочери поспешно кивнула.

– Вы католик? – поворотился Илья Савович к зятю.

Варвара Ильинична растерялась: батюшка собрался начать схоластические споры? Или требовать немедленного признания православия единственно правильной религией во всем мире? От такого предположения девушке едва не стало дурно, она покачнулась и обвисла на руке мужа. Благодарению Бога все закончилось лишь коротким пожеланием папеньки в том, что граф не будет понуждать супругу отказываться от веры её предков.

Александр взглянул в беспокойно круглившиеся фиалковые очи, вдохнул аромат полыни, идущий от облака медовых волос, и ответил торжественно, будто поклялся, что быть диктатором не намерен, а потом обратился к Илье Савовичу.

– Я хотел бы сделать наше бракосочетание достоянием всего общества.

– Нет. Прошу вас, граф повременить с этим. Будет лучше, ежели пройдёт немного времени и, некоторые неловкости утрясутся сами собой. Езжайте пока в Санкт-Петербург. Познакомьтесь с нашими родственниками.

Конечно, господин Коржавин беспокоился более о своей репутации, чем о дочери. Не от чёрствости душевной, нет. Он рассудил здраво, что Варенька всё равно уже замужем; положение её незыблемо ещё и потому, что муж богат и от светского российского мнения независим. А вот он, Илья Савович, может быть осужден за попрание дворянского своего обещания.

Все, находящиеся в комнате, понимали это. Вот только воспринимали с разными чувствами.

Варе хотелось после нелепой процедуры венчания, принесшей больше разочарования, чем ожидаемой радости, чего-нибудь яркого, по-настоящему великолепного. Хотелось заткнуть рот всем сплетникам, шушукающимся сейчас о тайном, поспешном венчании, как о чём-то неприличном, почти постыдном. Она хотела праздника, но не решалась попросить об этом. И всё же она простила папеньку за его осторожность.

Шербрук немного презирал тестя за проявленную слабость. Сам он редко считался с мнением света, уверовав раз и навсегда, что общество должно принимать его безоговорочно. Уверенность эта зиждилась не на голом месте: пример отца, всегда поступавшего сообразно своим желаниям, был у него перед глазами. Александр понял, что свобода от некоторых предрассудков даёт свободу выбора. Именно то, что он всегда жаждал иметь.

При всём том, графа нельзя было назвать человеком безнравственным. Несомненно, у него были свои понятия о чести и бесчестии. Как видно, обмен английской невесты на русскую жену был сообразен с его личным кодексом, потому что раскаивания Шербрук не испытывал.

– Что ж, – Александр пожал плечами, – как пожелаете. Только у меня нет времени посетить вашу столицу достаточно долго. Я могу обещать краткий визит к вашим родственникам и знакомым…

– Прошу принять во внимание, – вклинилась Варенька сладким голосом: уж больно ей не понравился решительный тон супруга, как будто и не было рядом жены с её пожеланиями и намерениями, – что все родственники отныне – НАШИ.

– Как это верно! – поддержал дочь Илья Савович.

– Визит к НАШИМ родственникам будет краток, – поправился Шербрук под их совместным напором. – В Англии у меня осталось несколько незаконченных дел, требующих моего личного присутствия.

В столь изящную форму Александр облёк сообщение о своей предстоящей помолвке с леди Луизой Сент-Джон. Уж это, несомненно, требовало немедленного разрешения.

– Думаю, представление нашего брака обществу мы совершим в Лондоне. Все НАШИ родственники, естественно, будут оповещены и приглашены.

– Следует пригласить и Петеньку Лемаха. – Предложил Илья Савович настойчиво.