Рыжий клоун. Роман

– С банкиром я справлюсь сам, – поцеловав её в щёку, сказал Шарль. – А вот с костюмом – нет.

Лелэ рассмеялась.

– Прошлый костюм ты заносил до дыр. Интересно, на сколько хватит нового?

– На всю оставшуюся жизнь, – ответил Шарль. – А если серьёзно, то я намерен купить не один, а…

– Пять костюмов, – вставил свое слово Бебэ. Он стоял в дверях, не решаясь войти, и ждал удобного момента, чтобы вклиниться в разговор.

– Пока хватит двух, – деловым тоном проговорил Шарль.

– Тогда мы купим тебе чёрный и белый костюмы, – сказала Лелэ.

– Нет, лучше рыжий и белый, чтобы все сразу видели, что идёт настоящий клоун, любимец публики Бенош! – воскликнул Бебэ.

– Я не хочу, чтобы во мне видели клоуна, – нахмурился Шарль. – Я должен выглядеть, как молодой аристократ, решивший жениться. Сегодня я играю новую роль.

– О, ля-ля! Наш Бенош решил жениться? – густые брови Бебэ взлетели вверх.

– Мальчику – тридцать, самое время подумать о семье, – Лелэ улыбнулась.

– Я сказал, что играю роль, – повысил голос Шарль. – Или вы оглохли?

– Да, – хором воскликнули Бебэ и Лелэ. Шарль рассмеялся, чтобы скрыть подкативший к горлу комок. Ни к чему все эти вздохи, охи, сантименты. Ни к чему слова, что время упущено. Кто его упустил? Шарль? Нет, он считает, что никогда не поздно сделать шаг вперёд. Правда, он слегка погряз в повседневности, в привычности. Он стал щепкой, плывущей вниз по течению. А ему нужно вверх. Нужно всё изменить. Но… сказать, проще, чем сделать.

– На что я буду жить, если уйду из цирка? – проговорил Шарль, став серьёзным.

– Ты можешь найти любую работу, – ответила Лелэ. – Вопрос в другом, хочешь ли ты её найти?

– Да, Лелэ, ты, как всегда, права, – вздохнул Шарль. – Если есть цель, то к ней следует стремиться.

– Если бы ты поступил в театральную Академию семь лет назад, всё могло бы быть по-иному, – проговорила она, вспомнив, как огорчился Шарль, вернувшись с экзаменов.

Его не приняли, сказали, что набирают характерных актеров-злодеев, а он больше похож на шута. Ему посоветовали попытать счастье в цирке.

– Правда, я не могу ручаться за то, что вас возьмут, – сказал самый главный экзаменатор. – Смешить публику дело не простое. Нужен талант.

– Я смотрел в его поросячьи глазки и едва сдерживался, чтобы не выкрикнуть всем им, что я – любимец публики Бенош! Что я уже тринадцать лет смешу народ без всякого диплома. Что меня знают и любят не только в нашем городке, но далеко-далеко за его пределами, – Шарль мерил балаганчик широкими шагами, возмущаясь произошедшим. – Всё внутри меня кипело. Всё клокотало. Огненная лава готовилась вырваться наружу. Но я вспомнил, что играю роль аристократа, решившего узнать, что такое – театр. Узнать просто так из-за скуки. Я улыбнулся клоунской улыбкой, свысока глянул на людей, сидящих за длинным столом и проговорил:

– Благодарю за аудиенцию, господа. Все свободны. Прощайте. Не смею вас больше задерживать, – повернулся и вышел, тихонько прикрыв дверь.

На лестнице меня догнал седовласый человек, который сидел особняком от других экзаменаторов.

– Вы очень интеллигентный молодой человек, – сказал он. – Вы мне очень понравились. В вас есть что-то неуловимое, что-то…

– Клоунское, – подсказал я.

– Нет, нет, – покачал он головой. – В вас есть харизма, привлекательность, притягивающая собеседника. Вы всегда будете выглядеть лучше партнера. Всегда. В этом ваша беда.

– Прикажите изуродовать свое лицо? – рассердился я.

– Нет, – сказал он, вздохнув. – Я понимаю ваше негодование. Я его вам прощаю. Поймите, молодой человек, я пытаюсь утешить вас, объяснить, что вас не взяли, не приняли из-за того, что вы слишком неординарная личность. А им, – он махнул рукой в сторону приёмной комиссии, – нужная серая масса, глина, из которой они будут лепить себе подобных серых людишек. Вы им не подходите. Вы особенный. Кто ваши родители?

– Я – сирота, выросший среди беспризорников, – ответил я. – Сейчас я служу в цирке Шапито рыжим клоуном.

– А манеры у вас – аристократические, – улыбнулся он. – Вы так замечательно произнесли свою финальную речь, что мне захотелось встать и поклониться. Позвольте пожать вашу руку.

Я протянул ему руку. Он пожал её обеими руками и убежал, шепнув на прощание, что удача мне обязательно улыбнется. Мне стало легче. Захотелось совершить что-нибудь этакое, клоунское. Я громко свистнул, съехал вниз по перилам и толкнул ногой входную дверь. Стайка барышень разлетелась в разные стороны с оглушительным визгом. Я поклонился им и зашагал прочь.

– Всё. С Академиями покончено! – решил я.

– Может быть, тебе стоит попытать счастье ещё раз? – неуверенно спросила Лелэ.

– Ни за что, – отрезал Шарль. – Я всё понимаю с первого раза.

– Это уж точно, – улыбнулась она. – Такого смышленого ученика у нас с Бебэ никогда не было и не будет. Зачем нам новые ученики, если у нас есть Бенош?

– А почему у вас нет детей? – спросил он. Лелэ отмахнулась, схватила пустое ведро и выбежала из балаганчика.

– Ах, какой же я болван, забыл предупредить тебя, чтобы ты не заводил разговор о детях, – стукнул себя по лбу Бебэ. Прикрыл дверь, достал из сундука пачку пожелтевших фотографий, протянул Шарлю.

– Это Лелэ. Она была воздушной гимнасткой. Несравненная Мари Калиш – было написано на афишах, – голос Бебэ стал нежным, глаза увлажнились. – Танцы на проволоке, полёты под куполом цирка, головокружительные пируэты на трапеции… она блистала. Её любили. Ею любовались. Богатые кавалеры осыпали её цветами и драгоценными подарками. А она любила глупого рыжего клоуна Бебэ, который выходил на арену цирка в стоптанных башмаках и потрепанной одежде. Клоуна, которого никто не называл по имени. Никто, кроме Мари, не знал, что клоуна зовут Михаэль, – Бебэ сел на табурет напротив Шарля, вздохнул.

– У тебя красивое имя, – улыбнулся Шарль.

– Да. Лелэ оно тоже нравится. Но разговор сейчас не обо мне, а о ней, – он перешёл на шёпот. – Однажды в вагончике Лелэ появился богатый господин. Они долго о чём-то беседовали, а потом он широко распахнул дверь и крикнул:

– Я это так не оставлю. Вы поплатитесь за свою дерзость. А через три дня Лелэ сорвалась с трапеции. Кто-то перерезал страховочные ремни… – Бебэ поднялся, отвернулся к окну. Голос его стал глухим. – Мы думали, она не выживет. А она… – Бебэ повернулся, смахнул слезу. – Она утёрла всем нам носы. Лелэ – молодчина. Она – настоящий боец, герой. Вот только… она никогда не будет матерью. Мы постепенно свыклись с этим. Потом появился ты. Лелэ предложила считать тебя нашим сыном. Я согласился. Ты, Бенош, наш сын. Других детей у нас не будет. Всё, что есть у нас, мы готовы отдать тебе. Так что ты уж нас не подводи, сынок.

– Не подведу, Бебэ, – обняв его, сказал Шарль. Они спрятали фотографии в сундук и сели у окна.

– Скажи, Бебэ, а ты не думал о том, что страховку перерезал директор цирка, – спросил Шарль.

– Рудольф? Нет. Он слишком труслив, – покачал головой Бебэ. – К тому же он без ума влюблен в Мари. До сих пор влюблен. До сих пор без ума, – Бебэ рассмеялся. – Ты думал, я не знаю? Знаю. Я всё, всё, всё знаю, сынок. У нас с Мари нет секретов друг от друга.

– Я буду мыть полы, – громко сказала Лелэ, распахнув дверь. – Мне надоел ваш беспорядок.

– Дорогая, беспорядок в нашем балаганчике должен быть всегда, иначе он не сможет носить свое звонкое цирковое имя Балаганчик, – добродушным голосом проговорил Бебэ. – Оставь ведро, пойдём лучше бродить среди подсолнухов. Бенош, ты с нами?

– Нет, я останусь мыть полы. Не зря же Лелэ притащила это тяжёленное ведро, – сказал Шарль. Лелэ поцеловала его в лоб, подмигнула:

– Смотри не замочи барабан.

– А то что? – спросил Шарль, глянув на стоящий в углу пузатый барабан с отполированными палочками.

– А то прибегут гренадеры и заберут тебя с собой на бой, – ответила она, выходя.

Потом в балаганчике появились подсолнухи, которые стояли в ведре, источая сладковато-пряный аромат. Бебэ вышелушивал семечки, нахваливая директора, выбравшего это замечательное место для циркового шатра. Где бы они ни бывали, поле подсолнухов словно следовало за ними. Шарль всегда видел подсолнухи в окно своего балаганчика. Всегда…