Рыжий клоун. Роман

– Когда я счастливая вынырнула из воды, меня наказали, – улыбнулась Симона. – Целую неделю я провела в башне, поросшей плющом. Сидела у окна и представляла себя зачарованной принцессой, которую должен спасти рыцарь на белом коне. Непременно рыцарь, непременно на белом коне, – она рассмеялась, чуть запрокинув голову. – Я так расфантазировалась, что даже огорчилась, когда Паула сказала, что я свободна, что могу отправляться в свою комнату вниз. Мне так не хотелось вниз. Мне было так хорошо наверху рядом с облаками, что я решила совершить ещё что-нибудь запретное. Я прибежала сюда и… – она посмотрела на Шарля. – И поняла, что здесь на холме ничуть не хуже, чем в башне. Здесь даже лучше, потому что здесь – свобода. И ещё отсюда можно увидеть то, что нельзя увидеть из башни. Вон там, справа – распятие. Бронзовое распятие, отполированное руками воспитанниц. Все желают прикоснуться к ногам, рукам, телу Спасителя. Но мне больше нравится толстый Ангел, который прячется среди яблонево-вишнёвых деревьев. К нему никто никогда не ходит. Он очень-очень старый, хотя на вид совсем молодой, моложе нас. Он круглый трехлетний малыш. И ещё, он совершенно одинокий. Такой же одинокий, как я. Хотите на него взглянуть?

И, не дожидаясь ответа, помчалась вниз с холма. Шарль помчался следом. Ему захотелось звонко рассмеяться. Ему никогда ещё не было так хорошо и весело. Ветер свистел в ушах. Юбка Симоны шуршала, словно мышка в углу. Откуда-то издалека соловьиной трелью разливалась над садом музыка природы. Симона замерла, как вкопанная. Шарль рядом. Напротив белый трехлетний карапуз с крыльями. Белый гипсовый овал лица, испытующий взгляд безжизненных глаз, пухлые губы.

– Нравится? – переводя дыхание, спросила Симона, крепко сжав его руку.

– Для тебя – да, для себя – нет, – ответил Шарль. Симона раскраснелась от быстрого бега. Волосы выбились из гладкой прически, образовав два красивых завитка на висках.

– Скажи, почему ты меня позвала сюда? – спросил он, разглядывая её одухотворенное лицо.

– Мне показалось, что ты так же одинок, как этот Ангел, как я, – она повернула голову, посмотрела ему в глаза. – Ты, маленький рыжий клоун, стоял на большой арене, публика хохотала, а мне было совершенно не смешно. Мне казалось, что ты – Ангел, забытый всеми трехлетний карапуз со строгим взглядом безжизненных глаз. Я думала, вот смолкнет музыка, уйдут зрители, цирк опустеет, ты останешься совсем один… Мне намного проще. Нас здесь, в пансионе, много.

– Я тоже не одинок, – сказал Шарль. – У меня есть друзья-клоуны Бебэ и Лелэ.

– Но, несмотря на это, ты – одинокий человек, разве не так? – посмотрела испытующе, выпустила его руку из своей руки. Отпустила. Освободила

– Смотря что считать одиночеством, – улыбнулся Шарль, удивляясь прозорливости этого ребенка. Ему, в самом деле, было нестерпимо одиноко среди многолюдья.

– Я говорю про одиночество души, – прошептала она. – Сейчас я его не чувствую. А ты?

– И я, – шёпотом ответил он.

– Значит, ты захочешь прийти сюда ещё раз, – сказала она, улыбнувшись.

– Наверно, – проговорил он, тронув пухлую руку Ангела.

– Симона, пора возвращаться, – прогремел с холма строгий голос.

– Пора идти, – вздохнула Симона. – Паула зовет.

– А кто она такая, эта Паула? – поинтересовался Шарль.

– Паула – фрейлина воспитательница. Она следит за нами, заставляет надевать эти непроницаемые, торжественно-погребальные наряды. У нас даже ноги чёрные, – Симона приподняла подол, показав Шарлю ногу в чёрном грубом чулке. – Я не люблю Паулу. Она злая и жестокая.

– А мадам Ля Руж? – поинтересовался Шарль, вспомнив кареокий, проникающий в глубину сердца, взгляд.

– Я её боюсь, – призналась Симона. – Боюсь её красоты. Её нежного голоса. Её испытующего взгляда. Порой мне кажется, что она не та, за кого себя выдает. Она словно играет какую-то роль, прячет своё настоящее лицо, свои чувства за маской непроницаемой холодности. Так же, как ты, надеваешь маску рыжего клоуна, чтобы стать шутом, чтобы спрятать своё благородное лицо от всех и даже от себя.

– Симона! – голос Паулы раздался совсем рядом.

– Пойдём, – Симона сжала руку Шарля. Вновь взяла его в плен. Завоевала. Вверх они идут медленно. Молчат. У ворот она посмотрела ему в глаза, сказала негромко:

– Приходите ещё, если сможете, – выпустила его руку. – Да, забыла сказать, вам очень к лицу наряд молодого аристократа. До свидания.

Развернулась, убежала. Шарль распахнул ворота, задержался на минуту, думая о том, что не хочет уходить из этого удивительного места, из этого тишайшего безмолвия в свой многоголосый балаган. Но оставаться здесь нельзя. Здесь живут только юные воспитанницы в чёрных платьях-капканах.

– Мосье Шарль, могу я попросить вас оказать мне небольшую услугу? – голос-виолончель звучит откуда-то сбоку. Шарль оборачивается. Мадам Ля Руж смотрит на него и загадочно улыбается.

– Прошу вас, передайте, пожалуйста, этот конверт господину Шварцу Штанцеру. Это отчёт, финансовое письмо. Он его давно ждёт. Посыльный приедет только завтра, а вы…

– Конечно, я выполню вашу просьбу. К тому же я, как раз, направляюсь в гости к дядюшке, – проговорил Шарль. В глазах дамы блеснули огоньки любопытства. – Сегодня мы ужинаем в «Тиррас».

– В ресторане «Тиррас»?! – воскликнула мадам Ля Руж. Шарль кивнул. Она покачала головой.

– Господин Штанцер так расточителен. Но… Это не наше дело. Просто приверженность к роскоши всегда была для меня загадкой, – она улыбнулась. – Вы, мосье Шарль, можете подумать, что я скупая женщина. Но моя скупость – это всего лишь экономия времени. Мне жаль тратить драгоценные минуты, секунды на беготню по модным магазинам, ресторанам, ночным кафе. Живущему духовной жизнью ничего не нужно. Он может обходиться малым. Некрашеный стол ему нужнее полированного со множеством ящичков, забитых до отказа лишними вещами, захламляющими в первую очередь голову… Моя голова свободна от хлама. Прощайте. Кланяйтесь господину Штанцеру, -развернулась и ушла, шурша юбкой. Шарль закрыл ворота, провёл рукой по холодной бронзе, усмехнулся:

– Скупою вас, мадам Ля Руж не назовёшь. Возможно, Симона права, вы – великолепная актриса. От меня не ускользнул блеск ваших глаз, когда я вам сказал про модный ресторан. Вам захотелось поехать туда вместо меня. Но… вы нашли в себе силы справиться с сиюминутным желанием. Вы решили сыграть роль аскета, сделавшего выбор между вещью и сутью. Вы мастерски справились с поставленной задачей. Я даже поверил, что вы – существо не земное, не приземленное. Браво!

Дом банкира Штанцера – дворец с мраморными колоннами, широким крыльцом, множеством слуг, лакеев, привратников в дорогих ливреях и белых перчатках.

– Что изволите-с? – низкий поклон слуги.

– Письмо для господина банкира. Лично в руки, – Шарль играет роль богатого аристократа. Смотрит свысока на слугу, помчавшегося с докладом к хозяину. Через минуту на вершине лестницы – явление банкира. Безупречный чёрный костюм, белоснежная рубашка, шейный платок, заколотый золотой булавкой.

– Что вам угодно? – голос удивленный. Не узнает.

– Письмо от мадам Ля Руж, – чеканит слова Шарль.

– От Аспазии?! – восклицает банкир, легко сбегает вниз, вкладывает в руку Шарлю хрустящую купюру, забирает письмо. – Благодарю.

Шарль разворачивается, идёт к двери. Слышит, как банкир напевает:

– Моя любовь, моя любовь… Ас-па-зи-я!

– Да, такая женщина может очаровать любого, – думает Шарль. Он смотрит на деньги в своей руке, улыбается. – Мой дневной заработок! Спасибо, мадам Ля Руж, что вы попросили меня услужить вам. Я готов стать вашим посыльным, чтобы… – он поднял голову, посмотрел на облака, выдохнул:

– Чтобы видеться с Симоной. Этой девочке от меня кроме бесед ничего не нужно. А вам…

Он зашагал вперёд, насвистывая «сердце красавицы склонно к измене…»

Семь лет пролетело, промчалось, пронеслось стремительно, молниеносно. Симона выросла. Получила прекрасное образование. А он, Шарль, продолжал смешить достопочтеннейшую публику, надеясь, что однажды сучится чудо – в рыжем клоуне увидят принца датского. Кто увидит?

Шарль поднялся, отшвырнул цветы носком клоунского ботинка, шагнул в балаганчик, взял письмо Симоны. Почерк у неё почти не изменился. Буквы стали потоньше и помельче. Экономила бумагу. Хотела сказать много. Сказала даже больше, чем хотела.

– Малыш Бенош решил засыпать пол цветами илию..? – голос Лелэ ударился в спину Шарля. – О, ля-ля! По-моему, здесь нужна моя помощь.

– Да, – сказал Шарль, протянув ей письмо. Лелэ углубилась в чтение, а Шарль принялся лихорадочно стирать с лица грим.

– Поможешь мне выбрать костюм? – спросил он, глянув на Лелэ через зеркало.

– Конечно, – ответила она. – Что думаешь делать?

– Поеду в дом банкира, – ответил Шарль, сбрасывая наряд клоуна.

– Зачем? – поинтересовалась Лелэ.

– Понимаешь, Лелэ, – взяв её за плечи, сказал Шарль, – Симоне исполнилось двадцать лет. Она не может больше жить в пансионе мадам Ля Руж. Она отправится в дом своего опекуна банкира Штанцера. А он…

– Может придумать всё, что угодно, – нахмурилась Лелэ. – Хочешь мы поедем с тобой?