Шарль вошёл, осмотрелся. Вдоль стен от пола до потолка – книжные шкафы со стеклянными дверцами. Большой кожаный диван. Напротив неполированный письменный стол с одним большим ящиком, из которого Шварц достал папку с гербом. Водрузил на нос пенсне, откашлялся, прочёл:
– Дорогие дети! – посмотрел на Симону и Шарля, сидящих на краю глубокого дивана, усмехнулся. – Вы похожи на испуганных птенцов, выпавших из гнезда.
– Мы похожи на узников, ждущих смертного приговора, – проговорил Шарль, крепко сжав руку Симоны.
– Люблю, – прошептала она и закрыла глаза.
– Дорогие дети, я рад, что вы нашли друг друга! – весело воскликнул Шварц. А Шарль почувствовал, как к горлу подкатился комок, и захотелось разрыдаться. Впервые за много лет, ему хотелось кричать от боли и отчаяния. Но он сидел на диване, немигая смотрел на книги за спиной банкира, слушал. Ждал, когда же прозвучит приговор, когда опустится гильотина.
– Симона, рядом с тобой сидит мальчик, которого ты, пятилетняя, хотела спасти, – Шварц улыбнулся, посмотрел на Симону. Она открыла глаза, задумалась, припоминая, кивнула.
– Помнишь, мы зашли в цирк Шапито на окраине города, – голос Шварца зазвучал бодрее. – Сначала под куполом летали гимнасты, а потом вышли клоуны, рыжий и белый. Они вывели на арену мальчика и принялись заталкивать его в пушку вместо снаряда. Ты схватила меня за руку и потребовала:
– Папа, спаси его! Спаси его немедленно.
– Погоди, – обняв тебя за плечи, проговорил я. – Это цирк, дорогая, с мальчиком ничего плохого не случится, вот увидишь.
– С ним уже случилось плохое, – нахмурилась ты. – Зачем он здесь, а не в гимназии, как кузен Лео? Где его родители? Почему они позволяют мальчику пропускать занятия?
– Наверное, его родители тоже работают в цирке, – предположил я. В это время грянул выстрел, пушка развалилась, на публику посыпались разноцветные бумажные звездочки. Мальчик поклонился и убежал за кулисы вместе с клоунами.
– Папа, прошу тебя, спаси его, – прошептала ты, глядя на меня полными слёз глазами.
– Симона, этот мальчик счастлив. Ты же видела, как он радостно улыбался, – сказал я.
– Прошу тебя, папа, – еле слышно вымолвила ты. – Я знаю, знаю, что ему нужна помощь.
– Ну, хорошо, – пожав твою руку, сказал я. – Мы спасем твоего мальчика.
Я усадил тебя в ландо, а сам пошёл к директору цирка.
– Как зовут мальчика, помощника клоунов? – спросил я, представившись.
– Бенош, – ответил он. – Этот мальчик не так мал, как вам показалось. Ему уже пятнадцать. Он подает большие надежды. В новой программе у него будет свой номер. Он станет самым юным рыжим клоуном.
– Скажите, а Бенош – это имя мальчика?
– Нет, нет, его зовут Шарль, – улыбнулся директор. – Бенош – это сценический псевдоним, который придумали клоуны.
– А кто родители этого мальчика? – поинтересовался я.
– Он сирота, – проговорил директор.
– Мальчик-сирота по имени Шарль, – задумчиво проговорил я и поднялся. – Господин директор, могу я попросить вас об одном одолжении? – он вытянулся в струну. Я положил на стол несколько крупных купюр и сказал:
– Я буду поддерживать ваш цирк, а вы маленького клоуна. Пусть он не меняет свой сценический псевдоним. Пусть он всем представляется – Шарль Бенош.
– Обещаю, что в новой программе, мы так и объявим: рыжий клоун – Шарль Бенош! – пообещал директор. Я поклонился и вышел.
На улице меня чуть не сбил с ног вихрастый паренек. Он удирал от толстой девочки, которая кричала что-то грубое ему в спину.
– Простите, ваша честь, – улыбнулся мальчик, собираясь прошмыгнуть. Я задержал его, желая расспросить про мальчика-помощника клоунов, но, увидев на правом предплечье родинку в виде запятой, онемел. Передо мной стоял малыш, которого мы искали десять лет.
– Тебя зовут Шарль? – спросил я.
– Нет, меня зовут Бенош, – ответил он гордо, вырвался и убежал.
– Мой дорогой мальчик, мой милый Шарль, прости, что я сразу не рассказал тебе обо всём, что сразу не забрал тебя с собой. Я растерялся. Да, да, растерялся. Впервые я не знал, что делать, как поступить. Я пошёл искать тебя среди пестрых цирковых вагончиков. Меня остановил добродушный толстяк, поинтересовался, что я здесь ищу, и усмехнулся.
– Легче поймать ветер, чем нашего Беноша.
Я повернулся и побрел к экипажу, поджидавшему меня у выхода.
– Симона, ты была права, – сказал я, усаживаясь напротив. – Это тот самый мальчик, которого мы должны спасти.
Шварц посмотрел на Шарля, улыбнулся.
– Вы помните этого господина?
Шарль кивнул. Картинка прошлого так ясно всплыла в его памяти, словно всё происходило пару минут назад. Высокий господин смотрит на него добрыми глазами и улыбается. А ведь он, Шарль, чуть не сбил его с ног, убегая от Матильды, дочери директора. Господин, почему-то говорит с ним шёпотом. Это веселит Шарля. Он показывает ему язык и мчится прочь. Он увлечён игрой, ему нет дела до господина, расхаживающего по задворкам цирка. Пусть волнуются и переживают взрослые. А ему, Шарлю, нечего бояться. Он давно не бродяжничает. Он обрёл надежную защиту в лице Лелэ и Бебэ. Теперь он – клоун, рыжий клоун Бенош. Шарль улыбнулся:
– Я помню этого господина.
– Прекрасно, – проговорил Шварц и продолжил чтение письма.
– Мама, мама, мы нашли мальчика, которого надо спасти! – закричала Симона, вбегая в дом. Евгения подняла на меня испуганные глаза.
– Да, дорогая, Шарль нашёлся, – улыбнулся я.
– А где, где он? – воскликнула она.
– Он служит в цирке рыжим клоуном, – ответил я.
Евгения прижала ладони к губам, воскилнула:
– Слава Всевышнему, сын Натали и Эдуарда жив!
– Да, Шарль, ты не наш сын… – Шварц сделал паузу.
– Что? – спросила Симона.
– Что? – выпрямил спину Шарль.
– Ты не наш сын, Шарль, – ещё раз повторил банкир. – Ты сын женщины, в которую я был безнадежно влюблен. Так же безнадежно, как Шварц Штанцер в Аспазию Ля Руж… Я впервые увидел Натали на балу и потерял рассудок. Я пошёл к ней через весь зал, забыв о правилах приличия, забыв обо всём на свете. Она показалась мне эфемерным созданием. Я боялся, что её сейчас не станет, что я не смогу поговорить с ней. Не знаю, почему мне захотелось сказать ей несколько слов? Я даже не подумал о том, что могу скомпрометировать её, что мой поступок могут неверно истолковать.
– Что вам угодно? – загородив Натали собой, спросил человек в дорогом мундире, украшенном орденами.
– Позвольте засвидетельствовать своё почтение, – проговорил я, понимая, что совершил непоправимую глупость.