Полёт японского журавля. Я русский

– А для чего же тогда носить крест, если всё внутри?

– Хороший вопрос, – усмехнулся старик. – Это паря долго объяснять, да и не поймёшь ты. Перепутано всё людьми, давно перепутано. Придёт время, всё распутается, а пока носи его, если не в тягость. Ведь хранил он тебя всё это время. Место касания его с телом всегда держи в уме, из него и свет выпускай.

– Но кого-то не сохранил крест.

– На всё воля божья, сынок, – с грустью в глазах сказал старик. – Ты это тоже со временем поймёшь. Давай-ка пока мхом займёмся. Щели в брёвнах хоть руку просовывай. Торопился я с пазами, боялся не успеть, но гляжу, укладываемся. Нам ведь скоро обратно, время-то летит.

Однажды Михаил ушёл бродить один. Поднявшись ещё в предрассветных сумерках, он тихо собрался, сунул под язык последний кусок солонины, и пошёл уже нахоженной тропой, решив во чтобы то ни стало выследить зверя. Двумя днями раньше он напоролся на стадо свиней, но кто-то из охраны вовремя учуял его, и «обфышкал», как выражался дед. Тогда Михаил понял, что зверь в лесу, действительно, умней человека. Человека, но не охотника. Он заранее приметил гряду больших камней, под которыми расположилась дубовая роща. Всюду было видно рытьё, кабаны время от времени приходили и вспахивали землю, и хоть в ней уже вряд ли можно было отыскать прошлогодний желудь, дикие свиньи всякий раз возвращались, надеясь на поживу.

По совету старика, Михаил стал представлять, как дикие свиньи сами идут к нему в гости. Сидя на камнях, охватывая взором всю поляну, на которой тесным порядком в глубину уходили молодые дубки, он вообразил большую дикую свинью, с которой однажды столкнулся на деляне, когда отбывал срок в лагере. Тогда зверь сильно напугал его, оставив в душе яркое впечатление. Этим впечатлением он и воспользовался, когда представлял свою будущую добычу. Занятие с воображением так захватило его, что он прозевал настоящий подход зверя. Опомнился он, когда под самым его носом, в пятнадцати метрах, роясь пятаком в рыхлой земле, стояла большая чёрная свинья. Вокруг шустро суетились маленькие полосатые поросята. Зрелище так взволновало, что он едва не выронил из рук ружьё. Стараясь не шевелиться, он стал высматривать будущую жертву, но никак не мог решить окончательно, кого выбрать. Поросята были слишком малы, а свинью убивать он не имел права. Он уже отчаялся, как вдруг заметил в глубине поляны молодого подсвинка. Скорее всего, это был прошлогодний поросёнок. Подсвинок тёмным пятном неподвижно стоял среди кустарника и как будто что-то чуял, готовый сорваться с места. Медлить было нельзя.

От выстрела поляна превратилась в ураган. Дым долго не давал понять, попал он или нет. Когда дым рассеялся, поляна была пустой, а на её краю дрыгался тот подсвинок. Михаил ещё раз прицелился и выстрелил, как учил дед Тимофей.

Он долго стоял в нерешительности перед своей жертвой. Это была молодая свинья. Поняв это, Михаил смутился и даже немного расстроился, но потом успокоил себя тем, что никак не мог узнать такой тонкости. Азарт и вспышка восторга незаметно ушли, он немного посидел над своей добычей, а потом достал из котомки верёвку, туго перевязал челюсти жертвы, пропустив между ними край верёвки, как учил Тимофей, и, впрягшись в импровизированную упряжь, словно бурлак, поволок добычу домой.

– Ну, теперь ты настоящий охотник. Ну, молодца, молодца, – не мог успокоиться старик, осматривая зверя со всех сторон. – Такого борова завалил.

– Так ведь это чушка.

– Правда, что ли? А, и вправду, чушечка. Ну да ладно, ничего не попишешь. В этом возрасте они все одинаковы, так что не угнетай себя. Она для тебя пришла, понял? Другую матка отогнала бы, а эту нет. Это она для тебя её оставила.

– Но так не бывает!

– Хочешь, верь, хочешь, думай по своему, а добыча вот она, а табун целёхонький в лесу. Однако жируем, паря! Свининкой-то потешить себя. Преснятина уже вот где стоит. Но каков же охотник! – продолжал выплёскивать восторги старик. – А ты что, привёл её, выходит? Сидел на камнях, и ждал? Ну, силён, молодец. Значит, освоил науку, понял как приваживать. У меня самого не всегда выходит, а в последнее время даже не пробую. Порадовал.

Михаилу стало неловко от похвалы старика. Она поставила его в неловкое положение, но вместе с тем он неожиданно увидел в себе нечто напоминающее образ петуха, важного и самодовольного, расхаживающего вокруг своей добычи.

– Это паря гордость в тебя пробует пролезть, – после размышлений пояснил Тимофей, когда Михаил поделился впечатлением. – Хорошо, что ты увидел это в себе. Совсем её не прогонишь, да и не нужно, держи её ниже колен, а чтоб загнобить её, кукарекни несколько раз. Я не шучу. А то так и полезет вверх. Ты же петуха увидел.

– А если свинью увижу?

– Тогда хрюкни.

Дед Тимофей так заливисто рассмеялся, что заразил смехом и Михаила. На этот раз обошлись без хрюканья, но Михаил чётко осознал, что овладевает человеком в присутствии поверженной жертвы, и что надо делать, чтобы не заболеть гордыней.

Дед Тимофей был в ударе, казалось, он больше был рад удаче, чем сам Михаил. Разделывая тушу, он объяснял, как правильно и быстро это делать. Потом был дурманящий запах жареных потрохов и фантастическое по вкусу блюдо.

– Смотри не лопни, – шутил дед. – Ладно, сегодня праздник, ешь от пуза свою добычу, организм молодой, всё переварит. А мне уж хватит, жирная еда не делает меня здоровее.

Михаил поймал себя на догадке, что старик рассуждал так же как и Ли Вей. Это было и странно и понятно. У них было одно прошлое, и, возможно, общая школа выживания. В этом путешествии он много узнал о Ли Вее, о том, что в действительности развело их в разные стороны.

Сидя у костра и накрывши плечи шинелью, старик вдруг заговорил о Ли Вее. Это было так неожиданно, что Михаил подумал о том, что Тимофей может читать мысли.

… – Ох, лиса же этот твой Ли Вей. Ох и лис…– Он же на оба фронта работать умудрялся, – произнёс дед Тимофей, усмехаясь самому себе.

– Это как? Расскажи. Почему ты так сказал? Лис… Это так похоже на него, но раньше я так не думал. Расскажи.

Некоторое время Тимофей молчал, отстранённо смотря куда-то в пустоту, всё так же усмехаясь:

– Был такой офицер, ещё до переворота, революции, то бишь. Ротмистр, Шварц его фамилия была. Вячеслав Аркадьевич Шварц.

– Ты так сказал, словно он твоим командиром был.

–Так оно и было, – недовольно пробурчал Тимофей.

– Ротмистр, это кто будет по-нашему? – непринуждённо снова спросил Михаил.

– Не знаю как по-вашему, а по-нашему это вроде есаула, если хочешь, полковник. Вот с ним наш Иван имел дело.

– Какое дело?

– Обычное. Шпионское.

– Но как такое вышло? Он же простой китаец.

– Оно и надо было, чтобы китаец. Шварц разведкой руководил во время русско-японской войны, сотней командовал особой.

– И ты в его сотне был?

Тимофей нехотя кивнул: – Угадал.

– Особая, значит в диверсионные рейды ходили, в тыл врага.

– Именно так. Неплохо, гляжу, тебя подковали.

– Ну а дальше что было?

– Дальше… Про хунхузов, надеюсь, слыхал. Вот с ними Шварц и сотрудничал во время войны, и внедрил в один их отряд Ивана.

– Мне всё же не понятно, откуда он знал какого-то китайца.

– Да… Въедливый ты Миха, и впрямь разведчик. Верно, простой китаец, к тому же ещё молодой, сопляк, такой и за версту к казакам не подойдёт. Он ведь и помладше меня будет. Тут копать вглубь надо, ворошить прошлое, а в нём немало нелицеприятного. – Тимофей тяжело вздохнул, потом поднялся над костром, словно распрямляя некогда могучее молодое тело, вызывая в нём память прожитых непростых лет. – На КВЖД я с ним встретился, там первую службу проходил. Нас из Забайкалья пригнали для охраны железной дороги, а он в найме был. Да китайцев там пруд пруди было. Но Ли выделялся. Любопытный он, душевный, что ли, к русским тянуло его. А ещё и крестик его приметил, так и сблизила судьба незаметно. На коне курсируешь вдоль полотна, а китайцы все чернющщи, что негры, рельсы тянут, молча, искоса поглядывают, побаиваются, про себя гыр гыр, лопочут, а что, сам чёрт не разберёт. А тут Иван. Он же язык знал русский, говорил чисто, что брат родной, но гортанно, по своему, его потом переводчиком поставили. В общем, в гору пошёл. Мы всё строительство охраняли, а там же воровство было. Хунхузов попугивали, чтоб неповадно было. На роздыхе, когда никогда веселье устроим, пляшем, гудим по-казачьи. Он шибко наши песни любил. Потом уже случайно в Маньчжурии встретились, когда война с вашим братом началась, с японцем. –Михаил лукаво улыбнулся, но под пристальным взглядом старика опустил голову.

– Кровь то все проливали, Миша, так что оставь ухмылки. Ну так вот… Он же корнем промышлял, женьшенем, местность знал отменно, и с хунхузами имел связь, потому лис был ещё тот. Его и порекомендовал я Шварцу, когда прижали нас японцы в девятьсот пятом. А тому где узкоглазого взять? Так просто не сыщешь, нужен свой человек, надёжный, и чтоб с головой. Русского к хунхузам посылать, это что на гибель. Иван подходил, но согласился не сразу. А как в роль вошёл, то уж всё. Он вроде курьера был.

– И русские с ними сотрудничали, с хунхузами?

– Именно так и было. Выглядит нелицеприятно, но у войны свои законы. Тут не попишешь. Волка, конечно, на привязи не удержишь, а хунхузы что волки, им всё равно, чью кровь пускать, и от денег они не отказывались. Отвернёшься, а они уже украли что-нибудь.

– Они же грабили простых людей, в рабство забирали. И русских тоже.

– На то они и хунхузы, верно. Русские для них были врагами. Но на тот момент враг один был.

– Наши? Ой, я хотел сказать японцы?

Тимофей заливисто рассмеялся, и так хлопнул Михаила по плечу, что тот едва не повалился на землю.

–Точно! Ваши, а то чьи ещё? Брось Миха, всё я понимаю. Ты как собака посреди двух дворов, и от обоих кости летят, а служит тому, кого цепь короче. Ладно, не бери на свой счёт. Ну конечно, японцы. Война же шла, и Ваня всё это понимал, хоть и в России жил. Вот Шварц его и стал использовать как шпиона. Хунхузам, тем кровь японскую пустить не грех, поэтому Шварц имел с ними договор, и платил им за набеги, за языков, которых хунхузы для него ловили, японцев, то бишь. В тихоря оружие подкидывал, не самое хорошее, в основном патроны для наших трёхлинеек. Они у хунхузов ценились, а без патронов сам понимаешь… Бывало и сам вместе с ними в японские тылы ходил, смерти Шварц не боялся. Но для меня его подвиги, честно скажу, не по душе были, хотя, сделал он много полезного, и казаков берёг. Был в округе среди хунхузов главарь, Туньян. Известной был личностью. Держал в страхе всю Маньчжурию, многие его боялись. И с виду так себе, не сказать что богатырь, но взглянет… Душа в пятки ползёт. Сам видел раз его, другого такого поискать. Страха не знал, в отряде дисциплину держал строгую, а за нарушение устава голову рубил. Да ещё и тому, кто заручался, чтобы неповадно было. Правило у хунхузов было, за новичка поручаться. Вот с этим Туньяном наш Ваня имел связь. К нему, разумеется, не особо с доверием, но тоже полезный, языком же владел русским, ну и местность хорошо знал. Как-то обоз захватили японский, ну и взяли языка, офицерика, а тот откупаться стал, со страху видать. Хунхузы-то на деньги падки, на то и разбойники. Японец решил перехитрить хунхузов, но Туньян его раскусил, и за обман решил казнить, Шварцу не отдавать. А разговор у них простой – голову с плеч. Но тянул до последнего, и Иван решил этим воспользоваться, ну и выкрал его, к русским притащил.