– Заливай, котяра.
– Говорю тебе шаманка. Она в молодости превращаться могла. Семён тоже умеет, но не любит это дело, а она запросто и сейчас, хоть и сто лет ей уже.
– Чё ты мелешь! Кася ты чё, совсем уже, нас за баранов держишь? Сто лет… И чё, ты хочешь сказать, что Семён в зверя может превратиться? Ты, наверное, сказок начитался.
– Пашок не знаешь, не говори. Думаешь, в школе прочитал про му-му, то всё знаешь?
– Зато ты всё знаешь, – Пашка насупился и погрустнел. – Тебя послушать, все нанайцы колдуны. Завтра пойду и найду твои развалины. Вон Димик со мной пойдёт. Да бля буду, ни хрена там нет. Что, правда, видел развалины типа ракетой?
– Да пошёл ты. Фома не верующий. Говорю, видел. Туда до горы идти полдня, а потом ещё вверх ползти часа три. Но это ерунда. Нанайцы говорят, что там чёрт следы путает. Заблудиться можно легко. Я тогда с одним геологом пошёл, ему надо было там пробу взять, а он всё время торопил меня, пока я шнурки завязывал. Не люблю не собранным идти. Перед долгой дорогой спешить нельзя. Надо рюкзак собрать, костёр затушить, а он как курица кудахтает – пошли да пошли. Ну и пошел впереди меня, мол, догонишь. Так я и не догнал его. Один дошёл до самого верху. Боязно было, думал его медведь схавал. Красиво там. А когда вернулся вечером, он сидит у костра, пришибленный. Не мог из леса выйти никак. Там же тропка есть. Как он сбился с неё не пойму. Говорю, чёрт его водил. Так что ты погорячился братан. А то, что война там была, нанайцы не соврали. Дыру в стене, куда снаряд попал, я сам видел. Там камни метра по два длинной, во все стороны торчат, и вокруг валяется куча таких же. Я не представляю, какой ракетой так можно долбануть. Я где-то в журнале читал, что раньше на земле и летать умели, и вообще…
– Ну… И чё ты замолчал? Не знаешь что соврать? Раньше… – Пашка тоже задумался. Касин рассказ заставил его уйти в себя, но ненадолго: тот вечер только начинался.
В эту ночь, на удивление, было очень светло, луна висела как никогда яркая и круглая, и светила словно электрическая лампа. Странным было и то, что не было комаров, ни одного, даже в траве. Пашка ходил по табору босиком, в одних штанах, почему-то с топором, и глядел на всех задумчиво, словно не узнавал. Кася тоже выглядел чем-то озадаченным:
–Нанайцы говорили, что сегодня ночью папоротник зацветёт, по лесу духи бродить будут. Они даже мухоморы едят, чтобы глюки были, – пробурчал он, старательно разгрызая щипчиками прессованную коноплю. – Под это дело тоже хочу крутой косяк сделать. Может, в натуре, не врут про папоротник. Ты как Пашёк? Поддержишь компанию? Или бобо? Остап, наверное, десятый сон видит, а у меня ни в одном глазу. Точно луна влияет. Вон и Димик как лунатик бродит. Демьян! Ты смотри, далеко не отходи, а то мало ли.
–Кончай жути наводить, – отозвался Андрей, не высовываясь из-под своего одеяла.
–Я думал ты дрыхнешь. Ты как, Андрюха, курнёшь, за компанию? Сейчас такой косяк забацилю, на луну полетишь с одной затяжки. Ты такого даже не нюхал. Крышу точно сорвёт. Тут как раз кропалей на два косяка конкретных.
–Зачем два? Одного хватит.
–Это чтобы Пашка тоже по мозгам шарахнуло. А то ему всё мало.
Пока Кася возился с косяком, братья молча притащили целый ворох сухих веток. Костёр сразу вспыхнул, словно в него бросили спички.
–Пахан, кончай пожар устраивать, чё тебе, света не хватает. В натуре, светло как днём. – Кася вскочил, и стал вытаскивать из костра уже занявшиеся пламенем дрова. – Пашок, в натуре сгорим, вон сетка уже дымит.
Наблюдая за суматохой, Дима случайно обратил внимание, что все Касины приготовления слетели с импровизированного столика, на котором тот готовил своё зелье. Даже не помышляя о плохом, он подобрал уже приготовленную козью ножку, забитую кропалями, и на некоторое время застыл в ожидании реакции, но на его движения никто не обратил внимания: все дружно ругались и тушили пламя. Рука сама сунула папиросу в карман, но при этом Дима решил, что до последнего будет молчать, и разыграет толпу, а в конце отдаст. Но когда Кася обнаружил потерю, его реакция была неожиданной:
– Прикинь Андрюха… Косяк забитый куда-то делся. Только что был, и не стало. Я же видел как он свалился с кирпича. В натуре куда-то пропал. Не иначе местные духи стырили.
–Или мыши, – предложил версию Остап.
–Или Демьян, – расхохотался Кася. Дима почувствовал себя уязвлённым, и уже захотел вытащить свою находку, как в диалог влез Пашка.
–Ты чё Касинский на моего брата гонишь. Ему твоя дурь даром не нужна, он спортсменом будет великим.
– И всех нас победит, – поддакнул Кася, при этом даже не переживая за потерю косяка. – Да хрен с ним, с косяком. У меня ещё есть, сейчас второй забью. Ну чё, кто первый пыхнёт? Диман, давай с тебя.
Димку словно парализовало, от того положения, в котором он оказался. Сначала он хотел выйти из круга, и незаметно подбросить козью ножку к тому месту, куда она упала, но потом, почему-то, передумал. На Касино предложение курнуть он лукаво ухмыльнулся, и даже подвинулся ближе, давая понять, что ему хватит и дымка.
Когда косяк пускали по кругу, Кася как всегда был в ударе, травил анекдоты, потом незаметно все улеглись. Бодрствовать остался только Кася, оставаясь в одних трусах, и потягивая из кружки остатки своего убойного чифира. Дима всё ещё не знал как поступить с тем, что лежало в кармане, при этом незаметно наблюдая за товарищем; Касины глаза поблёскивали в свете огня, словно их хозяин замышлял что-то необычное.
–Завтра уходим, – почему-то тихо произнёс Кася, словно догадываясь, что Дима ещё не спит. – Достало всё до чёртиков. И чё то как-то стрёмно стало. Ты как? Ничего не чувствуешь? Я такой тишины не помню. Вчера Семён проходил мимо, сказал, что если пойдут ливни, то дорогу размоет.
Дима пожал плечами, хотя слова друга вызвали в нём странное чувство. –Надоело здесь, мамаша наверное потеряла нас.
– Тебе с нами делать нечего, – особенно со мной. Мы торчки, наркоманы. Ты про ханку слышал?
–Озеро такое.
–Ханка это наркотик, – прошептал Кася. – Типа, героин, его колят шприцом в вену.
–Ты колол? –у Димы даже засосало под ложечкой от страха.
–Дурь меня уже не торкает. Так, чучуть. Поначалу только. От ханки вообще другой приход, тебе не понять. Никогда не колись, и не кури. А мне уже, наверное, не съехать. Только ты пацанам не говори. Хотя, всё равно узнают. – Кася досыпал в кружку свежей заварки, последней из того, что привезли с собой, залил кипятком, и немного выждав, залпом выпил всю кружку. Глаза его округлились, а тело какое-то время пробивала дрожь. – Один раз видел как корейцы коноплю собирали. Баба с мужиком. Прикинь, они голыми, в одних трусах и башмаках, бегали по пятаку. Мне предлагали присоединиться, но я отказался. Из-за мошки. Потом зелёнку соскребали с тела. За час на целый коробок насобирали. Меня потом раскурили, у меня такие глюки пошли… Сижу, угораю, вокруг бабы голые бегают. Такая ржачка напала, до сих пор живот болит. –Касю ещё раз передёрнуло, он поднялся и отстранённо посмотрел в сторону леса. –Хочу на последок как корейцы попробовать.
– Ты хочешь по конопле бегать? Темно же. Вован, ты обалдел?
– Ерунда. Луна яркая. Ты только мне кроссовки одолжи свои, а то мои кеды развалились, боюсь, не дотянут до Хабары. Да не боись, ничего с ними не сделается за один раз. Главное потом помыть их в воде, а то от росы точно задубеют.
Кася бесцеремонно натянул Димкины кроссовки, которые, на удивление, пришлись ему впору, и словно его кто-то тянул, кинулся в заросли конопли. Поначалу Дима даже не поверил, что такое может быть – бегать голым по лесу, да ещё среди ночи. Костёр уже догорал, от чего стало жутковато. Неожиданно он вспомнил, что в кармане лежит папироса с дурью. Он огляделся, опасаясь, что могут увидеть, потом взял головешку из костра, и отойдя на несколько метров от табора, закурил. Конопля сразу вызвала во рту горький привкус, и первым желанием было выбросить окурок. Но выбрасывать его было, почему-то, жаль, словно он стоил больших денег. В памяти сразу всплыл случай из далёкого детства, когда он тайком купил в магазине сигареты, и в одиночку закурил. Ему нравилась картинка на пачке, где была нарисована лайка. Из-за этой картинки он решил, что сигареты вкусные, но оказалось не так: было противно и горько.
Украдкой делая глубокие и частые затяжки, Дима долго не мог вздохнуть полной грудью, словно в теле стоял предохранительный клапан, но постепенно голова стала лёгкой, а дыхание медленным и глубоким. Вдалеке мерцал огонёк угасающего костра, луна зашла за вершины темнеющей стены леса, вокруг было темно и тихо. И вдруг в ушах, и как будто за спиной, стал нарастать непонятный шум, переросший в грохот, словно рядом взлетал сверхзвуковой самолёт. Дима даже не успел сообразить, откуда этот грохот, как всё вокруг изменилось, и тогда он понял, о чём говорил старик. Он оказался «там», как будто прошёл сквозь зеркало. Мысли из головы ушли, и это ощущение пустоты для Димы оказалось настолько новым, и в то же время приятным, что захотелось полететь. Тело тут же поднялось, при этом он даже не напрягал ни рук ни ног, а потом он увидел то, что выходило за рамки его понимания, но в то же время нисколько не пугало, – он продолжал лежать на траве, и в то же время стоял рядом со своим телом, словно раздвоился. В ту же секунду каким-то непонятным образом он увидел несущееся где-то среди кустов существо, похожее на странное животное, скорее всего собаку. Потом он понял, что это Кася, однако, тот факт, что он в это же время выглядит как собака, нисколько не удивил. Он и раньше видел в Касе это существо. Дима захотел приблизиться к нему, и в ту же секунду услышал, словно внутри головы, голос: «близко не приближайся». Вокруг никого не было, но голос был как настоящий. В это время Кася тяжело дышал, даже хрипел, он снова был Касей – человеком, продираясь среди зарослей, и собирая голым телом липкую смолу с густых бодылей конопли. Маховики его рук работали словно мельница, захватывая листья, стебли; он ни на что не обращал внимания, полностью поглощённый своим занятием. Так продолжалось какое-то время, должно быть час, а может и больше: время словно остановилось. В то же время Дима осознал, что чем больше находится в этом новом для себя мире, тем труднее ему будет вернуться назад. Неожиданно он увидел рядом тусклый зелёное свечение, исходившее из травы. Он подумал, что это, наверное, папоротник, и стал приближаться. Движение по-прежнему происходило само, он просто двигался за счёт одного желания. Но постепенно стал чувствовать, что в теле появляется тяжесть, а в душе одиночество и тоска. В это время зелёное свечение было совсем рядом, и Дима услышал звук, исходивший из глубины этого света. Он был неприятный, словно трава была живая. Он дотронулся до травы, и сразу же почувствовал как по руке пробежал ток, словно он коснулся оголённого провода. На пальцах при этом осталось едва заметное зеленоватое свечение. Он отдёрнул руку, но потом снова захотел прикоснуться, словно трава была живой. Второй удар был настолько оглушительный, что его отбросило. Возникло ощущение, что в груди образовалась дыра, после чего вокруг всё потускнело, и он погрузился во мрак, при этом всё стало липким, его словно погрузило в густую слизь. Сознание продолжало работать, и чувствуя, как тело всё больше погружается в эту липкую гряз, Дима ощутил ужас. Но, ни кричать, ни шевелиться он уже не мог – в теле не было никаких сил, как и самого тела. Но он всё ещё понимал, что существует, но где, понять не мог.
Пашка проснулся первым. Когда он увидел, что брат лежит в мокрой от росы траве в отдалении, то подумал, что Димка валяет дурака. Но когда обнаружил, что всё лицо его покрыто рвотной массой, понял, что с братом что-то случилось. Он сразу поднял всех на ноги. Дольше всех просыпался Кася, почему-то весь зелёный, от него сильно воняло свежей коноплёй. Пашка не стал допытываться, чем его дружёк вымазался; Андрей уже стоял над Димкой, и пытался привести его в чувства, но тот не реагировал. Вдвоём они притянули Диму к костру.
– Я знаю, что с ним, – произнёс Кася, соскабливая с себя налипшую смолу. – Он обкурился.
–Чё ты мелешь! Кася, ты совсем уже…
–Сам ты уже. Говорю тебе, Диман обкурился. Чё не видишь? Его вырвало. У меня первый раз тоже примерно так и было. Блевал потом кишками, чуть не сдох.
– Да где бы он взял? Чё, хочешь сказать, натёр? Пошёл в кусты и натёр ботвы? Нафиг ему это надо?
–Кася глянь. –Подошёл Андрей, держа в руке недокуренный остаток козьей ножки. – В натуре, обкурился.
–А я что говорил. Это он наш косяк в тихушку раскурил. И Прикинь, чтобы не увидели, в сторону отошёл. –Кася рассмеялся своим фирменным заливистым тонким смехом, но друзья не поддержали его.
–Да живой он, не сыте, – успокоил Кася. – Раз блевал, значит организм очистился. Полежит, и очнётся. Давай хоть хавчика приготовим, пока он оклёмывается, жрать хочу как волк. Аж тошнит.
–Ну и сблюй, – грубо посоветовал Пашка, всё ещё рассматривая сверху брата.
– Да пошёл ты.
–Да чё вы грызётесь! Одичали как собаки бездомные, – вмешался Остап. Всё это время он стоял посреди поляны, где валялся Димка, разглядывая следы. Иди Кася глянь, кажись кто-то прочапал мимо нас, пока мы дрыхли. На росе хорошо видать.
– Это наши, с Хабары, – отозвался Кася, всё ещё занятый соскабливанием. –Сто лет бы их не видеть. Скоро сюда асфальт проложат, и на автобусах будут ездить.
Пашке по-прежнему было не до того, из-за брата, но Касино занятие его наконец-то заинтересовало.
–Ты что, по траве ползал ночью? От тебя дурью за километр воняет.
– Это от тебя воняет, а от меня пахнет. Я же тебе рассказывал, как корейцы коноплю собирают. Сёдня решил сам попробовать. Прикольно, только тело чешется. Короче, пацаны, надо отсюда сваливать, пока не началось.
– Откуда они? Ты их знаешь? – почёсывая растрёпанную голову спросил Остап.