– Нет, я видел ее и сразу узнал. Ее теперь невозможно не заметить, хотя она и была в окружении прочих девушек, живущих в монастыре.
– Чем же она так примечательна? – самым незначащим тоном осведомился Робин, внимательно наблюдая за Эдриком.
– Она… – Эдрик глубоко вздохнул и улыбнулся еще шире, словно его взору открылось чудесное видение: – Она так очаровательна, что от нее глаз не отвести. Это нельзя описать словами.
– Но ты попробуй, – предложил ему Робин, – вспомни фигуру, черты лица, глаза, волосы – все, из чего слагается девичья красота.
Эдрик надолго задумался, потом покачал головой:
– Нет, не получится. Конечно, я могу тебе сказать, что она высока для своих лет, изящна сложением, черты лица тонкие, волосы светлые, а глаза как у леди Рианнон. Только ты не получишь из моего описания полного представления о ней. Ее надо видеть! У меня не было цели ни спрашивать о ней, ни рассматривать. Просто я разговаривал с настоятельницей, меня привлек смех воспитанниц, я оглянулся и сразу понял, которая из девушек леди Марианна. От нее словно исходило солнечное сияние. И стоило мне задержать на ней взгляд, как я понял, что на нее можно смотреть бесконечно. Чем дольше я смотрел, тем больше пленялся. Каждое мгновение взгляд открывал в ее облике что-то новое, чарующее до замирания сердца. А все вместе – улыбка, взмах ресниц, взгляд, блеск глаз, движения рук, наклон головы, быстрая и плавная поступь – слагается в такой прекрасный образ, что становится больно в груди!
– Эдрик, я и не подозревал в тебе поэтического дара! – усмехнулся Робин, удивленный жарким красноречием всегда немногословного наставника.
Эдрик сердито махнул рукой в его сторону, но вдруг насторожился и метнул на Робина острый взгляд:
– А что это ты вдруг заинтересовался ею? Вспомнил, что вы помолвлены?
– Я и не забывал об этом, – рассмеялся Робин и нарочито зевнул. – Спросил тебя потому, что просто к слову пришлось.
– И хорошо, что спросил, – усмехнулся Эдрик, не обманувшись видимым равнодушием Робина. – Поверь мне, сынок: она будет тебе хорошей женой. Лишь подожди еще чуть-чуть, пока она не вступит в подходящий для брака возраст.
– Кроме достижения ею нужного возраста, мне придется приложить много усилий, чтобы доказать королю Генриху, что я стою возврата мне не только графского титула, но и всех владений. А это будет не так просто, учитывая жадность короля!
– Сейчас король нуждается не в деньгах от твоих владений, а в твоей верности, молодости и силе, – уверенно ответил Эдрик. – Я убежден, что все сложится для тебя самым удачным образом. Не закуси ты удила два года назад – уже сейчас был бы при всем, что утратил.
****
Расставшись с Робином, Гай провел в терпеливом ожидании некоторое время – слишком долгое для его деятельной натуры! Терпение иссякло, и он перешел к поискам. Занимаясь обычными делами в Ноттингеме, Гай напряженно размышлял, как узнать имя того, от кого зависело решение принять его, Гая Гисборна, в число Посвященных воинов. Он был уверен, что, найдя этого человека, добьется своего, к каким бы средствам ни пришлось прибегнуть. Робин сказал, что знания передаются изустно, но мог ведь кто-нибудь оставить записи, не надеясь на память или по иной причине – неважно какой! Гай пришел к выводу, что если и можно что-то отыскать в рукописном виде, то надо искать в монастыре в Ярроу, аббат которого был известен своей страстью к собирательству манускриптов.
Прибыв в Ярроу, Гай с рассвета до глубокой ночи просиживал в книгохранилище, читая свиток за свитком, листая книгу за книгой, но не нашел ни одного упоминания о том, что его интересовало. Его глаза начали болеть от долгого чтения при скудном освещении. Он почти отчаялся, когда аббат, сжалившись, предложил ему свою помощь. Гай Гисборн никогда не был поборником книжной премудрости, и упорство, с которым он рылся на полках и читал без перерыва, едва отвлекаясь на еду и сон, поразило аббата.
– Сэр Гай, скажите, что вы пытаетесь найти, и, может быть, я сумею помочь вам? Все-таки я лучше знаю сокровища своего книгохранилища!
Гай долго смотрел на аббата покрасневшими от усталости глазами, не зная, можно ли довериться священнику. Речь шла о языческих преданиях, и вместо помощи можно было получить долгую проповедь. А если еще и епископ узнает, зачем он отправился в Ярроу!.. Но деваться было некуда. Гай изнемог в бесплодных поисках, которым не видел конца. Он честно рассказал аббату, что пытается отыскать, и тот улыбнулся снисходительной отеческой улыбкой:
– Вот оно что! Сказали бы сразу и не портили зрение. Вы ничего не найдете, сэр Гай. Все, что касается знаний о Посвященных воинах, не подлежало записи. Знания передавались только изустно! Это неукоснительное правило, которого строго придерживались те, кто входил в круг Посвященных.
– А вы откуда о них знаете в таком случае? – спросил удивленный Гай.
Аббат любил поговорить и не смог промолчать, видя в глазах собеседника живой интерес.
– Знаю потому, что прежний правитель Воинов? Средних земель одаривал меня дружбой. Я ведь страстный собиратель старых легенд и преданий! Только не проговоритесь об этом епископу!
Аббат с тревогой взглянул на Гая, и тот, устало улыбнувшись, покачал головой:
– Я вас не выдам, святой отец. Ведь я ровно так же не заинтересован, чтобы о нашем с вами разговоре прознал епископ, который до дрожи ненавидит все, в чем подозревает следы язычества. Так что же поведал ваш друг, и почему вы называете его правителем?
Аббат устроился поудобнее на стуле рядом с Гаем, степенно сложил руки на животе и повел обстоятельный рассказ. Большей частью он повторил то, что Гай и так уже знал. Единственно новым оказалось, что, кроме мужской части истории Посвященных воинов, существует женская, но она не заинтересовала Гая. Он заставил себя терпеливо, не перебивая, слушать рассказ о Светлых Девах – подругах Посвященных воинов, пока повествование аббата не иссякло. Дождавшись, когда он умолкнет, Гай вежливо сказал:
– Очень занимательная история, святой отец. Только мне непонятно, почему ваш друг открыл вам то, что должно сохраняться в тайне?
– Потому что я спросил его об этом, а у Посвященных есть и другое правило: отвечать, если спрашивают. Ведь тот, кто спрашивает, получил право на вопросы в силу крови, что течет в его жилах. Значит, и он может быть принят в круг Посвященных, если выразит такое желание и окажется достойным. Кое-какие обмолвки до меня долетали в юности. Возможно, и во мне есть капля крови древних королевских родов. Когда мы подружились с тем, о ком я упомянул, я любопытства ради отважился расспросить его, понимая, что он должен знать о Посвященных воинах все, что возможно. И вот, выслушав его рассказ, а после, взглянув на него самого уже иными глазами, я понял, что если во мне и есть капля той королевской крови, то она пропала даром. Слишком тяжкий долг, а исполнение этого долга сообразно древним законам казалось мне и тогда, и сейчас попросту непосильным. Во всяком случае, для меня, сэр Гай.
– Чем так тяжел этот долг, святой отец, и что гласят законы, отчего исполнение этого долга становится еще тяжелее? – поинтересовался Гай, не подозревая, что задает аббату тот самый вопрос, которого тщетно ждал от него Робин.
– А вы представьте сами, в какой кристальной чистоте надо блюсти свое сердце, чтобы иметь право взвешивать на его весах, допущено нарушение справедливости или нет! – предложил аббат. – Главный закон требует соблюдения единства цели и пути к ней.
– И что значит сие?
– Это означает не только стремление к праведной цели, но и прежде всего праведность средств ее достижения. Какой бы благородной ни была цель, Посвященный воин не имеет права устремляться к ней, поступаясь милосердием и проливая невинную кровь. Вы полагаете, это легко?
Обдумав то, что сказал аббат, Гай покачал головой:
– Не просто нелегко, а невозможно, святой отец. Все равно что тебе дали в руки меч из лучшей стали и самой отменной закалки, но оставили на нем ножны, да еще и руки спутали если не накрепко, то все равно так, что ты едва можешь шевелить ими. Нет, если речь идет о воинах, а не о монахах, подобный закон неисполним!
– А они его исполняли, сэр Гай, и куда прилежнее, чем многие монахи исполняют данные ими обеты.
Гай пренебрежительно махнул рукой в знак того, что легенды всегда приукрашивают как достоинства героев, так и пороки злодеев. Но аббат стоял на своем:
– Если бы я много лет не знал того, кто следовал этому закону, не отступая от него ни шаг, то, как и вы, усомнился бы в том, что это возможно.
– Этот ваш друг, поведавший вам о Посвященных воинах, – почему вы решили подступиться к нему с расспросами? Отчего были уверены, что он вообще должен о них что-то знать? – напряженно спросил Гай.
– Я ведь упомянул, что в старые времена Посвященных воинов каждого королевства возглавлял сам король. Прямой потомок королевского дома Мерсии – кому же знать, как не ему? В отличие от власти, которую можно взять силой, власть над Посвященными воинами того или иного края передается только по наследству, по праву крови. Он и был правителем Воинов Средних земель, которые раньше входили в королевство Мерсии.
Догадка лучом мелькнула в мозгу Гая, и он, стараясь не выдать волнения, спросил:
– Ваш друг – это ведь покойный граф Хантингтон?
Аббат с удивлением посмотрел на Гая.
– Да-а, – протянул он. – Как вы догадались?
– Я всегда знал, что Рочестеры ведут начало от королевского дома Мерсии, – солгал Гай как можно более непринужденным тоном. – И если он был правителем Воинов Средних земель, то ему наследовал…
Полагая, что Гай Гисборн, как и все остальные, считает молодого графа Хантингтона погибшим, аббат не усмотрел большого греха в том, чтобы сказать правду:
– Его сын Роберт Рочестер, разумеется. Он бы и стал новым правителем Воинов нашего края. Что с вами, сэр Гай? Вам дурно?!
Заметив, как лицо собеседника залилось бледностью, а на висках выступил пот, аббат зашарил рукой по столу в поисках кубка с водой или вином. Гай успокоил его вялым взмахом руки:
– Здесь довольно душно, святой отец, а я изрядно утомился за долгие дни непрерывного чтения. Благодарю вас за беседу, которой вы утолили мою жажду знаний, а сейчас мне надо выйти на свежий воздух. Голова закружилась.
Заставив себя улыбнуться встревоженному аббату, Гай вышел из книгохранилища в коридор, а из него – в монастырский двор.
Послушник гнал стадо коров, мычавших и звякавших подвязанными к шеям колокольчиками, кузнец подковывал лошадь, монах бросал курицам горсти зерна, и те громко кудахтали, сбиваясь в тесную кучу. Двор был полон звуков повседневной жизни, но Гай ощущал себя в абсолютной тишине, словно ему залили уши воском. Глядя перед собой невидящим взглядом, он привалился спиной к каменной стене и долго стоял, глубоко вдыхая прохладный воздух, насыщенный разнообразными запахами – от нежного аромата первой травы до зловония нечистот. Наконец к нему вернулся слух, Гай понял, где он, увидел все, что происходит вокруг, и почти беззвучно посмеялся над собой.
Какой он глупец! Ему понадобилось отправиться в Ярроу, проехать десятки миль, чтобы найти то, что всегда находилось у него прямо перед глазами. Ему не достало ума вложить в простую, почти собранную мозаику единственную недостающую частицу, притом что все это время она лежала у него на ладони! Он вспомнил последнюю встречу с Робином, разговор с ним и скрипнул зубами от досады. Вместо того чтобы выплескивать злость на Вилла, негодовать на то, что бастарда удостоили обряда, а его заставляют ждать, ему надо было задать Робину всего лишь один вопрос: кто заступил на место твоего отца?