Друзья и недруги. Том 1

Робин хотел отказаться от встречи с Гаем. Однако старший из братьев Рочестеров настоял на том, чтобы младший вел себя, как всегда, и даже малейшим движением брови не дал Гаю понять, что его общество стало для Робина тягостным. С крайней неохотой Робин заставил себя прислушаться к словам Вилла и вышел к Гаю с обычным приветствием. Он быстро оседлал коня, и они отправились на привычную прогулку по зимнему лесу.

Гай отметил, что Робин держится вежливо, но значительно более прохладно, чем всегда. Не понимая причин перемены в поведении Робина, Гай решил не спрашивать, что между ними изменилось, и сразу начал с того, что его волновало.

– Меня до сих пор никто не призвал. – Поймав взгляд Робина, он пояснил: – Не призвал к обряду посвящения.

Робин пожал плечами:

– Прояви терпение, Гай.

– А если оно у меня на исходе?

– Тогда забудь о том, что узнал и от меня, и раньше, и живи обычной жизнью.

Гай издал короткий смешок.

– Славный совет! Если бы он исходил не от тебя, кого удостоили посвящением, возможно, я бы принял его.

– Другого совета я дать тебе не могу, – спокойно ответил Робин.

– А можешь назвать мне имя того, кто решает за меня, чего я достоин, а чего нет? – требовательно спросил Гай. – Ведь ты должен знать его! Ты же проходил обряд.

– Его проводил мой отец, а его, как ты знаешь, давно уже нет.

Внутренне Робин приготовился к следующему неизбежному вопросу, но Гай лишь с досадой поморщился:

– Выходит, и ты не видел того, кто заступил на место твоего отца. Жаль! Хотел бы я встретиться лицом к лицу с вашим военачальником и прямо спросить его, что же со мной не так? Чем я не угоден ему? Может быть, ты сможешь ответить вместо него?

– Мой ответ, полагаю, тебе не понравится, – сдержанно отозвался Робин.

– Ничего! Я не девица с хрупкой и нежной душой. Говори все, что думаешь обо мне сам! – потребовал Гай.

– Хорошо, – ответил Робин, в душе порадовавшись, что может сказать все как есть, а Гай, напросившийся на откровенность, выслушает и поймет если не все, то хоть что-нибудь. – Твоя суть состоит из двух частей. Одна тянется к свету, другая тащит тебя во тьму. Все это время, что мы с тобой видимся, с того дня как встретились в Локсли, я наблюдаю борьбу этих двух сторон, но так и не понял, какая из них одержит победу. До тех пор пока ты, увлекаясь силой и властью, будешь поступаться милосердием и благородством в выборе средств, круг Посвященных воинов останется для тебя закрытым.

Гай долго думал над тем, что услышал, и раздраженно передернул плечами:

– На свете нет людей, в которых дурное не соседствует с добрым. Все мы иной раз способны творить добро, но греховная натура все равно одерживает верх.

– Не у всех, – кратко заметил Робин.

– И ты можешь привести пример? – желчно усмехнулся Гай. – Только не называй имен тех, кого церковь причислила к лику святых.

Не услышав ответа, он повернул голову к Робину и, прищурив глаза, посмотрел на него долгим взглядом:

– Почему же ты молчишь? Думаешь, я не знаю, кто прежде всего пришел тебе на ум? Скажи, что тебя так крепко связывает с братом? Ты ведь о нем подумал, верно?

В проницательности Гаю нельзя было отказать: имя Вилла первым пришло Робину на ум.

– Граф Альрик удостоил и его прохождением обряда? – спросил Гай и, прочитав ответ в глазах Робина, зло рассмеялся: – То, что неимоверно сложно для благородного рыцаря, оказалось не в пример просто для твоего незаконнорожденного братца?

Гай даже на миг прикрыл глаза от возмущения. Робин не стал объяснять ему отличие изначального благородства духа от общепринятого понятия благородства крови – крови, которая неотличима одна от другой, течет ли она в жилах знатного лорда или простолюдина. Но Гай и не ждал от него слов. Его трясло от негодования, которое всегда вызывала у него дружба Робина с Виллом. Он говорил и говорил с яростью в голосе:

– С тех пор как он объявился в Веардруне, в Средних землях не утихали споры, кого же из вас граф Альрик объявит своим наследником. С его появлением ты обрел вечного соперника. Нельзя забывать и о том, что он восемь лет прожил среди простонародья и не избежал его низкого влияния. Почему же он вызывает в тебе такую любовь, что в детстве ты дрался с любым, кто осмеливался задеть твоего брата-бастарда?

Робин подумал, что он и сейчас с большим удовольствием влепил бы Гаю пощечину, поскольку тому не пошли впрок уроки, полученные в детстве. Очевидно, в его глазах что-то мелькнуло, отчего Гай, взяв себя в руки, угрюмо сказал:

– Прими мои извинения. Мне не следовало говорить о твоем брате в подобном тоне. Не совладал с ревностью к нему. Никогда не мог понять, почему он ближе тебе, чем я!

– У нас с тобой больше отличий, Гай, – только и ответил Робин.

Такой ответ Гая не устроил.

– Да, мы с тобой очень разные, – подтвердил он, гневно сверкнув глазами. – И прежде всего в том, что я пытаюсь понять тебя, а ты попросту отвергаешь то, что тебя во мне не устраивает. Да еще молча предлагаешь мне догадаться, что тебе пришлось не по нраву!

– Ты сейчас несправедлив. На все свои вопросы ты получал от меня исчерпывающие и откровенные ответы.

– Именно что на вопросы, Робин! Почему я всегда должен спрашивать тебя? Ох, если бы ты знал, сколько лет я пытаюсь взглянуть на мир твоими глазами!

– Зачем? Почему бы тебе просто не быть самим собой?

– Затем, что такой, какой я есть, я тебе чужд, – с неожиданной злостью ответил Гай, и в исказившихся чертах его лица проступил облик беспощадного чудовища.

Поймав взгляд Робина, Гай провел ладонью по лицу и стер с него злобную гримасу.

– Извини, – пробормотал он. – Было много дел, и я, наверное, просто устал, вот и завел бестолковый разговор. Терпение так терпение. Буду ждать и не докучать тебе больше досадой и раздражением.

Пока они не вернулись в Локсли, брат Робина, вызывавший у Гая такую злобную ревность, в волнении прохаживался по трапезной в доме Робина. Там же у камина пристроилась с новорожденной дочерью Элизабет. Ее младшая сестра Гизелла сидела за столом рядом со Статли. Она догадывалась о намерениях Статли посвататься к ней и робко посматривала на него ласковым взглядом. Высокий, статный, кареглазый Статли очень нравился юной Гизелле, и она уже изведала сладость его поцелуев. Но сейчас он едва замечал девушку, вполголоса беседуя с Виллом. Они были одинаково удручены визитом Гисборна, но если Вилл беспокоился, сумеет ли Робин справиться с собой и не выказать Гаю неприязнь, то Статли мысленно прощался с мирной жизнью в Локсли, с друзьями, с приглянувшейся ему Гизеллой.

Робин вернулся в самом дурном расположении духа. И прогулка с Гаем, и разговор с ним утомили его до крайности, а необходимость проявлять сдержанность привела в ярость, которую подметили все: так он сверкнул глазами, едва войдя в дом.

– Робин, иногда обстоятельства требуют смирения, – сказал Вилл, глядя, как брат порывисто ходит по комнате из угла в угол, словно зверь, запертый в клетке.

Робин повел в его сторону темными от гнева глазами и резким движением оттянул ворот рубашки, словно ему было трудно дышать. Но он тут же забыл о Гае, едва Статли объявил о решении покинуть Локсли. Гизелла тихо ахнула, не поверив своим ушам, и растерянно перевела взгляд со Статли на Робина, надеясь на него, как на чудо.

– Почему?! – выдохнул Робин, переглянувшись с Виллом. – Кто тебя гонит?

– Я должен уйти, – с грустью, но непреклонно ответил Статли. – Вы спасли мне жизнь, и я не могу отплатить черной неблагодарностью, навлечь на вас опасность, оставаясь рядом с вами.

– Да сэр Гай уже забыл и думать о тебе! – воскликнул Вилл, понимая, чем вызвано решение Статли. – Для него ты давно повешен, и дело с концом!

Статли ответил невеселым смехом:

– Вилл, ты сильно заблуждаешься в Гае Гисборне, если считаешь, что он забыл обо мне. Сэр Гай славится отменной памятью!

– И ты подумал, что мы тебя выдадим, случись тебе столкнуться с ним лицом к лицу? – с возмущением спросил Робин. – Неужели ты настолько мало успел узнать меня, Вилл?

– Напротив, Робин. Я слишком хорошо узнал тебя, чтобы сомневаться в том, что ты махнешь рукой на благоразумие и будешь отстаивать меня с оружием в руках, – возразил Статли. – Поэтому я и должен покинуть Локсли.

Прекратив хождение, Робин сел напротив Статли и накрыл его руку своей.