– Всем построиться! – орал конвоир. – Считаю до трёх!
Заключённые замельтешили, не желая получить новые побои, и выстроились в одну длинную шеренгу. Савин оказался в третьем ряду. Его плечо сильно ныло от повторяющихся ударов плетью, и он пытался умерить боль, растирая пострадавшее место рукой.
– Три! – крикнул конвоир, когда все наконец построились.
Поезд медленно двинулся дальше, оставляя арестантов и конвоиров в глухом лесу. В воздухе появилось чёрное облако копоти. Под гулкий протяжный свист и противный скрежет стучащих вагонов состав тоскливо удалялся прочь.
– На-ле-е-во! Шагом марш! – скомандовал главный конвоир, и каторжники повиновались, с трудом передвигая уставшие и ноющие от боли ноги по песчаной почве.
Савин посмотрел на идущего рядом старика. Его лицо было измождённым, но каким-то добрым, отеческим.
– Слышь, дед, тебя-то за что? – поинтересовался корнет.
– Да ни за что, – по привычке отмахнулся старик.
– Вот и меня.
Савин сочувственно посмотрел на старика и уточнил:
– Тебе сколько сидеть?
– Десятку, – отрезал старик, не меняя выражения лица.
– Можно считать, пожизненно, – вздохнул корнет.
Но тут подскочил конвоир и хлестнул Савина по спине так, что тот споткнулся и чуть не упал.
– Молчать, заключённый!
Савин скорчился от боли и почувствовал, что колено неудачно подвернулось, вызвав дикую боль. Он больше не мог идти и схватился руками за ногу. Старик приподнял его под руку и поволок на себе.
Савин почувствовал прилив благодарности – впервые за долгое время чужой человек проявил к нему сочувствие.
– Может, сбежим, а, дед? – зашептал Савин в ухо старику.
Тот нахмурил брови и устало произнёс:
– Куда? Погляди на меня. Я еле ноги тащу.
– И что, охота тебе здесь помереть? – не унимался Савин.
– А мне разницы-то уже нет, – махнул рукой старик и отпрянул от Савина. – Отстань от меня.
Посмотрев украдкой по сторонам, корнет снова заглянул в глаза старику, который казался ему таким родным:
– Вижу, что человек ты неплохой. Побежали?
Старик потрепал Савина рукой по голове, словно сына, и прошептал, будто делясь сокровенным:
– Сынок, совершить побег – значит обречь себя на вечные скитания вне закона. Мне здесь спокойнее будет.
Сильный удар плетью положил конец разговору. Оба скорчились от боли. Не выдержав, корнет рухнул на холодную землю. Она пахла лесом и желудями. Арестанты старались обойти его стороной. Савину хотелось так и остаться лежать здесь. Может быть, не заметят и оставят.
Двое разъярённых конвоиров подскочили к Савину и стали избивать его ногами. Корнет схватился руками за большой камень, потянул его на себя, привстал, повернулся и с размаху швырнул. Булыжник угодил точно в грудь конвоира и сбил с ног. Недолго думая, корнет боднул в живот второго охранника, уложив его по соседству с первым. Пока другие конвоиры не вмешались, Савин со всех ног побежал вниз по склону, в самую гущу непроглядного леса.
Опешившие конвоиры, не ожидавшие такого разворота событий, спохватились и погнались за беглецом. Несмотря на боль и дикую усталость, он бойко перепрыгивал через густые заросли, словно дикий зверь, спасающийся от охотников. Спутанные кандалами ноги словно сами собой подскакивали перед очередным препятствием. Арестант удалялся всё дальше. Задыхающиеся от усталости конвоиры остановились и схватились за кобуры пистолетов. Послышались громкие выстрелы.
Не оглядываясь, Савин продолжал перескакивать через кустарники. Он всё дальше и дальше заходил вглубь леса. Внезапный толчок в ноющее колено остановил корнета и, оступившись, он покатился кубарём вниз, в сырой овраг. Савин сильно ударился головой о корягу, застонал и лишился чувств.
Часть 2
1.
Савин очнулся от того, что лицо его осыпали мелкие капли дождя. Голова страшно ныла, мысли путались. Корнет старался восстановить в памяти всё произошедшее. Оглядевшись, он обнаружил, что лежит в зарослях среди сломанных веток. Вспомнилось: бежал, потом скатился в овраг…
Савин попытался встать, но ноги не слушались. Всё тело было покрыто ссадинами и ушибами, а на спине чувствовалась огромная гематома. Щиколотки, по-прежнему скованные кандалами, были стёрты до крови. Промокшая арестантская одежда издавала зловоние. Сколько пролежал Савин в лесу, было неизвестно. Однако сгущавшаяся вечерняя мгла свидетельствовала о том, что нужно искать убежище на ночь.
Вокруг не было ни души. С трудом передвигаясь, корнет направился в сторону редколесья, надеясь отыскать какую-нибудь дорогу. Идти было тяжело, каждый шаг отзывался болью. Пройдя метров сто, Савин почувствовал себя таким уставшим, словно бродил по лесу весь день. Он вгляделся в чащу и увидел за густыми ветками что-то вроде хижины.
Подойдя ближе, корнет с облегчением вздохнул. Похоже, здесь было поселение. Осмотревшись по сторонам, он приметил вдали старые деревянные дома, по виду напоминавшие покосившиеся сельские избушки. Из некоторых труб тянуло дымком. Здесь, на окраине Тамбова, протекала обычная сельская жизнь. Это немного успокоило измождённого беглеца, и он тут же поспешил в сторону жилищ.
Старый деревянный сруб отдавал древесной гнилью. В маленьком окне виднелись какие-то инструменты.
«Наверное, сарай», – подумал корнет и обошёл строение с другой стороны.
Невысокая дверь была не заперта. К удивлению Савина, в сарае оказалось довольно сухо, лишь в одном углу немного просачивалась дождевая вода. На деревянном столе, сколоченном из грубых досок, лежала увесистая кувалда. Савин сразу смекнул, что, если постараться, этой штуковиной можно разбить проклятые цепи на кандалах. Присев на широкий пень, видимо, служивший хозяевам табуретом, корнет расставил ноги и накрыл цепь мокрым тряпьём, чтобы металл не слишком громко звенел при ударе молотом, не раздался звонкий стук. Размахнувшись, он со всей силы стукнул по изгибу стальной цепи. Прозвучал глухой звук, похожий на падение чего-то тяжёлого, но звенья не разорвались. Савин снова замахнулся, но тотчас же замер. За дверью послышались шаги. За окном мелькнула тень – кто-то, сгорбившись, подошёл к двери сарая и прислушался.
От страха спина корнета снова взмокла, и он стал быстро искать глазами, где спрятаться. Как назло, в сарае почти ничего не было, не считая разной хозяйственной утвари. Но старые мешки, лежавшие на полу, оказались весьма кстати. Корнет схватил один из них, быстро натянул на плечи и присел, опираясь на длинную скамью.
Дверь резко распахнулась, будто её открыли пинком ноги. Вошёл высокий широкоплечий мужчина с аккуратно подстриженной бородой, держащий в руке револьвер. Савин затаил дыхание и застыл, прикинувшись ветошью. Мужчина брезгливо осмотрелся по сторонам, взглянул на мешок, в котором ни жив ни мёртв затаился беглец и, сплюнув, опустил револьвер. Несколько десятков секунд показались Савину целым часом. Один-единственный выстрел мог бы оборвать жизнь беглеца, если бы незнакомец что-то заподозрил.
Наконец мужчина вышел из сарая, поплотнее захлопнув разбухшую от дождя дверь. Он уверенным шагом направился к старой избе с небольшим крыльцом и скрылся внутри.
Оставаться в сарае было опасно. Нужно было поскорее избавиться от кандалов, не привлекая к себе внимания, а затем раздобыть хоть немного еды. От усталости цепи казались Савину неподъёмными и причиняли пульсирующую боль. Корнет огляделся и вышел из укрытия. Надо было действовать, пока не стало совсем темно.
Направившись к дому, он сначала свернул к обочине, за которой можно было отыскать камень. Савина занимала одна мысль – как избавиться от проклятых цепей. Кувалду он прихватил с собой. Вскоре ему подвернулся подходящий острый камень. Корнет прижал его край к цепи и ударил кувалдой, но опять ничего не вышло.
Во дворе старой избы окончательно стемнело. Заросли орешника почти полностью скрывали небольшое окно, за которым горела восковая свеча. Корнет неслышно подкрался и всмотрелся в глубь комнаты. За столом сидели люди и оживлённо вели беседу. Савин насчитал восемь мужчин, расположившихся на скамье и у печки. Перед ними с гордым видом стояла молодая женщина с худощавым лицом и слегка запавшими щеками. Она говорила что-то весьма решительно и строго. Волосы, стянутые тёмной косынкой, и наглухо застёгнутое замшевое пальто выдавали в ней аристократическую особу, которая подобрала нелепый наряд, чтобы не бросаться в глаза.
Савин прислушался к словам женщины. Она страстно говорила:
– Революция требует крови! Мы не можем вывести народ к свободе, просто раздавая прокламации.
Женщина резко бросила на стол типографские листы, похожие на листовки, которые обычно раздавали прохожим на пешеходных мостах или широких улицах в Санкт-Петербурге.
Тотчас из-за стола вскочил юноша. Не менее решительно, чем женщина, он воскликнул:
– Вера Ивановна права! Хватит ждать! Я готов хоть сейчас метнуть бомбу в губернатора!