Корнет Савин

– Бабушка, какой городовой? Я сам полицейский, – бесцеремонно заявил он. – Лучше скажите, где Фанни?

Старушка хмыкнула носом и с подозрением посмотрела на юного нахала:

– Ещё чего!

Она демонстративно захлопнула дверь, не желая беседовать с тем, кто не умеет вести себя прилично.

Растерянный Савин захотел разговорить старушку. Он чувствовал, что пожилая дама что-то знает, поэтому подошёл к её двери и произнёс грозно, как разговаривают полицейские.

– Мадам, это несодействие полиции. Вы помогаете беглой преступнице. А ну-ка откройте!

Молчание за дверью означало, что соседка Фанни раздумывает. Расчёт Савина оказался верным. Вскоре старушка ответила недовольным голосом сквозь дверь:

– Уехала она ещё с утра, со всеми вещами.

Савин озадаченно посмотрел на закрытую дверь и почувствовал, что нужно скорее торопиться. Ведь Фанни где-то ждёт его и наверняка нервничает из-за него.

– И куда же? – уточнил он, ожидая, что старушка может знать больше.

Соседка ответила с явным упрёком в голосе:

– Мне почём знать? Она мне что, родственница? Топай на вокзал, может повезёт – там её застанешь.

Савин от нетерпения потребовал:

– Так, немедленно откройте дверь! А то я вас арестую!

В ответ старушка недовольно крякнула и осторожно приоткрыла дверь на ширину ладони.

Однако Савин и не думал больше напирать на несчастную, поэтому сунул в дверной проём свой букет.

– Держите, мадам, это вам.

– За что? – растерялась старушка, шире приоткрыв дверь, и уставилась на шикарный букет.

– За содействие полиции! – по-военному отрапортовал Савин и кинулся вниз по широкой лестнице, насвистывая на ходу весёлую музыку из какого-то вальса.

«Ещё немного, и мы с Фанни пройдём под руку, как муж и жена, прямо по этой лестнице, и старушка ещё не раз поприветствует меня словно знатного офицера», – радовался корнет.

На душе его было легко и беззаботно, как тогда, когда Фанни впервые согласилась быть его женщиной.

Карета поскрипывала на ходу и везла задумчивого Савина к вокзалу. Он мечтательно рассматривал прохожих и весьма гордился своим положением. Кольцо бабушки теперь станет носить его Фанни! Вот что действительно ценно, и слёзы потекли по его щекам от умиления. В карете было слишком душно, и Савин решил приоткрыть окно. Он потянулся к ручке, но экипаж вдруг резко остановился, из-за чего корнет порывисто качнулся вперёд. Красивое кольцо выпало из его рук и покатилось в тёмную щель.

Савин заорал на извозчика, что есть мочи:

– Эй, аккуратнее! Чего остановился? Я спешу! Поезжай, давай!

Корнет склонился к полу, чтоб отыскать закатившееся кольцо. К счастью, оно оказалось именно там, где он предполагал, в целости и сохранности. Савин потёр драгоценность о брюки, чтобы убрать пыль и положить обратно в бархатную коробочку. Но внезапно дверца кареты распахнулась, и перед корнетом предстал полицейский. Он грозно посмотрел на Савина, как будто бы тот был злостным преступником.

– Сударь, вам известно, кого вы остановили?! – сердито воскликнул корнет. – Закройте дверь, вы мне мешаете.

Но следователя Путилина не так-то просто было сбить с толку.

– Корнет Савин, вы обвиняетесь в краже драгоценностей из Мраморного дворца, – сурово произнёс он.

Эти слова показались Савину каким-то недоразумением.

– Какие ещё драгоценности? Я адъютант его высочества великого князя Николая Константиновича!

Корнет гневно скривился, чтобы придать уверенности своим словам.

– Уже нет, – отрезал полицейский и взял Савина за локоть, побуждая выйти из кареты.

Корнет отдёрнул руку, будто прикоснулся к горячему чайнику. Но тут двое других полицейских молниеносно подскочили к Савину, скрутили его и выволокли из кареты, словно жалкого карманного воришку. Ничего не понимая, Савин задёргал руками. Обручальное кольцо, предназначенное для Фанни, выпало на брусчатку и покатилось куда-то под колёса.

– Подождите, остановитесь! – Савин попытался подобрать бабушкин подарок.

Не слушая его криков, городовые скрутили подозреваемого покрепче, чтоб ненароком не выскользнул.

– Кольцо, моё кольцо! – кричал корнет, заметив, что его единственная фамильная ценность провалилась в канализационный сток.

Двое городовых волокли Савина по мостовой, не обращая внимания на его жалобы, и запихнули, словно мешок, в ожидавшую напротив карету.

Путилин расправил плечи и довольно потёр усы. Оглянувшись на мужчину, сидевшего в его карете, он почтительно улыбнулся ему и получил в ответ одобрительный кивок.

Ошарашенный Савин проследил взглядом за Путилиным. Всмотревшись получше, он узнал человека, сидевшего в карете следователя. Это был великий князь. Он тоже мельком взглянул на Савина, но тут же отвёл взгляд и тотчас задёрнул шторку, чтобы избежать новых мук ревности.

Карета с корнетом медленно покатилась в полицейский участок, а тот, кто мог ещё спасти его, по-видимому, совсем не желал заступаться. Савин сообразил, что князь что-то подстроил и теперь ему остаётся только ждать.

«Может быть, так надо… Вот только бы Фанни предупредить… ведь, поди, ждёт меня где-то», – размышлял Савин, пытаясь осознать случившееся.

14.

Скользкий холодный пол был похож на грязное стекло. Босые ступни прилипали к сырой чавкающей слизи, когда Савин едва волочил ноги по затоптанному коридору депо. Лодыжки, закованные в тяжёлые кандалы, непривычно ныли. Савину казалось, что две сильные руки нарочно стиснули их изо всех сил. Острая боль от кровоточащих ран совсем измотала корнета, и он смотрел полудиким взглядом на таких же заключённых, как и он. Его обритая наголо голова больше не скрывала многочисленных шрамов от ударов, нанесённых плетью и прутьями. Тёмная рваная арестантская роба висела на нём мешком, оголяя отощавшие плечи. Около двадцати арестантов привезли на железнодорожный вокзал в вагонное депо, чтобы переправить по назначению туда, куда никто не поехал бы по доброй воле. Конные полицейские то и дело хлестали осуждённых плетьми, понуждая их двигаться по перрону быстрее.

Железнодорожный состав, ожидавший каторжников, издали показался Савину уютным убежищем после мрачного вонючего барака, в котором его держали словно пса. Яркий дневной свет, ослепляющий толпы провожающих, подарил ему надежду. А её так не хватало в эти дни бесконечных допросов и избиений до потери сознания.

Савин страстно всматривался в толпу, ища знакомое лицо. Предчувствие не обмануло его – он заметил белое лицо Фанни Лир в обрамлении золотистых локонов. Она казалось нездешним существом, богиней, которая по-прежнему любит его. Сердце Савина зарыдало от предвкушения возможного счастья, и он что есть мочи закричал, вытягивая голову из строя:

– Фанни, Фанни, я здесь, здесь!

Корнет попытался взмахнуть рукой, но тяжёлый кнут конвоира мгновенно спустился на неё, вызвав жгучую боль. Савин зажмурился, стиснув зубы, а открыв глаза, снова всмотрелся в лица. Увы, это оказалась другая девушка, похожая на Фанни. Сердце корнета сжалось от разочарования. Едва родившаяся искра надежды быстро угасла, не оставив ни капли тепла.

Двери в вагоны отворились, и полицейские стали заталкивать внутрь заключённых, пересчитывая их плетьми. Савин ввалился в вагон последним, и его спина получила два прощальных удара. Теперь предстоял долгий переезд туда, где он больше не увидит ни великого князя, ни Фанни, ни всего, что было смыслом его молодой и беззаботной жизни.

В холодном железном вагоне было слишком тесно. Почти все заключенные стояли, кое-как удерживаясь за выступы в стенах. От движения по рельсам старые вагоны раскачивало в стороны так, что арестанты то и дело валились друг на друга, не имея сил подняться. Савин ухватился за небольшой выступ возле окна. Он всматривался в густой лес. Казалось, эти тёмные заросли бесконечной лентой тянутся вдоль всего железнодорожного полотна.

На повороте поезд внезапно затормозил. Савина качнуло вперёд, и он свалился на пол, больно ударившись ребром. На него свалилось несколько тел, придавив к полу колено, которое давно ныло от боли. Грозный голос конвоира сообщил, что отряд заключённых прибыл к месту и приказал выходить прямо посреди леса. Арестанты оторвались от пола и по очереди, согнувшись, выходили из вагонов под ударами плетей, отсчитывающих каждого, кто переступал порог.