Мой ледяной принц

Я решила, что настало время проучить этого идиота, сладко улыбнулась и тоже поманила его пальцем.

Мажор Роб улыбнулся так довольно, словно я согласилась поцеловать его, вышел из машины и подошел ко мне.

– И что ты хочешь сказать мне, польская принцесса? – Он протянул ко мне свои гадкие руки, но я остановила его повелительным жестом.

– Так что ты говорил о свидании? – томно спросила я и прикусила губу: я никогда никого не обольщала, но видела, что так всегда обольщают в фильмах.

Я хотела унизить этого мерзавца на глазах сотен студентов.

– Ты согласна? – слащаво улыбаясь, спросил он.

– Знаешь, что я отвечу? – Я приблизила свое лицо к его лицу.

– Что? – прошептал мажор.

Я отстранилась и со смаком плюнула ему в лицо. Меня пронзило острое чувство удовольствия. Роб явно не ожидал этого, а решил, что я поцелую его!

Мажор стоял, закрыв глаза и ошарашено приоткрыв рот, а я довольно улыбалась, видя, как другие студенты смеются над ним.

– Я отомщу тебе за это, сука! – Он попытался схватить меня за руку, но я вовремя отскочила.

– Я все сказала! – надменно сказала я и быстрым шагом пошла прочь, не оглядываясь, но слыша за спиной насмешливые разговоры студентов. Я была безумно довольна собой.

Дома я с упоением рассказала Мэри о своем подвиге. Она рассмеялась, похвалила меня за смелость, но вдруг нахмурилась.

– А ты не боишься того, что теперь он будет мстить тебе? Ты унизила его на глазах у всех! – серьезно сказала она.

Мы были на кухне: я сидела за столом, а Мэри нарезала что-то на деревянной доске.

– Да он только и умеет, что записочки слать и пошлости говорить! – рассмеялась я. – Он трус и никогда не решится на месть, поверь мне!

– Трус или не трус, но даже такие экземпляры, как он, могут отомстить. Хотя бы исподтишка.

– Ой, умоляю тебя! Максимум, что он может сделать, – вылить на мой велосипед ведро краски!

Я была уверена в том, что мажор понял урок и что у него и в мыслях не было мстить мне, а его слова о мести были просто куражом и попыткой оправдаться в глазах окружающих.

– Зря ты так беспечна: такие, как он, способны на большую подлость, – отозвалась Мэри и всхлипнула. – Этот лук такой ядерный! Жуть!

– Нет, мажор Роб слишком слабохарактерен для мести.

– Ты в этом уверена?

– Уверена. Кстати, вечером я иду на кружок богословия. Не хочешь пойти со мной?

– Нет уж, увольте! Меня и так достал пастор в приюте! А вечером это во сколько? – Мэри отложила нож, пошла к раковине, включила воду и стала умывать лицо.

– В семь: сегодня в колледже проводятся какие-то дебаты, и много наших в них участвуют, поэтому заседание перенесли на час позже, – объяснила я.

– Дебаты? На какую тему? – Мэри опять стала резать лук.

– Точно не помню, но что-то насчет суперэго и кальвинизма.

– Что это за матерные слова?

– Первое слово – психологический термин, второе – течение протестантизма.

– Ужас, звучит как китайский язык: ничего не понятно!

– Знаешь, у меня есть проблема, которая мучает меня: я не знаю, кем себя чувствую, – вдруг призналась я: у меня появилось невыносимое желание поделиться этим с подругой.

– В смысле? – отозвалась Мэри.

«Я – вампир по рождению, но чувствую себя человеком. Именно ты, Мэри, стала волшебным лучом, который превратил меня в человека! – с любовью подумала я. – Но надолго ли это? Ведь скоро, через несколько месяцев или лет я начну охотиться… Мне придется это сделать. Как вы, люди, неправы, когда говорите, что вы – самые ужасные существа на свете! Мы ужаснее вас во всем. Конечно, у нас есть «благородная миссия», о которой постоянно рассказывает мне папа, но мы какие-то несуразные: живем и не умираем. Это удобно, но скучно. А многие вампиры разочарованы своей бессмертной жизнью»

– Я не знаю, кем должна быть: я люблю своих родителей, и они любят меня, но они намного старше, и их взгляды на жизнь кардинально отличаются от моих, – сказала я вслух. – Понимаешь, я очень поздний ребенок.

– Ага, предки совсем не понимают своих детей: они выросли в другое время, в другой морали. Когда моя мама увидела, что я проколола нос, она чуть меня не убила… Ой, ну вот!

В воздухе раздался аромат крови, но не такой, какую пила я: она пахла так вкусно, что у меня потекли слюнки.

– Что случилось? – спросила я, подходя к Мэри.

Она стояла, засунув в рот указательный палец.

– Ты порезалась? – уточнила я, против воли глубоко вдыхая прекрасный аромат крови.

– Угу. Почему у тебя дрожат руки?

– Я не переношу вида крови… Где пластырь! – Я выскочила из кухни, чтобы не слышать прекрасный аромат крови Мэри. Ведь это было так противно: хотеть выпить ее крови! Она – моя подруга! Как это вообще могло прийти мне в голову!

Забежав в комнату Мэри, я стала усердно искать пластырь, но не нашла его, и мне пришлось вернуться в кухню ни с чем.

– Зря ходила: все медикаменты находятся в кухне, – сказала Мэри, показывая мне палец, обернутый белым пластырем.

У меня отлегло от сердца: и как только я могла подумать о том, что ее кровь, наверно, очень вкусная? Я никогда не пила кровь прямо из вен человека. Этот момент казался мне просто отвратительным: мы и комары – родственники!

– Давай я займусь нарезкой? – предложила я. – Иначе, ты опять что-то себе порежешь, и у тебя выйдет суп с кровью.

«Суп с кровью… Суп из крови… Как сладко и вкусно звучит!» – подумала я.

Я взяла нож и попыталась нарезать лук, как это делала Мэри, но в силу отсутствия у меня опыта подобной процедуры, я только перекатывала кусочки лука по доске до тех пор, пока с силой не прошлась ножом по кончикам своих пальцев.

– Ты себе пальцы отрезала! – воскликнула Мэри.

«О, черт!» – подумала я, ведь мои пальцы были на месте: нож не мог пробить мою кожу.

– Ты о чем? – как будто ничего не произошло, спросила я.