Мой ледяной принц

– Ты бесчувственный чурбан! – Я бросила на него сердитый взгляд и, объятая бешенством, почти забежала в ресторан.

***

«Истеричка! И как с ней можно нормально разговаривать?» – подумал я, медленно возвращаясь в зал.

Пока меня не было, Элис не скучала: она разговаривала по телефону, давая кому-то советы о том, как нужно закупать одежду на продажу в бутики. Увидев меня, она коротко попрощалась с собеседницей и отключила звонок.

– Как невежливо заставлять меня скучать, – улыбнулась она.

Я сел, положив руки на стол, и Элис нарочно опустила свои длинные белые пальцы с аккуратными ногтями на мои, но я не стал убирать их: Миша должна была видеть, как прекрасно я живу без нее. Видеть, что я свободен.

Несмотря на присутствие рядом с Мишей Гарри, я совсем не ревновал ее: я знал, что он был всего лишь смертным, и Миша не могла влюбиться в него, да и тот был совсем ненастойчивым: Гарри только смотрел на нее и чаще молчал, чем говорил. За их столом говорила одна Мэри: она выразила сожаление, что Мише не понравился салат, потому что та заявила, что он плохо пах. Хотя, какой к черту салат? Это был просто нарезанный помидор. Миша сидела, нахмурившись и сложив руки на столе. Прекрасная, утонченная Миша.

– Ты не скучала, Элис, не лукавь: у тебя тоже был крайне занятный разговор, – улыбнулся я своей собеседнице.

– И, все-таки, эта малышка не отпускает тебя, – усмехнулась она. – А блюда, которые я заказала для тебя, стынут напрасно.

– Это был лишь жест вежливости, – сказал я и краем глаза увидел, что Миша бросила на меня сердитый взгляд.

Это придало мне бодрости. Я был последним подлецом: я был доволен тем, что Мише неприятно было слышать мои слова, и мстил ей, гадил как школьник. И Элис стала мне лучшим союзником: она флиртовала со мной так открыто, что даже я был поражен ее поведением.

– Ты, оказывается, очень вежлив? Вчера, когда я была в твоем кабинете, ты совершенно не был образцом вежливости, – тихо сказала Элис.

Я увидел, как Миша закусила губу и стала теребить пальцами салфетку. И что она подумала, услышав эту фразу? А хотя мне должно быть все равно: пора жить, не щадя ее чувств.

– Но и ты не была скромницей, – подразнил я Элис.

Она провела указательным пальцем по моему рукаву и прижала свое колено к моему.

– Сегодня ночью я буду совсем нескромной, если ты этого хочешь, – прошептала рыжая бестия.

«Прямой намек на секс. Она готова отдаться мне на первом же свидании» – Я был удивлен прыткостью этой смертной и с ухмылкой смотрел на нее.

В ее глазах горел жаркий блеск.

– Так как мы поступим? Я ведь обещала тебе показать свои картины, – наклонившись к моему уху, вновь прошептала Элис.

– Мы обязательно их посмотрим, – ответил я. – Уверен, они мне понравятся.

– Я тоже в этом уверена, ледяной ангел. Но это платье такое тесное, и я хочу как можно скорее от него избавиться. Ты поможешь мне с этим?

– Прости, Мэри, но я больше не хочу быть здесь! – вдруг нервно воскликнула Миша, вскакивая со стула. Она быстрым шагом прошла мимо нашего с Элис столика, но, не дойдя до входных дверей, сменила направление и подошла к нам.

– Вот видите, мне не нужно оставлять его в покое: он и так с вами! И незачем было портить мне настроение своими глупыми приказами! Желаю вам счастья! – крикнула Миша в лицо Элис и стремительно унеслась в гардероб.

Мэри сердито посмотрела на меня и пошла вслед за подругой. Гарри, положив на стол деньги, поспешил за ними.

Я прислушался к Мише: она часто и тяжело дышала.

– Что с тобой? Это из-за Фредрика, да? – послышался обеспокоенный голос Мэри и шуршание одежды.

– Нет! Просто я устала и хочу домой. Я уезжаю в Оксфорд! – дрожащим голосом ответила ей Миша. – Что-то я совсем у вас загостила… Пора домой!

– Говори эту чушь кому-нибудь другому! Я же вижу, как ты разнервничалась из-за того, что он здесь с этой рыжей! – возразила ей Мэри.

«Что? Не может быть. Так она убежала из-за того, что увидела меня с Элис? – Я даже усмехнулся от такой новости.

– Какие глупости! Пусть хоть спит с ней, мне все равно! – нервно воскликнула Миша и, сильно хлопнув входной дверью, вышла из ресторана.

Я слушал ее торопливые шаги. И вдруг Миша всхлипнула.

«Она плачет? Но почему? Ей так неприятно было видеть меня? Она думает, что я нарочно подстроил нашу встречу? А Элис… Она разговаривала с ней? Зачем?» – удивился я.

– Ты предупредила ее держаться от меня подальше? – строго спросил я, убивая Элис своим презрительным взглядом.

– Я решила вырвать этот ядовитый шип из твоего сердца, – серьезно ответила она, а затем улыбнулась. – Кажется, ты недоволен этим?

– Никогда больше не смей тревожить ее! – мрачно сказал я.

– Не злись, я привыкла к таким девицам: они у меня по струнке ходят.

Я был взбешен, и это бешенство текло по моим венам. Меня охватило огромное желание убить эту похотливую смертную. Как она посмела даже подойти к Мише!

– Никаких картин, – холодно сказал я. – На этом наша встреча окончена: за этот вечер ты наболтала много чепухи и открыто предложила мне переспать с тобой. Но ты не хищница, Элис, ты – дешевка.

– Будь я дешевкой, то сидела бы сейчас в какой-нибудь забегаловке с рабочим с бензоколонки, – спокойно ответила мне она. – Вижу, я слишком поторопилась с выводами: ты – не ледяной ангел, а обычная замерзшая лужа под ногами этой блондинки. А это тебе за «дешевку». – Элис выплеснула мне в лицо вино и гордо удалилась.

Я равнодушно вытер лицо салфеткой и бросил ее на стол.

И снова все прошло не так, как я планировал. Зато я действительно повеселился: я увидел Мишу, поговорил с ней, выплеснул свой негатив на Элис, получил от нее выплеснутое мне в лицо вино, и был доволен. Вечер закончился просто идеально: Миша убежала, Элис ушла, и я вновь был свободен от обеих. От Элис и ее настойчивого внимания точно – с ее характером она будет ненавидеть меня до конца своей жизни за то, что я не стал ее «укрощенным снежным барсом». А от Миши… Надолго ли?

Глава 22

С тех пор, как я сбежала из ресторана, прошло уже две недели, но я никак не могла забыть о том, что Фредрик сидел с той рыжей и даже не смотрел на меня.

«И что я должна делать с этими чувствами к нему? Когда-то я могла просто принять его любовь, а сейчас он холоден ко мне, – с отчаянием, не покидавшим мое существо, думала я. – Теперь он развлекается с другими женщинами, водит их в рестораны, флиртует с ними… А потом рыжая увезла его к себе, и там они… Переспали? Невозможно! Фредрик не мог соблазниться человеком! А может, он сделал это, чтобы насолить мне? Нет, конечно, нет, он не такой: он прямолинейный и хладнокровный, и ему не стоило никакого труда вычеркнуть меня из своей жизни. А я страдаю. Неужели он страдал так же, когда любил меня, а я его – нет? Я так не хотела любить, но влюбилась! Ведь это любовь… Я люблю его – этого вечно спокойного, холодного Фредрика!»

Моя жизнь закончилась: с тех пор, как я увидела Фредрика с другой женщиной, я не жила и лишь постоянно думала о нем и о том, что он очень изменился и стал холодным, чужим… Он так круто изменил свое отношение ко мне!

Так разрушилась моя жизнь. В девятнадцать лет.

«Ненавижу эти чувства! Ненавижу тебя, Фредрик! Зачем ты появился в моей жизни? – кричала в мыслях я. – А все из-за Седрика Моргана: это он посоветовал мне поступить в проклятый Оксфорд! Я приехала сюда и навсегда разрушила свою жизнь!»

Чтобы хоть как-то отвлечься от своих страданий, я дочитала Шатобриана, и его размышления в очередной раз привели меня к идее пойти на заседание кружка богословия. На первом же занятии я так втянулась в спор, что просто забыла о том, кто я есть, забыла о том, что я – вампир. Я настолько втянулась в мир людей, что стала причислять себя к ним, а потом с горечью вспоминать, что я была всего лишь убийцей, паразитирующей на человеческом обществе, как и все вампиры. Мне было больно осознавать то, что я не была человеком.

В первый раз я посетила кружок богословия в тот же день, когда закончила читать «Гений христианства». Кружок собирался почти каждый день, в шесть часов вечера и всегда в полном составе. Мое посещение сильно удивило его членов: наверно, они подумали: «Что эта блондинка здесь забыла? У нас ведутся только серьезные дебаты!», потому что парни насмешливо переглянулись, а девушки спрятали улыбки. Благодаря такому «радушному» приему, я чувствовала себя неловко. Мне было даже неприятно: я пыталась слушать и анализировать речи других, следить за дискуссией, но, когда меня спросили, верю ли я в Бога, я совсем растерялась.

Все присутствующие уставились на меня.