Мой ледяной принц

– Будь я для нее больше, чем друг, то был бы с ней в Оксфорде – это если вы намекаете на то, что я необъективен в своих суждениях. Я хочу ознакомиться с ее показаниями.

Полисмен молча достал из папки показания Миши.

Ее почерк был нервным и неровным, и мое сердце обливалось кровью: она была так напугана! Она совсем не понимала, что происходит, и не знала, приехал ли я за ней или нет.

Как я и думал: мажор Роб попытался затащить ее в машину, а Миша до смерти испугалась и оттолкнула его: он упал на свою машину, потом на асфальт, Миша стала трясти его, измазалась в его гадкой крови, и потом ее арестовали.

«Я убью этого сукина сына!» – со злостью подумал я.

– Ситуация неоднозначна, и, если пострадавший заберет заявление, у меня не будет повода заводить на девушку уголовное дело: он жив, свидетелей нет. Но, думаю, он, вряд ли, его заберет. Роберт тот еще фикус, – усталым тоном осведомил меня мистер Нельсон.

«Он заберет его!» – мрачно сказал себе я и, положив показания Миши на стол, поднялся на ноги.

– Прошу прощения, где здесь уборная? – спросил я мистера Нельсона. – Я ехал полтора часа без остановки.

– Вас проводят, – ответил он. – А насчет вашей подзащитной: надеюсь, все решится в ее пользу.

– Я тоже на это надеюсь.

Я вышел из кабинета, и дежурный проводил меня до уборной. Войдя в это небольшое помещение, я сразу обнаружил там небольшое окно. И так как кабинет начальника находился на третьем этаже и уборная, соответственно, там же, окно не было обнесено решеткой. Вряд ли кто-то из арестованных решился бы воспользоваться этим путем для побега.

Закрыв дверь на замок, я бесшумно открыл окно, выпрыгнул на крышу ближайшего здания, спустился по пожарной лестнице и со скоростью ветра побежал к больнице, в которой, по словам дежурного, находился мажор Роб. Добравшись до больницы, я забрался на дерево, растущее рядом, и бесшумно запрыгнул на каменный карниз второго этажа здания: я не знал, в какой палате был подонок мажор, поэтому через окна заглядывал во все палаты, пока не обнаружил его на четвертом этаже в вип-палате.

Меня переполняла черная жажда убить его, отомстить ему за страдания, которые из-за него переживала Миша, но я мысленно успокоил себя, подумав, что, в первую очередь, он должен был забрать свое заявление.

Несмотря на январский холод, окно палаты мажора было приоткрыто. Осторожно открыв его, я оказался внутри, но мажор Роб не увидел меня: он лежал на кровати и при включенном свете читал журнал «Playboy».

Убедившись в том, что в палате не было ни одной камеры видеонаблюдения, я бесшумно подошел к проклятому смертному.

– Ну, привет, подонок, – мрачно сказал я.

Мажор вздрогнул и мигом убрал журнал.

– Кто ты такой и как зашел? Я же закрыл дверь! – удивленно сказал он, окидывая меня испуганным взглядом.

Его голова была перебинтована, но в ехидных глазах отражалась ясность сознания.

– Кто я такой? Лучше тебе не знать, – усмехнулся я.

– Я позову охрану! – взвизгнул мажор.

– Вперед. – Я подошел к нему еще ближе.

– Что тебе нужно? – истеричным тоном спросил он, прикрываясь журналом.

– Ты сейчас же заберешь свое заявление против Миши, – спокойно, но, еле сдерживая гнев, сказал я.

– Ну, уж нет! Эта сука будет сидеть! – с усмешкой сказал он.

– Я не шучу.

– Ты вообще знаешь, с кем разговариваешь? – самоуверенно сказал мажор, видимо, потеряв всякий страх.

– Да, знаю: с трусливым маменькиным сыночком, который полез к моей Мише.

– К твоей? Вот оно что! Эта польская сучонка сядет, а ты будешь носить ей передачки! – Он довольно ухмыльнулся. – А теперь пошел вон отсюда!

– Ну, что ж, раз до тебя не доходит. – Я натянул на ладонь рукав своего пиджака, схватил мажора за горло и, наклонившись к его лицу, обнажил клыки.

– Твою мать, да кто ты! – тихо взвизгнул он.

Вытащив подонка из кровати, я прижал к его стене, держа за горло, в то время как он болтал своими босыми ногами в воздухе. Он даже не пикнул.

– Если ты сейчас же не поедешь в участок и не заберешь свое чертово заявление, я убью тебя. Нет, я не буду пить твою поганую кровь: такое дерьмо как ты наполнено только дерьмом! Я просто растерзаю тебя до костей, снимая с них мясо, а потом отдам твои кости собакам. Ты понял меня, ублюдок? У тебя есть один час. А я буду слышать каждое твое слово, и, если ты ляпнешь хоть что-то, что бросит на Мишу тень, я убью тебя. Время пошло! – тихим, полным мрака голосом сказал я и отпустил горло мажора.

Он упал на пол и стал судорожно кашлять.

Я в одну секунду выскочил в окно и побежал обратно в участок, вернулся в уборную участка через крышу соседнего дома, и, не прошло и трех минут, как я сделал все, чтобы ублюдок мажор забрал свое заявление.

Сомнений не было: он обязательно прибежит, и, если расскажет кому-то о моем посещении, ему никто не поверит. Его посчитают психом: меня не было в участке всего лишь три минуты, никто не видел меня на улице и в больнице, и на шее мажора не осталось ни одного следа от моих пальцев, ведь я все предусмотрел. Даже если он поднял панику, как только я убежал, меня все равно не догнали бы.

Осторожно закрыв окно, я спустил в унитазе воду, помыл руки и вышел в коридор: там меня дожидался сонный дежурный.

– Шеф сказал, что вы можете повидать свою подзащитную, – сказал он мне. – Пойдемте.

Мы прошли к камерам, и я тут же услышал плач Миши: до этого момента я был сосредоточен на другом, и сейчас ее плач просто ударил по моим ушам.

Едва меня подвели к одной из камер, как Миша вскочила с лавки и прижалась к решетке. Миша плакала, а ее лицо было наполнено страхом.

– Фредрик! Ты здесь, Фредрик! – Она разрыдалась.

Эта сцена потрясла меня до глубины души: Миша была такой испуганной и лишней за этой железной решеткой! Лишней в компании двух вульгарно-одетых и накрашенных проституток, сидящих в той же камере.

Я протянул ладони сквозь прутья решетки, чтобы обнять Мишу хотя бы за плечи. Мне стало жутко от увиденного. Ей было не место здесь, моему лучику солнца, а она просидела в этой камере уже семь часов!

Миша вцепилась пальцами в мой пиджак. Ее трясло.

– Успокойся! Я рядом! Я здесь! – тихо сказал я ей по-польски.

– Клянусь! Я не хотела! Он бы… Он бы изнасиловал меня! Я толкнула его… А он… – лепетала она, не слушая меня.

– Так не пойдет! Или говорите по-английски, или свидание окончено, – грубо перебил ее дежурный.

– Миша, не оправдывайся Я все решу. – Я исполнил его приказ и перешел на английский язык.

– Я думала, ты не приедешь… Я так обидела тебя! Тебя так долго не было, и я испугалась, что ты…

– Я был в Берлине, но прилетел ближайшим рейсом. Я бы никогда не оставил тебя.