Миша вновь зарыдала. Только сейчас я заметил, что ее руки, одежда и волосы были испачканы в засохшей крови подонка.
– Меня посадят? Я буду жить среди убийц и преступников! – воскликнула она, и на ее лице отобразился неподдельный ужас.
– Нет, не будешь. Ты не убила того ублюдка, он жив и здоров: у него просто легкое сотрясение мозга, – сказал я ей.
– Правда? Не убила? Но меня все равно посадят! Но ты здесь… Спасибо! Фредрик… Клянусь, я не использую тебя…
– Не нужно, – твердо перебил ее я. – Мне необходимо отойти, чтобы поговорить с начальником участка. Прошу тебя, успокойся и ничего не бойся. Я вернусь за тобой.
– Нет! Не уходи! Мне так страшно! Они сказали, что побьют меня! Они забрали твой кулон! Я боюсь, Фредрик! – Глаза Миши наполнились ужасом.
Я обернулся к полисмену:
– Отведите ее в комнату переговоров, мне нужно срочно поговорить с ней.
– Увы, сэр. Шеф сказал, пока нельзя, – ответил полисмен, позвякивая ключами.
– Тогда переведите ее в другую камеру, потому что эти шлюхи хотят избить ее, а вы, я вижу, не следите за порядком в камере и плохо исполняете свои обязанности, – строго сказал на это я.
– Это можно. – Дежурный подошел к камере, открыл ее, схватил Мишу за руку и вывел ее ко мне. Он хотел закрыть, было, дверь, но я сказал: «Подождите» и зашел в камеру к двум шлюхам, которые тут же заулыбались мне.
– Кулон, – мрачно сказал я.
– Какой кулон, красавчик? Нет у нас никакого кулона. Ты часом не ошибся? – дерзко ответила мне брюнетка с ярко-розовыми накрашенными губами.
– Я не буду повторять дважды, – холодно бросил я. – Считаю до трех. Один.
Мне было совершенно невесело возиться с этими девицами, и церемониться с ними я не собирался.
– Два. Три.
– Да подавись! – Брюнетка достала из-под корсажа своего вульгарного платья кулон и бросила его мне. Я убедился в том, что он был цел и невредим, и только тогда вышел из камеры.
Полисмен защелкнул дверь на замок.
Миша уже была заперта в другой камере. Я протянул возлюбленной ее кулон. Она молча взяла его и прижала к своей груди. Глаза Миши были такими воспаленными и покрасневшими, что я решил обязательно убить подонка Роба и шлюх из соседней камеры. Но чуть позже.
– Я скоро вернусь, – тихо сказал я Мише. – Скоро все кончится. Мы поедем домой. Обещаю.
– Я только сейчас поняла, как сильно ты любишь меня, – вдруг прошептала она. – А я так посмеялась над тобой! Я недостойна тебя, Фредрик!
«Что она говорит? Совсем голову потеряла от стресса!» – подумал я и не придал этим словам ни капли важности: Миша всего лишь была поражена тем, что я приехал.
Я не нашел слов для ответа и ушел.
Состояние Миши поразило меня: еще никогда она не была так напугана. Еще никогда я не видел ее такой слабой. И она так доверяла мне, так надеялась на меня!
Зайдя в кабинет мистера Нельсона, я выслушал его монотонный рассказ о том, как Мишу привели в участок, и обсудил с ним острые моменты, например, почему ее посадили вместе с проститутками. Ответ мистера Нельсона был прост: «Потому что она совершила преступление».
Вдруг я услышал, как к участку подъехала машина, и, по торопливым шагам и запаху новоприбывшего, сразу понял, что это был мажор Роб, последовавший моему «совету» забрать свое заявление.
«Собрался за полчаса, – довольно подумал я. – Он удивится, увидев меня здесь. Сволочь. Пусть только попробует пикнуть какое-нибудь дерьмо!»
Мажор Роб громко постучал в дверь кабинета мистера Нельсона и без приглашения вошел. Он увидел меня, и его лицо передернулось. По виду Роба было понятно, что он собирался в спешке. Видимо, как только я исчез, он тут же, в чем был, поехал в участок: на мажоре был все тот же шелковый халат, натянутый на толстую белую пижаму, а на ногах – мягкие тапочки. Его волосы были взъерошены, точнее, та их часть, что не была скрыта под больничным бинтом.
Пристально посмотрев на подонка холодным взглядом, я молча предупредил его о том, что слежу за каждым его словом.
Мажор застыл у двери.
– Что вы здесь делаете? Решили прогуляться? – недовольно проворчал мистер Нельсон, окидывая его взглядом.
– Я пришел забрать свое заявление! – пролепетал тот, очевидно не решаясь подойти к столу. Его лицо было искажено страхом.
– Вас кто-то запугал? – нахмурился шеф участка.
– Нет, нет! Я просто понял, что не должен так поступать! Я хочу признаться в том, что оклеветал ее! – Роб сильно нервничал: на его лице выступили крупные капли пота.
– Оставьте нас, мистер Харальдсон, как видите, дело серьезное, – обратился ко мне мистер Нельсон.
– Конечно. – Я поднялся со стула и пошел к двери.
Пропуская меня, мажор Роб прижался к стене. Я бросил на него полный презрения взгляд и покинул кабинет, но ушел недалеко: я сел на стул у двери кабинета и внимательно слушал диалог мажора Роба и мистера Нельсона.
– Что с вами? Зачем пришли? – строго спросил шеф участка.
Послышался скрип железных ножек стула, на который, очевидно, сел Роб.
– Я уже сказал! – нервно ответил мажор Роб.
– Нет, не сказали.
– Все отлично! Просто… Меня мучает совесть!
– Значит, вы утверждаете, что оклеветали мисс Мрочек?
– Да! Так и есть.
– Зачем?
– Она… Это низко, но… Миша нравится мне, но она отвергает меня… Я должен забрать свое заявление!
– Вас кто-то заставляет сделать это?
– Нет! Нет!
– В любом случае, факт преступления налицо: мисс Мрочек толкнула вас, и вы лежите в больнице с травмой головы.
Было очевидно, что мистер Нельсон не верил в искренность признания мажора Роба.