Арабелла. Музыка любви

Белла не была первенцем. До этого родители потеряли двоих детей, которые не доживали и до полугода. Поэтому она была желанным и любимым ребёнком. Этому факту поспособствовало ещё и то обстоятельство, что фамилии Доннорсо иных детей Господь не даровал.

До пяти лет маленькая Белла жила с семьёй в Неаполе, после чего отца на пять лет отправили в Лиссабон посланником ко двору короля Португалии Жозе Первого из династии Браганса. Семья, как было заведено в дипломатических кругах, последовала за своим главой. Таким образом, детство Арабеллы прошло на побережьях Средиземного моря и Атлантического океана, в двух самых очаровательных городах, залитых солнцем и обласканных теплом.

В десятилетнем возрасте Арабелла вместе с родителями переехала в Мадрид, куда личным посланником ко двору своего брата Фердинанда Шестого графа Доннорсо отправил неаполитанский король Карл Седьмой.

В одиннадцать лет маленькая Белла уже бегло говорила по-португальски и по-испански. Кроме того, отец заставлял её учить английский и французский. За неимением детей мужского пола граф Доннорсо все обязанности отца по воспитанию достойного чада сосредоточил на единственной дочери.

Белла была окружена лучшими учителями. Более того, отец сам обучал её игре в шахматы, основам светского и дипломатического этикета, любил подолгу беседовать с ней на разные темы, развивая её наблюдательность и аналитический ум.

Из всех уроков Белле больше всего по душе были занятия музыкой, которые ей преподавал сам маэстро Мануэль Пла-и-Агусти[97 - Мануэ?ль Пла-и-Агу?сти (1725–1766) – испанский композитор, гобоист и клавесинист при королевском дворе Мадрида. – Авт.], испанский композитор, служивший при мадридском королевском дворе клавесинистом и гобоистом. Наставник отмечал потрясающие способности девочки: её тонкий слух, отменную музыкальность, гибкость и чуткость пальцев и великолепную координированность.

В 1757 году, когда Белле исполнилось двенадцать, в Мадриде, на матине[98 - Матине? (франц. matinеe – буквально «утро») – принятый у европейской знати XVIII века утренний прием гостей, утренний спектакль. – Авт.], устроенном Карло Броски по прозвищу Фаринелли[99 - Фарине?лли, настоящее имя Ка?рло Бро?ски (1705–1782) – итальянский певец-кастрат. – Авт.], куда была приглашена вся семья Доннорсо, произошла знаменательная встреча.

Неаполитанец Фаринелли, служивший руководителем королевских театров Испании и проживавший в этой стране под королевским патронатом, близко дружил с другим выходцем из Неаполя, знаменитым композитором Доменико Скарлатти[100 - Доме?нико Ска?рлатти (1685–1757) – итальянский композитор и клавесинист; провёл бо?льшую часть своей жизни в Испании и Португалии. – Авт.]. Тот бо?льшую часть сознательной жизни тоже провёл в Испанском королевстве. Поэтому вполне естественно, что на утреннике у Фаринелли присутствовал и он. И было бы странно, если бы хозяин праздника не упросил друга сесть за инструмент.

Маэстро исполнил всего два своих произведения для клавесина: Сонату ре-минор K 141 и Сонату до мажор K 159. Однако юной Белле этого было вполне достаточно, чтобы заболеть музыкой навеки.

Сонаты Скарлатти, или эссерчици[101 - Эссерчи?ци (итал. essercizi.) – упражнения.], как он их называл, были удивительно изобретательны, свежи, полны испанского колорита и неаполитанского очарования. Технические сложности, заложенные в них, казались непосильными даже для самых искушённых исполнителей. Чувствовалось, что эти музыкальные зарисовки предназначались специально для того, чтобы произвести впечатление на аудиторию, сразить её виртуозностью и изяществом замысла. Казалось, что они требуют как минимум «трёх рук» для игры или хотя бы овладения приёмом «перекрещивания» рук.

Маэстро в совершенстве овладел искусством контрапункта[102 - Контрапу?нкт (итал. contrapunto – букв. «точка против точки») – одновременное сочетание двух или более самостоятельных мелодических голосов. – Авт.] и смог увидеть в музыке больше, чем просто математику. Его трели были нежнее и элегантнее. Он мог транскрибировать в ноты звуки, которые его окружали: пение птиц, перезвон церковных колоколов во время венчания, игру испанской гитары или даже фейерверк.

Сердце Беллы ликующим зайчиком подскакивало к самому горлу, когда маэстро Скарлатти заставлял клавесин звучать местами точно так же, как тремоло[103 - Тре?моло (итал. tremolo) – эффект дрожания в музыке. – Авт.] мандолины. Она до глубины души была потрясена столь виртуозным исполнением и решила во что бы то ни стало попытаться приблизиться к вершинам подобного мастерства.

С того дня Беллу не нужно было усаживать за инструмент. Она сама из-за него не вставала сутки напролёт. Маэстро Пла-и-Агусти нарадоваться не мог успехам своей ученицы. Он говорил родителям, что всегда знал, что у девочки большой талант к музыке, но теперь в её умении произошёл настоящий прорыв. И, что удивительно, скорость её исполнения нисколько не подавляет ясности и чувственности звучания.

Однако вскоре учителю пришлось расстаться с талантливой ученицей. Когда Белле исполнилось четырнадцать, вся семья переехала жить в Лондон. Графа Адриано Перроне Доннорсо отправили служить неаполитанским посланником при английском дворе.

Спустя полгода после переезда талантливую девочку незадолго до своей кончины заметил семидесятичетырёхлетний композитор Георг Фридрих Гендель. Столь важное событие произошло в доме Государственного секретаря Южного департамента английского правительства Уильяма Питта, первого графа Чатема.

Высокопоставленный чиновник отвечал за отношения с католическими и мусульманскими государствами Европы. Для того, чтобы наладить связи с вновь прибывшими посланниками, он пригласил их с семьями на домашний праздник, посвящённый десятилетию дочери – леди Эстер Питт.

Помимо Арабеллы, на празднике присутствовали леди Амелия Дарси, единственная дочь Государственного секретаря Северного департамента Роберта Дарси, четвёртого графа Холдернесса, отвечавшего за внешние связи с протестантскими государствами Северной Европы, и ещё несколько детей новых посланников из разных стран. Естественно, малолетних отпрысков сопровождали их отцы со своими супругами.

В качестве особого гостя на торжественный утренник был приглашён Георг Фридрих Гендель. Композитор к тому времени уже абсолютно ослеп, потому за ним повсюду следовал его личный секретарь и помощник.

На празднике каждый из присутствующих детей должен был сделать музыкальное или танцевальное подношение виновнице торжества. Таким образом, был устроен своеобразный концерт, на котором в качестве почётного гостя и присутствовал великий композитор.

Было заметно, как стоически терпит он потуги юных певцов, музыкантов, и в особенности танцоров, чьи танцевальные экзерсисы по причине слепоты ему были совершенно недоступны. Так было ровно до той поры, покуда за фортепиано не села юная графиня Арабелла Беатриче Доннорсо.

Для своего лондонского дебюта Белла выбрала композицию Le rappel des oiseaux[104 - «Перекличка птиц» (фр. Le rappel des oiseaux) – произведение Жа?на-Фили?ппа Рамо?. – Авт.] Жана-Филиппа Рамо[105 - Жан-Филипп Рамо? (1683–1764) – французский композитор и теоретик музыки эпохи барокко. – Авт.]. Во время её исполнения установилась такая тишина, что было слышно, как маэстро Гендель ботинком отсчитывает такт на паркете. Он впервые оживился за всё это время и попросил юную музыкантшу исполнить ещё что-нибудь на бис.

Белла исполнила Сонату ре-минор K 141 своего кумира Доменико Скарлатти. Гендель пришёл в неописуемый восторг. Он попросил юную графиню подойти ближе и дозволить ему коснуться её пальцев.

Когда Белла затаив дыхание подошла к маэстро и протянула к нему руки, он взял её хрупкие кисти в свои и долго перебирал тонкие девичьи пальчики. Затем, улыбнувшись, рассыпался в комплиментах.

Знаменитый композитор сказал, что исполнение этого юного ангела не просто свежо и проникновенно, но в нём заключено потрясающее сочетание эмоциональности и интеллекта. И дело здесь не только в великолепной технике, скорости и тайминге, хотя они и так выше всех похвал, но и в том, что её порхающие по клавиатуре пальцы извлекают весьма экспрессивный, динамичный, музыкальный звук. За её виртуозную игру на фортепиано Гендель назвал юную графиню «Скарлатти в юбке».

После этого старый композитор рассказал собравшейся публике о том, как однажды в Риме во дворце кардинала Оттобони он сошёлся с самим Доменико в музыкальном поединке. Им пришлось состязаться в игре на органе и клавесине. В итоге композитора Скарлатти собравшаяся публика нарекла величайшим итальянским исполнителем на клавесине всех времён, а в игре на органе первенства удостоила его, Генделя.

Отец Арабеллы тогда рассмеялся и заметил, что слышал в Мадриде от самого синьора Скарлатти, как тот с почтением крестится, говоря о мастерстве Генделя.

Все гости после таких рассказов не могли не воспользоваться случаем, чтобы не усадить великого композитора за фортепиано. Он открещиваться не стал и исполнил для всех свою Сарабанду ре минор[106 - Гео?рг Фри?дрих Ге?ндель. Suite № 4 in D Minor, HWV 437, Sarabande. – Авт.].

И если для Генделя игра юной музыкантши стала вдохновляющим фактором, который его, абсолютно слепого, усадил вновь за инструмент, то для самой Арабеллы Георг Фридрих Гендель был той причиной, по которой она начала с ещё большим усердием заниматься музыкой, а также той причиной, по которой она не раз хотела оставить это занятие, ибо понимала, что подобной высоты ей не достичь никогда. От такого мастерства захватывает дух. После этих срывов Белла твердила матери:

– Не могу исполнять музыку как Гендель даже во сне, а во сне, поверь, я воистину прекрасна!

Однако в её жизни были и ещё две вдохновляющие встречи. Первая состоялась в 1762 году. Отец тогда, пользуясь своими связями, пригласил к ним в дом английского композитора Джозефа Стивенсона[107 - Джо?зеф Сти?венсон (1723–1810) – английский композитор. – Авт.]. Ему было тогда тридцать девять, ей – семнадцать. Однако между ними на почве любви к музыке завязалась удивительно трогательная дружба. Композитор сразу же оценил талант юной графини. Он поражался её умению поддерживать мелодическую линию и колорит музыкального произведения на максимальной скорости. Называл это её умение «непостижимым» и «неоспоримым».

Когда Джозефу пришлось вернулся в свой родной городок Пул в графстве Дорсет на юго-западном побережье Ла-Манша, они продолжили общение, обмениваясь письмами. Джозеф Стивенсон расширял в переписке её музыкальный кругозор и повышал музыкальную грамотность.

Вторая встреча произошла годом позже за кулисами Королевского театра в Ковент-Гардене. Она подарила Белле ещё одного друга, точнее подругу. Ею стала итальянская оперная певица Николина Джордани, известная под сценическим псевдонимом Ла Спиллетта[108 - Спилле?тта (итал. Spilletta) – Булавка.]. Белле было восемнадцать, Николине исполнилось двадцать два. Несмотря на юный возраст, девушка уже блистала на сцене Королевской оперы.

Белла и Николина сошлись в Лондоне на почве землячества. Дело в том, что родителями талантливой оперной исполнительницы были выходцы из Неаполя. Отец – импресарио, певец и либреттист Джузеппе Джордани, мать – певица Антония Биззи. Прежде чем поселиться в Лондоне, Николина с труппой своей семьи: братьями Франческо (певцом и танцором) и Томмазо (композитором и инструменталистом), а также сестрой Марианной (тоже певицей) – выступала в оперных постановках в Германии, Голландии и Франции. Сценический псевдоним она заслужила после блистательного исполнения главной роли в опере-буффа[109 - Опера-бу?ффа (итал. opera buffa – «шуточная опера») – итальянская комическая опера. – Авт.] «Ревнивые любовники», сочинённой её братом Томмазо.

Белла ценила Николину не только за её певческие данные: предельную точность слуха, высочайший артистизм, говорящие глаза, выразительную жестикуляцию, но и за лёгкость характера и огромную жизнерадостность. Их объединяло многое: родной Неаполь, кочевая жизнь, любовь к музыке и искусству.

Белле нравились живость натуры и разносторонность Николины. Но, к несчастью, дружба с ней подарила Арабелле ту самую встречу, которую юная графиня хотела бы вычеркнуть из своей памяти навсегда.

Это произошло за кулисами театра в Ковент-Гардене. Как-то раз, зайдя после представления в актерскую гримёрную подруги, Белла, не застав там Николину, наткнулась на щегольски одетого красавца лет сорока. Как потом выяснилось, это был любовник певицы, о котором та никогда раньше не упоминала. Незнакомцем оказался тридцативосьмилетний лорд Говард Тревор Баррингтон, четвёртый граф Ричмонд.

Уже в первую скоротечную встречу этот человек умудрился не только раздеть взглядом Арабеллу, но и мысленно уложить её с собою в постель. Далёкая от подобных соображений, Белла почувствовала это всем своим женским нутром, всей своей сутью, которая была заложена в ней самой природой.

Лорд Баррингтон не понравился Арабелле с первого взгляда. После знакомства с ним она пыталась всячески избегать его и, как могла, отговаривала подругу от общения с этим скользким типом. Граф Ричмонд, напротив, стал упорно искать встреч с юной графиней Доннорсо.

Белла в ту пору уже была представлена в свете, поэтому лорд стал выискивать её на балах и званых вечерах. Несколько раз ей пришлось танцевать с ним, поддерживать светскую беседу. Неоднократно лорд Баррингтон напрашивался на роль пейдж-тёрнера[110 - Пейдж-тёрнер (англ. page turner), он же листме?йстер – человек, нанятый для перелистывания нотных страниц во время выступления музыканта. – Авт.] во время её выступления, причём это всегда были ситуации, когда Белла не могла ему отказать.

Впрочем, Арабелла всякий раз, как умела, старалась выказать этому человеку своё нерасположение. Тем удивительнее ей было застать однажды лорда Баррингтона в кабинете своего отца.

Граф Доннорсо, по всей видимости, хорошо осведомлённый о не слишком завидной репутации визитёра, с холодностью в голосе объявил дочери, что гость только что просил её руки.

Растерявшись от нежданного известия, Арабелла, соблюдя все приличия, попросила дать ей время на размышление. Однако, как только за гостем захлопнулась дверь, она ответила отцу категорическим отказом и взмолилась о том, чтобы тот устроил дело таким образом, чтобы этот человек никогда больше не появлялся в поле её зрения.

Отказ лордом Баррингтоном принят был, но вот преследований своих он не прекратил. К той поре Белла уже была наслышана про многочисленные любовные романы этого сластолюбца и про самый громкий скандал, потрясший весь лондонский высший свет.

Находясь в гостях у своего приятеля по университету, граф Ричмонд обесчестил его несовершеннолетнюю сестру. Жениться на девушке искуситель отказался, сославшись на то, что юная красотка сама пришла к нему в спальню. Поговаривали, что у несчастной родился ребёнок. Чтобы сгладить позорные последствия происшествия, её родственники отдали малютку на воспитание в семью обедневшего баронета.

После всех этих сведений общаться с лордом Баррингтоном Арабелле было и вовсе невыносимо. Она всеми правдами и неправдами пыталась уклоняться от бесед с ним, и, пока был жив отец, ей это почти всегда удавалось. Но, к несчастью, когда Арабелле едва исполнилось девятнадцать, граф Доннорсо скоропостижно скончался от разрыва аневризмы. Ему было всего сорок девять лет. Его жена в свои тридцать восемь осталась вдовой в чужом городе, где муж был её единственной опорой и поддержкой.

К тому времени родители Марии Эуджении уже умерли, а всё нехитрое имущество, оставшееся после их смерти, досталось в наследство их общему с сестрой младшему брату, с которым она не поддерживала никаких связей. Белла знала, что мать обращалась за поддержкой к родственникам отца, но получила от них по непонятным причинам отказ в помощи. На письмо сестре, Аделине Мирелле, ответа и вовсе не пришло.

Поэтому через полгода после смерти горячо любимого супруга, не выждав годичного траура, графиня Мария Эуджения Доннорсо вторично вышла замуж за лорда Артура Дэви Огдена, четвёртого виконта Чевинда. Она сделала это по одной-единственной причине. Ей нужно было обеспечить будущее своей дочери. Увы, во время свадебных торжеств, проходивших зимой, графиня простудилась и вскоре умерла в горячке от воспаления лёгких. Так в девятнадцать лет Арабелла осталась круглой сиротой на попечении отчима, которого совершенно не знала.

Лорд Огден оказался человеком хоть и богатым, но до крайности скупым и чванливым. От первого брака у него уже было двое детей. Именно поэтому такое ярмо на шее, как падчерица, его устраивало лишь в том случае, если к нему прилагалась её мать, не растерявшая ещё красоты, ума и рассудительности. Женщина, которая могла бы стать заботливой мачехой его собственным детям и хорошей женой и хозяйкой для него самого.

Так что отчим спустя неделю после неожиданной смерти второй супруги скрепя сердце выделил из своего имущества незначительное приданое для новоиспечённой падчерицы и с удвоенным старанием начал подыскивать ей жениха.

К счастью, в судьбу бедной сироты вмешался Доменико Караччиоли, маркиз де Вилламарина, бывший некогда другом графа Доннорсо и сменивший его в роли неаполитанского посланника в Лондоне. Благодаря остроумию и живому характеру, маркиз пользовался в свете большим успехом, а потому был вхож в высшие эшелоны власти как у себя на родине, так и в Лондоне.