Арабелла. Музыка любви

Он взял на себя обязательство выхлопотать для дочери покойного приятеля причитающееся ей наследство со стороны родственников отца. Кроме того, синьор Доменико обратился с письмом лично к Бернардо Тануччи, в руках которого в это время была сосредоточена практически вся власть в Неаполитанском королевстве. Маркиз де Вилламарина просил своего непосредственного начальника назначить за былые заслуги отца пенсию его осиротевшей дочери. Положительное решение этого вопроса разрешило бы для Арабеллы многие проблемы.

Пользуясь репутацией, синьор Доменико пытался подыскать для Беллы более достойную партию, нежели мог найти её отчим. У того первоочередной задачей значилось сбыть падчерицу с рук при первой возможности. Маркиз же старался устроить судьбу Арабеллы наилучшим образом. Лорд Огден на эти его попытки смотрел с большим скепсисом, но всё же нисколько не возражал, чтобы падчерица изредка сопровождала маркиза де Вилламарина на светских мероприятиях.

Юная графиня Доннорсо во всех салонах и бальных залах пользовалась неизменным успехом. Везде, где бы она ни появлялась, её непременно упрашивали сесть за клавесин или фортепиано. Все дивились не только красоте, уму, образованности, изяществу, безупречным манерам, но и неординарному музыкальному таланту девушки. Одно останавливало потенциальных соискателей её руки – чересчур скромное приданое, назначенное отчимом, и туманные перспективы с получением наследства от родного отца.

Поэтому, когда в начале 1765 года к двадцатилетней Арабелле вновь посватался теперь уже сорокалетний Говард Тревор Баррингтон, отчим сразу же дал ему согласие и старался принудить к тому и саму падчерицу.

Белла, сколько могла, тянула с ответом. Сама же обратилась за помощью всё к тому же маркизу де Вилламарина. Тот, недолго думая, решил организовать тайное возвращение дочери покойного друга в Неаполь под крыло её родной тётки, младшей сестры матери, герцогини Аделины Миреллы ди Новоли.

Когда же Белла высказала ему сомнения на счёт тётушки, он всячески заверил её, что не могла такая достойная во всех отношениях синьора ответить отказом на письмо её матери. Должно быть, она не получила его вовсе либо произошло какое-то недопонимание или недоразумение.

И всё же Арабелла медлила с принятием окончательного решения. Пускаться в столь рискованное путешествие одной, пусть и в сопровождении камеристки, было более чем рискованно. В те дни Белла особенно хорошо поняла свою мать, которая хоть и безропотно отправлялась повсюду за супругом, но делала это всегда с большой неохотой. Она говорила: «Покидая насиженные места, знаешь, с чем расстаёшься, но не знаешь, что ты найдёшь там, куда следуешь».

Промедление Арабеллы имело неприятные последствия. Говард Тревор Баррингтон вступил в сговор с отчимом Арабеллы, отказавшись полностью от её приданого. Лорд Огден решил не упускать такой возможности безболезненно для своего кармана сбыть с рук ненужную ему падчерицу и как опекун Беллы подписал за неё брачный договор.

Таким образом, выбор у девушки был невелик: либо стать женой сластолюбца и развратника Баррингтона, либо срочно пуститься в опасное морское путешествие. Разумеется, она выбрала второе. Однако, пока раздумывала, корабль со знакомым маркизу де Вилламарина капитаном уже отбыл в плавание. Синьор Доменико стал отговаривать Беллу от этого предприятия, но она настояла на своём. Поэтому ему пришлось на ходу менять план побега и искать новые возможности. Помощники маркиза договорились с боцманом трёхмачтового флейта[111 - Флейт (архаичный голландский: fluijt) – морское парусное торгово-транспортное судно XVI–XVIII веков.] с пугающим названием The Black Raven[112 - «Чёрный Ворон» (англ.). – Авт.].

Чтобы никто ничего не заподозрил, камеристка Гвинет вышла из дома заблаговременно и ожидала их с маркизом де Вилламарина в условленном месте. Синьор Доменико заехал за Арабеллой с пустым саквояжем, куда Белла сложила только самое нужное. Обо всём остальном маркиз позаботился заранее и уже отправил с помощником на корабль. Под предлогом необходимости лично встретиться с неким стряпчим, занимающимся делом о её наследстве, Арабелла в сопровождении синьора Доменико вышла из дома.

Маркиз довёз их с Гвинет в своей карете до Куинхайт-харбора[113 - Куи?нхайт-Ха?рбор (англ. Queenheight Harbor – Гавань королевской высоты) – небольшой древний район-порт лондонского Сити, расположенный на берегу Темзы и к югу от Собора Святого Павла. – Авт.], где они пересели на небольшое судёнышко, которое должно было спустить их вниз по течению Темзы до места стоянки корабля. Куинхайт находился выше по течению от Лондонского моста, поэтому большие морские парусные суда не могли безопасно добираться до этой стоянки.

Сопровождал их до «Чёрного Ворона» бородатый мужчина, страшноватый с виду, но с очень добрыми глазами. Как потом узнала Белла, это был боцман флейта Вилли Дэвис, человек хоть и суровый внешне, но очень честный, открытый и порядочный. На его примере она ещё не раз убедится в справедливости поговорки: чёрт не настолько чёрен, как его рисуют, да и ангел не такой уж белый, каким он себя изображает[114 - The devil is not so black as he is painted and the angel not so white as he makes himself out to be (английская поговорка).].

На корабле их разместили в каюте, и поначалу всё шло более чем хорошо. Возможно, потому, что они с Гвинет носа не высовывали оттуда. Еду и воду в каюту им приносил сам Вилли Дэвис. Он был грубоват в обхождении, но видно было, что чрезвычайно расположен к обеим девушкам.

К несчастью, когда началась болтанка, на Гвинет напала морская болезнь. И тут они как будто поменялись местами. Арабелла ухаживала за своей камеристкой, как только умела, чем ещё больше расположила к себе доброго боцмана.

Однажды утром, после очередной бессонной ночи, Белла вышла на палубу. После зловонных миазмов[115 - Миа?змы (от греч. m?asma – загрязнение, скверна) – по старым (в «добактериальный период») представлениям, заразные испарения, якобы вызывающие различные болезни. – Авт.] в их каюте ей до смерти захотелось глотнуть свежего воздуха.

Каждый член команды был при деле. Один держал руки на штурвале, другой тянул шкот, третий сматывал тросы, четвёртый направлял паруса. Самый юркий залез на марс[116 - Марс (нидерл. mars) – площадка в верхней части мачты, служащая для разных действий с парусами и наблюдения. – Авт.] и пытался оттуда, вглядываясь в подзорную трубу, различить место, где можно было бы бросить якорь. То здесь, то там слышались команды: «Better starboard!», «Steer the course!», «Steady! Steady so! Steady as she goes!», «Get anchor ready!»[117 - «Больше вправо!», «Править по курсу!», «Так держать!», «Якорь приготовить к отдаче!» (англ.).]

Арабелла встала у борта, подставив лицо утреннему солнцу, и с закрытыми глазами ловила порывы ветра, как вдруг рядом с ней прозвучал мужской голос:

– Так вот кого старый лис Дэвис скрывает на моём корабле.

Девушка распахнула глаза и ещё не успела толком рассмотреть лицо человека, стоящего возле неё против солнца, как тот воскликнул: «May God strike me alive and well![118 - Да поразит меня Господь живым и здоровым! – ругательство английских моряков в XVI–XIX веках. – Авт.]What incredible eyes she has!»[119 - У неё невероятные глаза! (англ.)]

Белла прикрылась ладонью от слепящего солнца и разглядела молодого мужчину, безбородого, с обветренной кожей, лёгкой щетиной на щеках и длинными тёмными волосами, очевидно, подвязанными сзади в хвост. Лицо этого человека можно было бы назвать симпатичным, если бы его не портил хищный нос с горбинкой и острые скулы. Но самым неприятным в незнакомце был взгляд серых с белёсой прожилкой глаз, которые резко выделялись на его загорелом лице. Цепкий, колючий, холодный взгляд. В нём была заключена какая-то глубинная природная жёсткость и безжалостность.

Арабелла набралась смелости и первая спросила:

– Простите, сэр, с кем имею честь беседовать?

Мужчина усмехнулся и ответил с издёвкой:

– Это вы правильно заметили, имеете честь, – он выделил последние два слова. – А беседуете вы с капитаном корабля, на котором, как я понимаю, вы, мисс, пытаетесь от кого-то сбежать. Дэниел Харрис, с вашего позволения.

Он едва кивнул головой в знак приветствия, а затем добавил:

– А как, позвольте спросить, ваше имя, милейшая беглянка?

– Леди Арабелла Беатриче Доннорсо.

Белла умышленно не стала называть свой титул. Она сразу же почувствовала опасность, исходившую от этого человека, поэтому поспешила ретироваться:

– С вашего позволения, я оставлю вас и вернусь в каюту. Моя подруга больна. Я лишь ненадолго оставила её, чтобы подышать свежим воздухом.

Капитан ничего не ответил, но, когда она удалялась, холодок, блуждавший по её спине в области лопаток, подсказал ей, что он смотрит своим колючим взглядом ей вослед.

С того дня Белле больше не хотелось выходить из каюты и показываться на глаза капитану. Однако отделаться от него так просто не получилось. Капитан Харрис стал сам заглядывать к ним с Гвинет под тем предлогом, что желает справиться о самочувствии болеющей пассажирки. В эти визиты он не был слишком многословен, но всякий раз Арабелла ощущала, каким жадным взглядом он оглаживает всё её тело.

Гвинет действительно не легчало. Более того, к морской болезни отчего-то присоединилась лихорадка. Девушка начала бредить. Капитан принял решение зайти в ближайший порт, чтобы найти там врача.

Так они и сделали. Рано утром, когда корабль причалил в каком-то порту, к ним в каюту заглянул странного вида человек, назвавшийся лекарем. Он осмотрел больную и сказал, что её надо срочно ссадить на берег, а то она перезаражает всю команду.

Арабелла решила последовать за своей компаньонкой. Пока она собирала вещи, в каюту зашёл матрос и на руках вынес Гвинет в повозку, поджидавшую на причале. Белла стала ещё поспешнее собирать вещи, однако когда она вышла на палубу, то увидела, что корабль уже отчалил от берега. Более того, повозки на берегу тоже нигде не было видно.

Девушка бросилась к капитану с криками, чтобы тот немедленно вернул корабль в порт и высадил её на берег. Но мужчина лишь желчно улыбнулся в ответ. Потом вдруг сразу посерьёзнел и произнёс ледяным тоном:

– Маленькой мисс давно пора вернуться в свою каюту. Я загляну туда позже. Тогда-то мы и обсудим, что будем делать дальше.

Арабелла сразу поняла, что предстоящий разговор ничего хорошего ей не предвещает. Однако вернулась в каюту и постаралась запереть её с обратной стороны. Но её усилия оказались совершенно напрасными. Когда капитан Харрис понял, что каюта заперта, он одним толчком вышиб дверь.

Попытка Беллы хоть как-то защититься лишь раззадорила мужчину. В нём проснулся охотничий азарт. Не переходя к разговору, он сразу же налетел на неё и попытался обнять. Арабелла всячески сопротивлялась, и всё же он её поцеловал.

Это был первый в её жизни поцелуй. И Белла должна была бы испытать хотя бы отголосок интереса. Как мужчина Дэниел Харрис был вовсе не так уж плох. Но насильственное касание чужих влажных губ вызвало у неё лишь отвращение. Арабелла стала отчаянно вырываться и, как только ей удалось высвободить руку, оттолкнула лицо мужчины от своего, нечаянно оцарапав ему щёку.

Капитан отпустил её, отёр выступившую из царапины кровь и со злой ухмылкой, искривившей его рот, произнёс:

– Ничего, дикая кошечка, Дэниел Харрис и не таких укрощал. Чем яростней, тем интересней.

Выходя, он крикнул кому-то из матросов:

– Перенесите все вещи мисс в мою каюту.

Когда он удалился, к Арабелле ввалилось двое молодцов, которые спешно стали забирать уже собранные вещи. Они ушли, и Белла осталась сидеть одна в пустой каюте. Она обдумывала все возможные последствия данного инцидента. Вдруг дверь приоткрылась, заглянувший к ней Вилли Дэвис тихо позвал:

– Следуйте за мной, мисс. Этот ублюдок Харрис не даст вам покоя.

Боцман вывел Беллу на палубу, велел ей снять косынку, прикрывавшую её декольте, и, прорвав краешек, зацепил за выступающую железку у борта корабля. Затем потайными путями провёл её в дальний трюм, где спрятал за бочками с углём и мешками, наполненными непонятным содержимым.

Арабелла не знала точно, сколько она просидела в том трюме. Пару раз, соблюдая максимальную осторожность, её навещал Вилли Дэвис. Он приносил ей кружку воды и кусок хлеба с вяленым мясом. Боцман сообщил, что на палубе решили, будто бы маленькая мисс с горя бросилась в море и утопилась. Дэвис надеялся, что Белле удастся просидеть в этом трюме до самого Неаполя, до которого, по его словам, осталось меньше пары дней хода.

Однако, когда боцман покидал её в последний раз, Белла услышала, как кто-то из членов экипажа спросил его: «Что это ты, старый лис, без конца в трюм ныряешь?» Дэвис неуклюже отшутился. Переждав опасность, Арабелла перекусила и задремала, а проснулась от громкого хохота. Когда она открыла глаза, свет масляного фонаря больно ударил по глазам, привыкшим к темноте. И, хоть она и не разглядела стоящего человека, его слова не оставили никаких сомнений в том, кто именно перед ней находился.

– Вот и наша чумазая кошечка! Нашлась пропажа. А мы-то уж думали, что её сжевали акулы.

Харрис говорил это со смехом, однако это был какой-то недобрый смех. Он предвещал кару, которая должна была обрушиться на её голову. Наказание не заставило себя долго ждать.