Последнее и единственное

Зеу отвернулась и уткнулась лицом в сырую траву. Она лежала головой на его руке, и рука эта небрежно перебирала ей волосы и щекотала за ухом. Она коснулась губами запястья с шершавой кожей. (Поцеловать? Укусить? Сильно-сильно ударить?..)

– Ну перестань, перестань. Сама же заговорила на эту тему. Не нужен мне никто. Ни девушки, ни бабы. Успокойся.

«Зеленоглазая язва. Единственное, что у меня есть. И без чего я не могу жить. Чего у меня нет, но что можно обнять, погладить, обмануть себя на несколько минут призраком обладания…» Зеу придвинулась ближе и прижалась к Шимону, чтобы чувствовать его тепло. «Всякого люблю его, всякого, грязного, пьяного, хриплого, со всей его сворой любовниц, грубо-животных приятелей, сальных острот…» Она закрыла глаза и вжалась лицом в жесткую грудь, на которой лежала. И молилась мысленно в ночную тьму, отрешаясь ото всего, отворачиваясь хоть на несколько минут от реальности. «Не отнимайте у меня, боги, этого зеленоглазого мальчика. Развратного, наглого, единственного…»

– Пусти, не дави так. Трудно дышать, – Шимон заворочался, высвобождаясь.

«Ши-мон!» – донесся чей-то крик со стороны лагеря.

– Это Губи, – Шимон приподнялся и закричал во всю мощь легких: – А-а-у! Губи! Сюда!

Зеу вскочила и с ненавистью посмотрела в темноту, откуда доносился протяжный голос. Мысленно она желала Губи сломать впотьмах ногу, хребет, шею, провалиться в болото, заблудиться и не найти их в густых зарослях. Но Шимон продолжал кричать и свистеть, и вскоре Губи вломился на их поляну прямо сквозь кустарник. Увидев Зеу, он удивленно хмыкнул.

– А Лиаверис как же?

– Что – Лиаверис?..

– Не подходила к тебе? – Губи отряхнул брюки от налипшей хвои, а затем бесцеремонно развернул Зеу за плечи в сторону лагеря. – Свободна, барышня.

Зеу оглянулась на Шимона. Тот с радостно-оживленной гримасой не сводил глаз с приятеля. Она пошла, стараясь двигаться с достоинством и безмятежно. Но с лицом ничего нельзя было поделать. С душой ничего нельзя было поделать… И жить не хотелось.

Она прошла немного по тропинке, ведущей в лагерь, потом повернула обратно и вошла в заросли. Ощупывая стволы и ветви перед собой, стараясь не хрустнуть, добралась до места, откуда были слышны слова, произносимые на поляне. Опустившись на корточки, замерла, затаила дыхание.

Зеу не было дела до Губи и его грязных тайн, но она должна была знать, чем живет и дышит Шимон. Ей мало было изредка встречаться с ним, впитывать торопливые ласки и говорить о лагерных пустяках. Ей нужно было его всего, полностью! Войти в его мир, разделить его радости, стремления и заботы, дела его, может быть, не вполне светлые, – ведь это обязательно, без этого нельзя. И почему именно с ним подружился подонок Губи, ведь разница в возрасте у них не менее пятнадцати лет? Почему именно ему принес доверить свои жутковатые секреты?.. Она не может не знать, она обязана знать.

Зеу сжала ладонями плечи, впилась пальцами, стараясь хоть немного защититься от стылого воздуха, которым дышал ночной лес.

«Ты мой. И тысячу женщин пропустишь ты сквозь себя, и ни одну не запомнишь, ни одна не останется в тебе. А я буду вечно. Пусть даже ты не догадаешься об этом, не почувствуешь. Вечно. Потому что ты мой».

Наверное, она так смертельно прикипела, привязалась к Шимону от патологического одиночества. У нее никогда не было ни единого человека, который бы ее любил. (Разве что мама, но совсем недолго, до кожаного ремешка.) Ни подруги, ни брата, ни возлюбленного. Ни даже приятелей в школе. В классе Зеу была изгоем: нелюдима, угрюма, к тому же одета нищенски. (Обноски были не следствием недостатка средств, но воспитательным приемом – за плохо вымытую посуду или тройку в дневнике.) Таких обычно дразнят и травят. Особенно невыносимым выдался седьмой класс. Зеу стала прогуливать, часами бродила по улицам вместо уроков, но вышло еще хуже: его вызвали к директору, а вернувшись, он остриг ей волосы под корень, а потом… лучше не вспоминать.

– Я тебя ищу, понимаешь, по всему острову. Бегаю, ноги тружу…

– А зачем искать? – удивился Шимон. – Мы ж только час назад виделись. Я еще махнул тебе, да ты не подошел.

– Час назад я был занят. А сейчас созрел, чтобы пообщаться с тобой. Есть серьезный разговор.

– Ну валяй, раз серьезный, – Шимон подвинулся, и Губи уселся рядом на куртку. – Кстати, что ты там плел насчет Лиаверис?

– Ерунда! Что-то вроде бешенства матки.

– А я при чем?! – Шимон фыркнул с возмущением.

– Ты ни при чем, Шим, не волнуйся. И вообще, я не про эту дурочку пришел говорить – просто к слову пришлось. Есть более важная тема.

Губи помолчал, искоса поглядывая на приятеля и улыбаясь.

– Ну, не тяни.

– Наверное, ты и сам догадываешься, о чем пойдет речь?

– Да уж, догадываюсь, – Шимон вздохнул. – Не совсем слабоумный.

– Ты далеко не слабоумный, Шим, это ты верно заметил. И ты, конечно, в курсе, как все более-менее догадливые мужики, что власть на острове с сегодняшнего дня перешла в мои руки. Только умоляю тебя, не делай вид, что ты удивлен. Все равно не поверю в твою искренность. Да и кому же еще, посуди сам, это впору? У начальства сломалась защита, а у Велеса заодно и оружие. На нашем острове, как оказалось, произрастает некая очень полезная водоросль. Полезная и заразная. Она что-то там такое нарушила – по моей личной просьбе – или съела, отчего гениальное творение научной мысли полетело ко всем чертям. Велес, бедолага, со своим новообретенным дружком Гатынем сейчас находятся в надежном месте, под хорошей охраной. В скором времени туда же поступят и остальные трое голубчиков.

– Значит, это ты убил Будра? – Шимон поднял на него тяжелые поскучневшие глаза.

– Врать не буду, кое-кто из моих ребят.

– И много у тебя ребят?

– Дело не в количестве, Шим, ты же понимаешь. Пара верных ребят еще с воли. В придачу те, кого мы с ними организовали здесь. Полторы дюжины мужиков, которые знают, чего хотят, знают, кто даст им это, и которых все остальные боятся, как проказы. Поэтому я и пришел сказать, чтобы ты не наделал глупостей.

Шимон молчал, ожесточенно покусывая реденькие усы. К черту все мечты о власти! И рушил их не кто иной как Губи, тот самый Губи, которого лишь полчаса назад в разговоре с Зеу он назвал лучшим своим другом.

– Ты зря раскис раньше времени, – Губи успокоительно сжал ему плечо. – Ты ведь меня не дослушал. Абсолютной власти, с «оберегом» и «бластером» теперь никому не видать по милости той симпатяги-водоросли, а власть простая, человеческая досталась нам с тобой. Мы же кореша, Шим. И все мои ребята это знают.

– Значит… ты предлагаешь двоевластие?

– Неважно, каким назвать это словом. Пусть будет двоевластие. Лишь бы мы с тобой не ссорились.

– Ну, тогда вот что. Поскольку, как ты говоришь, мы равны в отношении власти, вот мое первое желание или первое распоряжение: отпусти Велеса и всю его шайку с богом.

Губи разочарованно поморщился.

– Шим, ты же умный мальчик, ты всегда гордился своим интеллектом! Что ты несешь? Если Велес освободится, он припомнит мне Будра и вертолет. Неужели ты этого хочешь?

– Каким образом он припомнит? Ты и так уже приговорен по максимуму. Ничего сверх пожизненной тягомотины на этом занюханном островке тебе не грозит.

– Возможно. Возможно, Велес не станет возиться со мной – везти на большую землю, добиваться нового суда, чтобы затем отправить на другой занюханный остров. Но могу ли я знать это наверняка? – Губи покачал головой. – Другой остров, знаешь ли, может оказаться менее комфортным, чем этот. Да и корешей придется заводить заново.

– Какого же черта ты раскололся ему про Будра?! Ведь никто ничего не раскопал. Ноль улик! Подождал бы, пока они отвалят, да и дело с концом. Но главное, самого-то Будра – зачем?.. Чем тебе мог досадить безобидный старикан?!

– Значит, счел это нужным, – Губи перестал улыбаться. – Мне казалось, я пришел к другу, Шим. Если я ошибся, скажи.

– Это из-за купола?! – Шимон дернулся, озаренный. – Ты надеешься слинять отсюда, пока остров не накрыли колпаком?.. Но это безумие. Тебя отловят и опознают в любой точке планеты! – Он помахал, возбужденно и яростно, растопыренной левой пятерней. – Э т о подделать нельзя!

– О да! – согласился Губи. – А это – тем более, – он кивнул на свою ладонь. – Совершенно уникальный, неповторимый рисунок.

– Так как же тогда? Единственное, что можно сделать: доплыть до какого-нибудь соседнего необитаемого островка и затаиться там. Жить Робинзоном, одичать, перестать разговаривать, жрать сырых чаек!.. Но это же глупо, согласись? – Шимон вопросительно и взволнованно уставился на приятеля.

– Какая разница, Шим, глупо или не глупо? Ты не о том говоришь, совсем не о том. Разве я требую у тебя отчета в твоих поступках, твоих порывах, твоих пороках? И вправе ждать того же и от тебя. Каждый из нас, хозяев этого мира, свободен как ветер. Даже на этом жалком клочке земли – свободен. Поэтому нас и мало.

– Эт-то верно, – Шимон стиснул голову руками и задумался.

Велесу – конец, вне всяких сомнений. Жалко, стоящий парень. Делить власть с Губи – черта с два из этого выйдет что-то путное. Как бы он сладко ни улыбался, какими бы ни наделял комплиментами… Двоевластие – сказочка для дураков. Для наивных молоденьких мальчиков. Шимон же наивным и доверчивым никогда не был. Даже в колыбели умел кусаться и разгрызал в труху не понравившиеся погремушки. Да, но тут-то кого кусать или грызть?! Разве что собственные локти. Со всех сторон выходит паршиво, куда ни глянь.

– Губи, – тихо спросил он, – за что ты здесь?