Алька. Кандидатский минимум

Всю это муть я нёс с абсолютно непроницаемым лицом, понимая, что написанного не хватает на пятнадцать минут, импровизировал, пускаясь в пространные рассуждения, добавляя красок.

Закончив выступление, я под хохот присутствующих, который скорее был вызван неожиданностью трактовки летней практики, чем качеством материала и изложения, удалился попить воды – от волнения пересохло горло, бумагу с текстом скомкал и выкинул в урну.

Встретивший меня в коридоре Дальский был, к моему удивлению, очень доволен моим выступлением.

– Вот это то, что как раз нам нужно на наших конференциях. А где ваш доклад?

– Выкинул.

– Да как же можно, такой текст?! А куда?

– В урну.

Антон подошёл к урне, глянул, но не рискнул там копаться и сказал, поглядев на меня с укором:

– Будет время – повеселите нас ещё, но уж тексты больше не выбрасывайте.

– Не вопрос, Антон Михайлович.

В начале марта 1985 года умер К. У. Черненко, и на пост генерального секретаря избрали Михаила Горбачёва. Народ решил – будут какие-то перемены, и было на что надеяться – новому Генсеку на момент избрания было всего пятьдесят четыре года, и на второй день после избрания вечером по телевидению показали фильм «Председатель», который сняли в 1964, через год, изрядно порезав, показали, дали Ленинскую премию и убрали с глаз долой подальше, чтобы не баламутить народные массы. Массы застыли в тревожном ожидании – знали точно: если власть задумала какие-то улучшения, жди непременно голода, а то и чего похуже – слухи-то про расстрел забастовки в шестьдесят втором году на Новочеркасском электровозостроительном заводе до сих пор передавались из уст в уста.

У нас с кафедры собрался уходить Дальский – после смерти Проникова, заведующего выпускающей кафедрой АМ1, и Антону предложили перейти туда. Антон согласился, в принципе это было правильно во всех отношениях, но встал вопрос – а кто будет рулить у нас? Антон не хотел пускать дело на самотёк, собрал актив кафедры, в который входил треугольник (как тогда говорили: что за треугольник, в котором два тупых угла? Ответ: заведующий, парторг и профорг), и четыре заведующих секциями, поговорили о грядущих переменах, и Антон сообщил:

– Я написал семь бумажек, на каждой три проходных более-менее кандидатуры, любой из них, по моему мнению, мог бы стать заведующим кафедрой. Подчеркните фамилию того человека, кто, по вашему мнению, наиболее достоин.

На бумажке были Гаврилюк, Трындяков и кто-то с секции резания, кажется, Полтавец. Каждый подчеркнул свою бумажку – я проголосовал за Гаврилюка. Дальский пересчитал и озвучил:

– Гаврилюк – 4, Полтавец – 2, Трындяков – 1. Вы знаете, для меня это удивительно, я думал, что на кафедре совсем другое отношение к Трындякову, это я ведь за него голосовал. Ну что ж, глас народа – глас божий. Будем пытаться Валерия Степановича двигать в заведующие. Напишем письмо от кафедры, я попытаюсь тоже что-то предпринять.

Увы, потуги наши оказались тщетными.

Я тем временем не прекращал вялые попытки по продолжению своей научной работы, кое-что уточнил в уравнении пластичности пористого тела, сформулированном в диссертации, и отправил статью «Уравнение пластического состояния пористой транстропной пластины с упрочняющейся основой» в журнал «Наукова думка»[18 - «Научная мысль».] АН УССР. Написал статью «Изменение пористости и проницаемости при гибке и вытяжке материалов на основе металлических сеток», отправил её журнал «Порошковая металлургия», «Наукова думка» АН УССР. Почему в эти журналы? Уровень научной мысли в Киеве был не ниже, чем в Москве, а очередь на публикацию меньше. В те годы никто тогда в голову не брал, где публиковаться, – это была одна страна.

Потихоньку разобрался с методикой написания уравнения связи деформаций и напряжений, написал автореферат докторской диссертации, как когда-то мне посоветовал Анатолий Георгиевич Овчинников. Планировал закончить работу через два года, хотел остепениться по докторскому разряду до сорока лет и прекратить напрочь все эти игрушки с пористыми материалами – заняться вещами более практическими. У меня была возможность заключить договор на исследовательские работы в холодной объёмной или листовой штамповке – в любом направлении по выбору – с лабораторией штамповки НИИТавтопрома, но браться за них до защиты не было смысла.

Прозанимавшись восемь лет пористыми делами, прежде чем сменить направление деятельности, надо было монетизировать потраченное время и накопленный опыт. Заниматься наукой интересно, но заниматься ей за бо?льшую зарплату ещё интересней.

А власть вдруг задумалась о нашем здоровье – 7 мая 1985 года были приняты Постановление ЦК КПСС[19 - «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма».] и Постановление Совмина СССР № 410[20 - «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения».], которыми предписывалось всем партийным, административным и правоохранительным органам решительно и повсеместно усилить борьбу с пьянством и алкоголизмом, причём предусматривалось значительное сокращение производства алкогольных напитков, числа мест их продажи и времени продажи. 16 мая 1985 года вышел Указ Президиума Верховного Совета «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения», который подкреплял эту борьбу административными и уголовными наказаниями. Соответствующие Указы были приняты одновременно во всех союзных республиках.

С постановлениями и указами, всё было хорошо, но из магазинов стали стремительно исчезать жратва, питьё, шмотьё – всё подряд.

В МВТУ тоже прошли собрания всякие партийные, громили, в смысле с трибун, пьянство и прочее такое. Тогда периодически на все их эти масонские собрания приводили одного какого-нибудь непартийного – видать, чтоб послушать тех самых, кого надо исправлять. В тот год меня позвали – ну, давай, говорят, рассказывай, как вы – беспартейные докатились до жизни такой, что нам сейчас вас, подлецов, перековывать придётся. И как вас, недотыков, перековать, если вас ГУЛАГ перековать не смог? Какого вам рожна ещё надо?

Я вышел и ляпнул:

– Товарисчи дорогия, звиняйте, конечно, но я вам всю правду обскажу. Лутше вас людей не видел, нет и не будет, но помещение всё ж таки надо проветривать, поелику дух от вас чижолый. А с нами, которые бухают, ну, вы знаете нас наперечёт, встречались ведь, бывало, по пивным всяким, нам бы какие ни есть места для физкультуры надо оборудовать, а то ведь всё поломано, побито, а мы тогда только после тренировок бухать будем. А до – ни-ни.

Что-то ещё сказал. Илье моё выступление не понравилось, сказал:

– Ну, ты удумал – партийное собрание учить.

А я, признаться, не считал и не считаю, что толпа людей, собравшаяся вместе, умнее одного, любого из них.

Оно конечно – народ бухал поголовно, но как-то бы надо было задуматься власти – отчего это происходит? Она вроде бы задумалась – Указ издала, но на заборах индюки не появились. Просто беда с этими коммунистами. Всё, что касалось обыкновенной жизни человека, у них как-то не очень получалось, зато мы делали ракеты и перекрыли Енисей, как пелось в одной весёлой песенке тех времён.

Кстати, о коммунистах, году в 1983–1984 проявил я половую слабость – решил тоже попроситься на хлебную карточку записаться, в смысле в партию. Попроситься решил не из идейных соображений, а из сугубо шкурных – думаю, вот буду я партейным, мне, могёт быть, доцента дадут и в штат зачислят, а так чо я всё на временной ставке? Поговорил с Ильёй, он давно партейный – перетёр в парткоме и говорит мне:

– Иди с богом в партком.

Ну, я и пошёл. Пришёл, там сидит какой-то незнакомый – глаза добрые, спрашивает:

– Чего припёрся до обеда?

Ну, я тоже непростой, сам фигу держу в кармане, а ему говорю:

– Партейным хочу стать, мечтаю. И чтоб кожаную куртку мне – чёрную, маузер и задание самое трудное – замочить какого не то гада и всё. За Родину, за Сталина.

Хотел запеть «Интернационал», но помню не все куплеты. А вдруг он захочет до конца услышать, а я уже кончил? Не в том смысле – петь кончил, он же скажет: «Да ты, гад, наш главный запев не знаешь, гнать тебя в шею», – и не стал петь.

Он посуровел так, слезу пустил и, похоже, обмочился – разволновался, видать. Говорит:

– А мы давно следим за Вашими успехами, и для порядка тоже. Есть для тебя задание, сынок. Надо на агитпункте год просидеть, никуда не отлучаясь. Будешь людям объяснять, чтобы они голосовали за самую хорошую для них власть.

Я-то, слава богу, не растерялся, всё понимаю, спрашиваю:

– На Швейцарию намекаешь или на Эмираты?

– Нет, сынок, за нашу коммунистическую власть – власть рабочих и крестьян.

– Понял, понял, а маузер дадите?

– Маузер в ремонте. Ты, сынок, кирпич в бумагу заверни – и в авоську, по опыту знаю – самое лучшее средство для партийного агитатора. Но на всякий случай чек из булочной туда положи. Мало ли что случится – скажешь, в булочной подменили, а ты не знал, хотел хлебом угостить, а вон оно как получилось. Это ж азы партийной работы, привыкай, сынок.

– А можно я одну ночь подумаю? Страшно мне – вдруг не справлюсь.

– Конечно, – говорит, – сынок. Подумай, год просидеть, с места не сходя, – это надо мужества набраться и перед началом обязательно сходить по-большому и по-маленькому, так что думай.

А глаза добрые. Я бегом к Генке Павлушкину.

– Геныч, подскажи. Хочу на хлебную карточку записаться, но предлагают мне год на агитпункте просидеть – соглашаться?

– Ни в коем случае, там всё будет происходить так: придёт к тебе бабка, которая живёт в коммунальной квартире с соседом. Сосед – пьянь обоссанная, бабку бьёт и пенсию у ней отбирает, она в ментуху ходила – ей не помогли. Пришла к тебе: помоги, а то не буду голосовать за власть вашу, а ты помочь ей ничем не можешь, но голосовать её надо убедить во что бы то ни стало. Или семья придёт – живут на последнем этаже, и их заливает с весны по осень – крыша в доме прохудилась. Они в ЖЭК, а там им – ремонт по плану через пять лет, ждите. Они к тебе. А чем ты можешь им помочь? И так целый год. Вот смотри – ты уже седой весь, а год там посидишь – облысеешь.

Я думаю: как же я лысый-то – зимой, наверно, голова зябнуть будет. Нет, надо обождать или прийти после обеда в партком. Так и сделал, пришёл, там сидит знакомый – глаза добрые, спрашивает:

– Чего припёрся после обеда?

– Я тот самый, который вчера насчёт хлебной карточки, в смысле который дежурить на агитпункте год, не снимая порток, и вашу власть, в смысле самую что ни есть нашу, хвалить.