Алька. Кандидатский минимум

Верка гордо, с вызовом:

– А я и беременная была – курила.

– А чего в дом не идёшь?

– С Васькой подрались, он меня поленом по жопе.

– Это плохо.

– Да я ему тоже наваляла, если б не полено, ещё неизвестно, кто кому.

– Ну, тогда другое дело.

Недалеко от дома Жогиных паслась коза, которую они привязывали к колу, основательно забитому в землю. Когда у Жогиных был семейный запой, они, бывало, пропадали вдвоём, коза начинала орать на второй день как резаная – хотела пить. Шура Иванов решил её напоить, взял бидон с обратом, открыл крышку и пошёл к ней. Увидев бидон, коза рванулась так, что вырвала кол, сбила Шурку с ног. Падая, он опрокинул на себя бидон с обратом. Коза, чтоб напиться, засунула голову в бидон вместе с ушами и рогами – ели выдрали её оттуда, после того как напилась. Шура изматерил козу, Жогиных, нас, укатывавшихся со смеху на траве неподалёку. Но во время следующего их запоя пошёл поить козу, не дожидаясь, когда она взбесится от жажды, – хороший добрый человек.

Сваливая из дома, Жогины обычно брали с собой дочку, которой было месяцев пять-шесть, но однажды, придя с работы, мы, услышав надрывный плач девочки, не смогли отыскать её родителей. Девчушка кричала навзрыд, а мы, восемь мужиков, в растерянности не знали, чем ей помочь.

Хорошо Жогины соседствовали с обстоятельной молодой парой, пошли, попросили помочь. Соседка, молодая полная статная женщина, пришла, перепеленала и покормила малышку, шутливо попеняв нам:

– Такие мужики, и не можете с одной девочкой справиться. Зовите, если что.

Жогины явились утром, в меру пьяные, но молчаливые, со строгими лицами – гуляли на дне рожденья у отца, а отец погиб, задохнувшись – кусочек сала попал в дыхательное горло.

Похоронив отца, Жогин запил, пил не меньше недели. Однажды, идя с работы, Павлов сказал Ваське, сидящему на крыльце:

– Всё гуляешь, Вася?

Василий поднял голову и спокойно, со значением произнёс:

– Это не гулянка – батьку провожаю.

Верхние ряды кирпичной кладки выполняли втроём, но я, как малоквалифицированный каменщик, отвлекался на подачу раствора и кирпича на леса. Кирпич мне кидал Санька, я складывал его на подмостья, а раствор, пока была возможность – позволяла их высота, подтаскивали на носилках и ставили на леса. Саня обычно говорил:

– Давай, плавно и мощно. На цыпочках, на цыпочках.

Нет, ну надо? Плавно и мощно! Да я только рывком их поднять могу, опять же в нём роста на десять сантиметров больше, а у меня роста не хватает на леса эти клятые носилки поставить. На цыпочках, блин, танцор, мать его, диско.

Павлов поручил Шуре Иванову с Игорем строить канализацию – Зрелов привёз бетонное кольцо высотой метра два с лишком и полтора в диаметре. Они каким-то образом смогли проковырять в нём дыру под канализационную трубу, закопали метрах в пятидесяти ниже по склону, вырыли траншею и заложили в неё трубы, по которым отходы производства должны были попадать в эту трубу. Всё как было как просил заказчик. У нас не забалуешь.

После недельной выдержки стенной кладки положили на крышу панели перекрытий, засыпали их кострой[15 - Отходы производства льна.], по ней выполнили растворную стяжку, на которую нанесли слой гудроновой гидроизоляции.

Объект был сдан заказчику, купюры приятно грели карманы.

В последнюю неделю августа меня откомандировали в Тольятти помочь Косенкову, его напарником был Сашка, а ему надо было вернуться в деканат. Косенков – крупный мужчина лет пятидесяти пяти, спокойный, интеллигентный, нормально работали, но скучно. На пятый день, возвращались вместе с завода, я увидел недалеко от нашего местообитания небольшую рюмочную.

– Константин Петрович, может, хлопнем по рюмашке?

– Да нет, Алек Владимирович, я не пью.

– Да я тоже не очень, так, для настроения.

– Нет, нет, я не пойду.

– Ну, как хотите, а я, с Вашего позволения, приму пятьдесят граммов.

– Хорошо, я Вас пока на улице подожду.

– А чего меня ждать? Я через десять минут уже в гостинице буду.

– Как же я брошу Вас в таком месте?

– Ну, воля Ваша.

Я зашел в рюмочную – время было рабочее, продавщица весьма весомых достоинств одиноко скучала у буфетной стойки. Осмотрев витрину, я заказал:

– Мне бутерброд со шпротами и пятьдесят граммов.

Помещение рюмочной находилось в полуподвале. Получив свой стопарь с закуской, я переместился к столику, стоящему у окна. Наблюдая, как мой коллега степенно описывает круги возле питейного заведения, выпил водку, стрескал бутер, понял, что надо взять чего-нибудь посущественней, и вернулся к стойке.

– Мне сто пятьдесят водочки, пару сосисок с горошком и огурчик солёный.

– Вот это дело, а-то смотрю, такой мужчина – и пятьдесят граммов. Да у нас старики так не заказывают. Откуда к нам такой мужчина красивый?

– С Верхнеимбатска.

– Ой, слово-то какое, шалун – такое выдумать.

– Да город это такой.

– Да ладно, город. Что я, дурочка с переулочка?

Получив свои сто пятьдесят в графинчике, не иначе, как по особому расположению, – я всё ж таки из города с таким интригующим названием прибыл, сосиски, огурчик и заинтересованный взгляд продавщицы вдогонку, я снова расположился у столика с видом на гуляющего по двору Косенкова – старик стал быстрее накручивать круги.

Потихонечку поглощая водку и свою закуску, я задумался, вспоминая все перипетии недавнего моего туристического маршрута по районам, окормляемым Старицким ПМК, и отвлекся от наблюдения за Константином Петровичем. Вдруг дверь в заведение распахнулась, и в проёме возникла его значительная фигура. Он был явно встревожен моим долгим отсутствием, выражение лица его в тот момент, когда он практически ворвался в забегаловку, свидетельствовало о том, что он полон решимости защищать своего коллегу, которого захватили безвестные колдыри и прочая шантрапа, посещающая эти вертепы, но, взглянув на безлюдный зал с бедноватенькой, но вполне себе приличной мебелишкой, на встрепенувшуюся буфетчицу и мою изумлённую физиономию, растерялся. Подойдя ко мне, в некотором замешательстве спросил:

– А я думаю, что Вы так задержались?

– Да даже не знаю, расслабился – спокойно тут, и закусон у них свежий, так, может, по чуть-чуть?

– Да нет, я уже давненько этим делом не балуюсь. Ну что, пошли?

И мы пошли в гостиницу.

Десятого ноября на заседании коллегии КС[16 - Контрольный Совет ВНИИГПЭ.], проходившем под руководством Жени Красинского, помнится, было какое-то бурное обсуждение заявки, открылась дверь помещения, мужчина лет сорока, возникший в проёме, сказал:

– Товарищи, умер Брежнев.

Участники дискуссии переглянулись, не зная, что сказать или сделать, и продолжили заседание. По окончании коллегии пошёл в комнату экспертов, все штатные и внештатные собрались и рассуждали, что будет.