Алька. Кандидатский минимум

– Ну, удивил – один ребёнок. У меня четверо – и ничего, успеваю.

– Да я спортом ещё занимаюсь, много времени отнимает.

– Спорт – это хорошо, я спортсменов уважаю. И кто ты у нас, разрядник или мастер?

– Первый разряд, много приходится заниматься, сложно совмещать с учёбой.

– А я заслуженный мастер спорта, и ничего, как-то успеваю совмещать с работой. Хорошо, дам тебе шанс – подтянешься на дверном косяке десять раз – будет тебе уд, ну а нет – не обессудь.

Паренёк с энтузиазмом вскочил, подошёл к двери, уцепился за наличник и подтянулся шесть раз, отцепившись, сказал:

– Да тут невозможно больше удержаться, наличник очень узкий.

– Ну что ж с того, мы ж спортсмены.

Профессор встал, подошёл к дверному проёму, подтянулся пятнадцать раз и, возвращая зачётку студенту, сказал:

– Готовься, учи материал и подтягиваться не забывай.

Ещё рассказывали, что как-то летом, уходя с работы вечером в группе сотрудников, кто-то из коллег высказал сомнение, что без всех альпинистских атрибутов он сможет забраться по вертикальной стенке. Они как раз проходили сквозь старую арку, кирпичные стены которой были изрядно выщерблены от времени. Овчинников отдал портфель, скинул пиджак и минуты за три добрался до окна читального зала библиотеки, находящегося на высоте около шести-семи метров. Преподавательнице, наблюдающей за написанием сочинения на вступительных экзаменах, стало плохо, когда она увидела в окне жизнерадостное лицо профессора, – решила, что у неё от переутомления глюки.

Где-то в начале 1981 года, после январской сессии, я позвонил Анатолию Георгиевичу на кафедру.

– Анатолий Георгиевич, это Алек Рейн. Мне Ляпунов Николай Иванович сказал, что договорился с Вами, будто бы Вы, после его отъезда, согласились стать моим научным руководителем.

– Да, был такой разговор.

– Я могу подойти?

– Подходи.

Я собрал все свои бумаги, упорядочив их – вдруг захочет заглянуть, и притопал на шестёрку. Овчинников сидел в кабинете один. Взглянув на мой пухлый том, он сказал:

– Олег, мне сейчас приходится заниматься подготовкой восхождения на Эльбрус, я старший тренер. Боюсь, что не смогу уделить тебе достаточного внимания. Может быть, подыскать тебе кого-то у нас на кафедре?

Я понял – профессор решил увильнуть, но, как говорил заяц, уцепившийся лапами за уши лося, увязшего в болоте: «Из моих стальных лап никто не ускользал», – и ответил:

– Да мне какого-то детального сопровождения не нужно, скорее обще методические рекомендации.

Профессор явно почувствовал мою непреодолимую силу.

– Ну, хорошо, давайте попробуем. Я полистаю Ваш кирпич, а вы расскажете мне в общих чертах о своей работе.

Проглядев мои бумазеи под моё усыпляющее бормотание, Анатолий Георгиевич сказал:

– Материала у Вас уже изрядно, и по первому впечатлению всё вполне логично выстраивается, давай поступим так – напиши автореферат.

– Это невозможно. Я хотел еще сделать, – и я стал перечислять, что мне хотелось ещё сделать.

– А зачем Вы хотите сделать это в рамках этой работы?

Точного ответа я сам не знал, почему я хотел сделать то, о чём говорил. Грубо говоря, мне хотелось, чтобы из работы выпирал умище – если таковой окажется, то есть если смогу сделать то, что задумал, но как это сформулировать, я не представлял, и ответил:

– Ну, чтобы работа была масштабней.

Мне кажется, что он меня прекрасно понял, – сколько таких прошло через его руки?

– Разве за это нам дают все степени и звания?

– Да, но и в этих материалах у меня не все выводы до конца закончены.

– А вы представляете, как они ложатся в общую канву работы и как Вы будете использовать их по ходу работы?

– Конечно.

– Вот и прекрасно. Вы пишите так, как будто результаты эти у Вас уже есть, а эти места оставляйте незаполненными. Недели Вам хватит?

– Анатолий Георгиевич!

– Хорошо, через две недели у меня в то же время.

Собрав свои бумажонки, я поплёлся в секцию, возмущённый бредовой затеей, которую придумал этот чёртов старикан, совсем переставший ловить мышей со своими восхождениями.

Взял чей-то, не помню чей, наверное, Ильи Кременского, автореферат для образца и стал кропать свой. По ходу написания увлёкся, понял, что старик не так глуп, как я его честил, возвращаясь в секцию. На следующий день я понял: Овчинников – гений, а я баран. Если бы мне хватило ума посидеть, продумать, как будет выглядеть моя работа, четыре года назад, то два года назад я бы уже защитился. Реферат, точнее, его макет, был закончен на следующий день, о чём я бодрым голосом доложил Овчинникову:

– Анатолий Георгиевич, извините, что отрываю от дел. Я автореферат написал, только он у меня в рукописном виде, печатать?

– Всё в порядке, очень хорошо, что позвонили. Давайте сразу ко мне, а реферат тащите как есть – в рукописном виде.

Просмотрев мой автореферат, Овчина – так его звали между собой студенты, аспиранты, да и преподы – достал из стола какой-то журнал, сделал пометку и сказал:

– Я Вас поставил в план защиты на февраль 1982 года.

– Анатолий Георгиевич, я не успею.

– Успеете, подналяжете немного.

Я попытался отжать хотя бы полгода:

– Анатолий Георгиевич, да у меня окончание аспирантуры только в сентябре, может, на сентябрь?

Овчинников улыбнулся.

– Да зачем нам сентябрь? Всё будет отлично. Нас всё время ругают за то, что у нас аспиранты не укладываются в сроки. А Вы будете у нас примером – заочник-досрочник, будет чем похвастаться.

Взглянув на мою кислую физиономию, он добавил:

– Ладно, я Вас на конец февраля поставлю, но надо успеть.