Максим и Фёдор

Петр кивает.

Василий. Кобот не убивал! Он, может, вообще спал в это время; но каждая злая мысль – это бес, который…

Петр (перебивает). Не в том дело, Василий. Я сначала совсем не поверил, что Пужатого убили, тем более что Кобот убил, написал стишок…

Василий. Ну?

Петр. А Максим мне сказал – я точно запомнил – «И ты доиграться хочешь?»

Житой. А пока выпьем! (Разливает.)

Петр. Понимаешь, что он этим хотел сказать? Что такой человек, как Кобот, именно простой, без всякого отличия человек, мещанин – к такому-то как раз лучше не подступать, с таким шутки плохи, у такого неведомые ресурсы. Именно такие, незаметные, и определяют твою судьбу – не ты ли, Мотин, жаловался?

Мотин. Слушай, хватит…

Петр. Максим так и сказал – мол, оставь его, доиграешься.

Самойлов. Я не понимаю, что это ты так ссылаешься на этого Максима, будто на учителя?

Мотин. Как дети малые – что Петр, что Василий! Носятся как с писаной торбой с этими алкашами, носятся…

Петр. Но они действительно нам что-то… кое-чему научили…

Самойлов. Чему?

Петр. Так конкретно трудно сказать. Ну, ты читал о дзене?

Мотин. Знаю. Я же тебе «Введение в дзен-буддизм» давал!

Петр. А ты не находишь, что Максим и Федор часто себя ведут как бы…

Мотин. По дзену?

Все, даже не слыхавшие о дзен-буддизме, смеются. Василий улыбается.

Петр. А что?

Житой. А то, что пора нам выпить! (Разливает.)

Мотин (Самойлову). Сделай погромче. Или это тоже Эллингтон?

Петр. Да. Нет, не делай громче, погоди. Я такой случай расскажу. У дома, где Максим с Федором живут, лежит пень такой круглый, и Федор, проходя мимо, каждый раз говорил: «Во! Калабаха!» Я однажды ему: «Что ты всякий раз это говоришь? Я давно знаю, что это калабаха». И тогда Максим – он с нами шел – показывает мне кулак и говорит: «А это видал?»

Все смеются.

Мотин. Все?

Петр. Да, все.

Всеобщий смех.

Мотин (разводит руками с уважительной гримасой). Да, это не для слабонервных…

Петр. А чего ржать?

Смех, было утихший, усиливается.

Эх!..

Житой. Ну, я так скажу: год не пей, а тут сам Бог велел! (Разливает.)

Петр. Так что, по-вашему, хотел сказать Максим этой фразой? Перестаньте ржать, дослушайте! Он хотел сказать, что, хотя я много раз, к примеру, видел кулак Максима, он может явиться совсем в другом качестве, да каждый раз и является. Так и каждый предмет в мире, каждое явление, сколь бы ни было оно привычно, должно приковывать наше внимание неослабно; ведь все может измениться, все меняется – а мы в плену догматизма. Это внимание ко всему и выражал Федор, так навязчиво, на первый взгляд, обращающий внимание на калабаху. Он вновь и вновь постигал ее.

Пауза.

Самойлов. Это, что называется, высосано из пальца.

Вовик. Нет, это все, конечно, интересно, но вряд ли Максим это имел в виду, когда показывал кулак.

Василий. Каждому свое. То есть каждый понимает, как ему дано.

Мотин (зло). Ой-ой-ой!

Петр. Да, но не в этом дело. Что значит – не имел в виду? Максим и Федор, конечно, все делают интуитивно…

Мотин. Прошу, хватит!

Вовик. Нет, дай досказать-то!

Петр…но они тоже все-таки понимают, что делают. Вот другой случай. Я заметил однажды, что Федор, отстояв очередь у ларька, пиво не берет, а отходит.

Житой (пораженный). Зачем?

Петр. Вот и я спросил: зачем? Тем более что потом Федор снова встает в очередь. И тогда Федор мне ответил: «Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца».

Ухмылки.

Самойлов. Ну, это вообще идиотизм.

Житой. Я что-то не врубился. Давайте выпьем! (Разливает.)

Петр. Ну, эту фразу – «чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца» – я ему сам когда-то говорил. Известный принцип, восточный. В Китае, например, когда строили даже императорский дворец, один угол оставляли недостроенным. Так и здесь. Федор, прямо говоря, человек не очень умный, не слишком большой – где ему исполнить этот принцип? Только так, на таком уровне. Он дает понять, что и в мелочах необходимы высокие принципы. Это самое трудное… Конечно, здесь оно выглядит юмористически, но этим тем более очевидно. Можно сказать, что он совсем неправильно этот принцип применил, – одно дело не довести творение до конца, прервать где-то вблизи совершенства, а другое дело – вообще его не начать, остановиться на подготовительном этапе – стоянии в очереди. Этим он просто иронизирует надо мной, говорит, что не за всякий принцип и не всегда следует хвататься. А еще это было сделано затем, чтобы посмотреть, как на это будут реагировать такие ослы, как вы, которые только ржать и умеют!

Самойлов. Ну брось, брось, чего ты разозлился.

Мотин. А какого хрена выколпачиваться-то весь вечер? Может, хватит?

Вовик. Да что вы… Ладно…