Максим и Фёдор

Василий. От чего спасительное? Еще спасительнее тогда сумасшествие. Чего мы опять из пустого в порожнее переливать будем! Слышал я – «жизнь – самоцель», «лучше и умнее жизни ничего не придумаешь»! Чего же вы все ждете?

Петр. Чего это Житого долго нет?

Мотин. Господи! Как мне все надоело!

Пауза. Мотин задремывает.

Петр. Го Си писал: «в те дни, когда мой отец брался за кисть, он непременно садился у светлого окна за чистый стол, зажигал благовония, брал лучшую кисть и превосходную тушь, мыл руки, чистил тушечницу. Словно встречал большого гостя. Дух его был чист, мысли сосредоточены. Потом начинал работать».

Или художник Возрождения – он два дня постился, потом только, после долгой молитвы, прогнав всех из дома, подождав, когда пыль осядет, брался за кисть.

Вот Мотину хочется только так.

Между прочим, про Го Си мне рассказал Максим. Ну, знаешь, в какой обстановочке: в их засранной комнате, в руке никогда не мытый стакан с такой же травилкой, которую мы сейчас пьем. Для чего нужна была эта древняя чистота? Чтобы внешнее не отвлекало. А мы, может, достигли сосредоточенности? Что и внешне важно? У Ахматовой вспомнил что-то такое: «Когда б вы знали, из какой же грязи стихи растут, не ведая стыда…»

Василий, не выдержав, смеется.

Петр. Ты чего?

Василий. Достиг он! (Смеется.)

Петр. А чего?

Василий. Ничего. Ты все верно говоришь, Петр, дай я тебя поцелую. Ты фаустовский человек, Петр. Фаустовский. Что-то про Фауста хотел… Да! Это Максим тебе рассказывал про Го Си?

Петр. Ну?

Василий. А откуда он знает? Откуда ему знать?

Петр. Знает, и все тут.

Пауза.

Самойлов. Петр, я полежу на кровати до Житого?

Петр. Давай.

Василий (неожиданно пьяно). Хочешь, Петр, я тебе скажу, кто Пужатого убил?

Петр. Не ты ли уж?

Василий. Я? Да нет, не я. Максим убил.

Петр (смеясь). А ты, брат Карамазов, научил убить?

Василий. Вот почему Кобота не забрали? Ведь очевидно, что надо забрать. Почему?

Петр. Ну, почему?

Василий. А ты что, не замечал за Максимом ничего странного? Я еще в самом начале заметил, когда Кобот только вселился. Помню, заходит он раз, про уборку что-то говорит, что давайте графики вывешивать, кто когда пол моет, а потом спрашивает Максима: «А вы где работаете?» – Максим, вижу, рассердился, говорит ему: «А ты где работаешь?» – «В Механобре». – «Ну так и сиди в своем Механобре!»

Петр. Ну и правильно ответил.

Василий. Все правильно, дзен дзеном, а я думаю – действительно, где это он так работает, что деньги есть каждый день пить?

Петр. Ой, да сколько можно про это? При чем здесь Кобот?

Василий. Кобот ни при чем, а вот откуда они с Федором могли в Японию поехать? Или вот такую вещь возьми: сколько лет Федору? Лет сорок от силы. Ну, положим, родился он до войны, да хоть в двадцатых годах. Так как же он мог быть связан с подпольщиками еще до революции?!!

Петр. Василий, ты что? Ты все так прямо, оказывается, и понимаешь?

Василий. Ладно, положим – это ладно… но в Японии они точно были. Ну не перебивай меня, мне самому разобраться надо.

Короче, я вскоре… ну не вскоре, а сейчас вот… догадался, что с Максимом в явной форме произошло то, что со многими из нас происходит незаметно. Максим уступил свою душу дьяволу. Не знаю когда и почему, скорее всего, быстро и необдуманно, как все важное в нашей жизни – бац! бац! – посмотрим, что получится. Что получится? Как вчера пил, так и сегодня пьет.

Петр. Да откуда, почему…

Василий. По кочану! Не перебивай, просил. А может, он вообще не понял, что получает, а что отдает? Проснулся наутро, дьявол ждет приказаний: «Что тебе, Максим, угодно?» – «Да вроде ничего не угодно. А нет, закурить хочу». – «На, пожалуйста, закури. Может, пивка?» – «А что, и пивка можешь достать? Ну сбегай». Вот так, может, за папиросу и кружку пива Максим отдал душу. Впрочем, бывает, что и очень умные люди отдают ее: ради красного словца.

Ну конечно, дьявола так не устраивает, получается, что и сделки никакой не было. Ведь зло и потеря души – когда дьявол может действовать через человека. Понятно? Сам факт договора ерунда, главное – дела, свершенные человеком вследствие этого договора, понял? Дьявол готов и без договора помогать, лишь бы помогать – человек и так потерял душу.

Петр. Зло есть наказание самого себя.

Мотин (приподнимая голову со стола). Все в мире грязь, дерьмо и блевотина, только живопись вечна. (Опускает голову на стол.)

Василий. А? Да. Так вот, задача дьявола – дать Максиму понятие о пути зла.

Петр. Это все хорошо, но откуда, почему?

Житой (появляясь в дверях, поет). А потому что водочка. Как трудно пьются первые сто грамм!

Петр и Василий с криками приветствия вскакивают. Самойлов с теплой улыбкой поднимается с кровати.

Самойлов (с чувством). Эх, ребята!

Петр. Ты одну купил?

Житой. Одну и еще одну вермута!

Петр, Василий и Житой берутся за руки и пляшут, возбужденно вскрикивая и мыча. По магнитофону в это время звучит фортепьянная вещь Эллингтона «Через стекло».

Эй, Мотин, хватит кемарить, вставай!

Мотин (не поднимая головы). Я ничего… хорошо, сейчас, только пусть голова полежит…

Житой (хорошим, благословляющим голосом). Ну, ребята, ладно, я разливаю. (Разливает.) Уплочено! Налито!

Все, кроме Мотина, выпивают со словами «хорошо пошла», «нормально», «воды дай».