Ловкач. Роман в трёх частях

– Вероника, я же не слепой?

– Да ты никогда о ней не интересовался! – упрекнула она с удивлением супруга, вдруг выказавшего заботу о дочери.

– Плохо же ты видишь, как мне не болеть о её судьбе, кому печься о ней, за её счастье, как не мне! Вот моя просьба: сними с Марины свои кандалы.

– Какие кандалы, позволь знать? – возмутилась сильно она.

– Неужели ты думаешь, без твоей опеки, она не поступит в институт?

– Когда не будет возле неё Жорки – поступит! В своё время, я тоже мечтала учиться, но я была глупой, поверила твоим обещаниям, – завопила Вероника Устиновна, – и по твоей милости осталась ни с чем. Ты хотел ребёнка, а после было не до того…

– Кто хочет учиться – того сам чёрт не собьёт!

– Вот что, Родион, в мои дела хоть теперь не вмешивайся, я без тебя разберусь, что к чему.

Надо сказать, Вероника Устиновна перед дочерью благоговела, любила её без памяти, готовая была отдавать ей всё, только бы Марина исполняла выдвигаемые ею требования, направленные на благополучие дочери. Может, поэтому она казалась чересчур строгой, и воспринималась со стороны бесчувственной тиранкой? Хотя не обделена была и здравомыслием, когда надо могла пойти дочери на свои уступки. Иногда её затопляла жалость оттого, что часто лишала Марину уличных удовольствий, загоняя с улицы рано домой. Что же она, не видела в ней проснувшегося интереса к молодым людям? В связи с чем она по-своему старалась поучать дочь как нужно уметь разбираться в мужчинах и находить среди них самого достойного, с хорошим общественным положением. Но прежде чем это произойдёт, необходимо самой подготовить для этого события почву, коей в понятии Вероники Устиновны являлось получение образования. Вот поэтому, всемерно ограждая Марину от уличного влияния, она была убеждена, что это делает исключительно из любви и для блага дочери, которая её старания позже, когда с её посильной помощью встанет прочно, на ноги. И как раз об этом она сказала мужу, что не позволит ей совершить ошибку, увлекшейся Жоркой.

– А ты не подумала, что она может потерять своё счастье?

– Жорку ты называешь счастьем? Не смеши, да его видно, что он вертопрах! – нажимала убеждённо она, приходя в нешуточный гнев.

– Брось, обычный весёлый парень, он мне нравится, – спокойно произнёс супруг.

– Вот оно что! А тебе будет с кем выпить и поболтать? – её перекосило, как от кислого, и она поморщилась брезгливо.

– И не без этого, – хохотнул Родион Степанович. – А если серьёзно, неужели Марина стала бы встречаться с дураком? Запрещая ей делать по велению сердца, тем самым мы её не уважаем. Кстати, ты пойдёшь сегодня на дачу?

– Погоди, дай очухаться, а там будет видно… Ой, какая сегодня жара…

– Это понятно. Так вот, если он придёт – гнать от себя не спеши! Это ты всегда успеешь, надо тебе его сначала выслушать…

– Ты меня не учи, – оборвала она супруга, – а то я сама в людях не разбираюсь, – самолюбиво заметила она и уставилась: – Что это он тебе уже никак в помощники набивался?

Родион Степанович про себя поразился её прозорливости:

– Что значит, набивался? Просто изъявил желание…

Вероника Устиновна вспомнила, как однажды дочь заявила, что ей уже надоело учиться, для неё нет разницы – поступит она в институт или провалит экзамены. И как бы она не отрицала, что это апатия не связана с приездом Жорки, её, мать, в этом никто не переубедит. Таким образом, заключила Вероника Устиновна, настроив Марину на свой лад, он теперь решил подобрать ключи к ней. Лихой парень, ничего не скажешь! И теперь это она прямиком высказала мужу, причём выразив уверение, что с ним она долго чикаться не будет, не даст себя одурачить, пусть не старается, выведет на чистую воду. А пока она не может дочери запретить встречаться с шарлатаном, потому как Марина от него не откажется, ведь довольно трудно выбить из головы того, кто сумел влюбить в себя. Она была уверена, что он проходимец, хотя для этого утверждения необходимы доказательства, и она постарается дочери их предоставить. Конечно, было обидно, что первый встречный вскружил Марине голову, на которого она готова променять институт. Правда, успокаивало, что пока замуж за него не собирается, да и условия для жизни у жениха неопределенны, и может, со временем к нему она потеряет интерес. А пока по-прежнему будет готовиться с огоньком к поступлению в вуз…

Глава восьмая

Пока отец ездил на рынок за матерью, Жора с Мариной посиживали в тени на лавочке. Он твёрдо заверил любимую, что к осени они непременно поженятся. Марина ему верила, хотя впереди было ничего, по сути, неизвестно, будет ли она учиться или пойдёт работать. Если выпадет второе, тогда куда идти: если замуж, то она не знает, как уговорить мать, чтобы ей в этом не препятствовала. Ко всему прочему, скорое замужество, она никак не предвидела. Всё это так неожиданно перевернуло её жизнь, что она поневоле терялась, как же конкретно ему ответить? Суть была в том, что замуж она хотела сама и потихоньку себя к этому внутренне готовила.

Марина даже не представляла, что он станет говорить её матери, чтобы она переменила на него свою точку зрения. И даже сомневалась, что ему это удастся. Словом, у неё от всего этого голова шла кругом.

А между тем Жора ждал от неё утвердительного согласия— выходить за него замуж.

– Но где мы будем жить? – как бы шутливо спрашивала она, оттягивая давать ему свой ответ.

– О, это почти не проблема, я что-нибудь придумаю!

– За три месяца квартиру не дадут.

– Хорошо, тогда поедем ко мне.

– Ты же знаешь – мои не отпустят меня.

– Есть идея! – воскликнул Жора, как истый стратег. – Твои старики покупают дом, ваша квартира мне перейдёт по наследству от нашей конторы, где я вскоре подаю заявление поставить меня на очередь жилья. Если я пропишусь к вам сейчас, она автоматически останется за мной, когда родители въедут в новые апартаменты.

Конечно, Жope было весьма жаль, что Марина так накрепко привязана к родителям и сама почти не в состоянии решать свою судьбу. Он ясно уловил её немой ответ, мол, кто его пропишет, если мать против брака с ним? Поэтому ему предстояло в отчаянной решимости взять во что бы то ни стало последний оплот в лице её матери.

Со стороны дороги послышался знакомый урчащий звук «Запорожца». Жора приосанился, бодро вздохнул. Марина приподнялась, надлежало немедленно расходиться.

Жора ретиво притопал к себе, полный решимости побороться за себя и любимую. В окно было видно, как Вероника Устиновна вылезала с трудом из машины, которая моментально облегчённо выпрямилась на рессорах на одну сторону. После базарной сутолоки, хозяйка выглядела приуставшей.

Солнце распласталось на зелёной лужайке, как растекшийся яичный желток, и неудержимо сияло оранжевыми лохматыми бликами. Над ними, в вышине, колыхались могучие ветви тополей, бросая на землю там и сям пятнистые колеблемые тени, а в изумрудной траве запутался белыми прядями тополиный пух.

Родион Степанович, освободив багажник от кошёлок, снова уселся в машину и куда-то уехал.

После пятиминутного одиночества, показавшимся ему страшно долгим, Жора изрядно притомился, его стало обуревать нетерпение, а что если он пойдёт прямо сейчас и поговорит с Вероникой Устиновной? Но потом, взвесив за и против, он передумал, мол, ещё чего доброго сочтёт его за наглеца, набивающегося разделить в кругу их семьи обеденную трапезу.

Хорошо ли иметь такую тёщу, которая тиранит собственную дочь, Карпов пока ещё подобным вопросом не задавался, так как точно не был уверен, сможет ли он её убедить в том, что для своей дочери ей не найти лучшего мужа, чем он, Жора подозревал, что Вероника Устиновна полнокровно управляла всем домом, как заправская мещанка. Своего добрейшего мужа, вероятно, держала под каблуком. Одним словом, она знает себе цену, поэтому подобраться к ней будет отнюдь не просто. Было бы чудесно, если бы он сумел её покорить, как трудновосходимую вершину, опрокинуть её ложные о нём суждения, чем суметь завоевать свой авторитет.

В таком духе, полёживая на диване, Жора мечтательно размышлял что-то долго. Он скоро почувствовал голод, очнулся от дум, даже привскочил, глянул на часы: подходило к часу по полудню. От утреннего завтрака осталась жареная картошка. Он достал из стеклянной банки пару малосолёных огурчиков. Поел, вместо чая выпил из-под крана холодной воды. Выглянул в окно, на дворе – ни души, отчего он даже расстроился. Он снова посмотрел на часы, прошло всего полчаса.

Хотя бы показалась в окне Марина и подала сигнал, что ему пора к ним двигать оглобли. А может, он проморгал, «тёща», как он про себя проговорил, уже утопала.

Через четверть часа Жора вышел на улицу, где ослепительно сияло солнце и сразу ощутимо запекло. Он потоптался на месте, всё ещё надеясь, что его заметит Марина. Но тщетно прошли три минуты, неужели и впрямь он прозевал, как дочь и мать улизнули в дачный проулок на свою фазенду? Пошёл той же двухколейной дорогой, с обеих сторон из дачных заборов высовывались кусты душистой малины на всём протяжении дороги, по которой некогда его уводила на свою дачу шалопутная Полина. Не дай бог её повстречать, правда, хорошо, что она куда-то пропала, после своего приезда он её ещё не видел. Наверное, в отпуск укатила…

Дача Ходаковых была ничем не примечательней тех, что её окружали. Фруктовые деревья; четыре виноградных ряда шпалеры; добротный кирпичный домишко; летний душ с бочкой наверху. Впрочем, нет, бросалась в глаза застеклённой галереей теплица, в то время как у соседей этого важного «органа» не было. Жора стоял у решётчатой металлической калитки, но войти пока не решался, так как хозяев на усадьбе не обнаружил. Солнце со своей зенитной высоты сильно напекло в макушку головы. Жора ступил в тень стоявшего перед забором дерева. Редкий деревянный забор из штакетника, оброс обильной малиновой порослью. По её кустам порхали белые и цветные бабочки, в траве трещали кузнечики. Жора находил ягодки созревающей малины и снимал с них дегустацию. Сладкая, пахучая, вкусная, от неё не пальцах оставался красный сок. На развесистой яблоне белый налив, под ветвями которой он стоял, с веток свисали созревшие плоды. А по соседству на другой – зазывно манили к себе краснобокие, ещё с сероватым на них налётом пыльцы.

Созревали во всю абрикосы, персики и сливы. Воздух, прогретый солнцем, был насыщен медовыми запахами плодов, ароматом душистой малины и теплом зелёной травы. И от всего этого, сердце заходилось тревожной, дурманящей радостью, взбадривавшей разум от избытка любви и прелести жизни. Лишь копившийся неприятный осадок в душе, как-то отдалённо напоминал, что голыми руками жизнь не возьмёшь…

Сколько же можно было напрасно ожидать хозяйку, а что если она сегодня не придёт? Хотя Вероника Устиновна себе такой роскоши не позволит, ведь сейчас для неё время – деньги.

Думая так, боец за своё счастье, встал с корточек и поплёлся назад домой, потратив время впустую.

Дома часа два он полёживал на диване в тихой унылой дреме. Тем временем Никита с семейством вернулся с отдыха на пруду, все с раскрасневшимися лицами. Никита постанывал от перегрева на солнце.

Потом Альбина кефиром из холодильника растирала ему спину.

А Жора, лёгкой шуточкой посочувствовав брату, дескать, солнце – это ядерный реактор, с которым шутки плохи, снова потопал на дачу к Ходаковым.

К его неописанному счастью Вероника Устиновна в широкополой соломенной шляпе, расхаживала между рядками виноградника, на ней был выгоревший цветной халат, наверное, ещё уцелел со времён её молодости. Припухшее лицо, затенённое полями шляпы, не без того загорелое, казалось, до черноты смуглым. Она зорко воззрилась на пришельца, стоявшего в нерешительности в калитке и скоро узнала того, о ком минуту назад она подумала, и вот, он лёгок на помине.

– Войти разрешите? – прозвенел голос того, кто в последнее время был частью её мыслей, и всё прочней овладевал её сознанием.

– Ну-ка заходи-заходи, я на тебя вблизи посмотрю, – протянула она как бы в странном удивлении. – Чем обязана? – с важностью в голосе прибавила будущая тёща.