Черти на том берегу

– Представим человека, как отдельную клетку, только в составе чего-то огромного. В составе того, что не вместится в понимании самого человека, но эта клетка просто выполняет свою незамысловатую функцию, не задумываясь над тем, частью чего она является. Ей надо отработать. И принимая определённые сигналы, как например: когда срабатывает многократно подтверждённый «сигнал смерти». Сигнал может прийти из окружающей среды или от собственных внутриклеточных «датчиков неблагополучия». Внешний сигнал клетка воспринимает специальными «рецепторами смерти», находящимися на её поверхности.

Для человека эти сигналы, подобны наваждению, которое отражается на его душе. Душа же передаёт, часто абстрактную информацию разуму, а тот словно перестаёт быть собой. Поступил сигнал любить – разум утрачен; поступил сигнал защищаться или защищать – разум перестаёт дифференцировать опасность; поступил сигнал простить – разум отбрасывает прочь чувство гордости. Также когда поступает и «сигнал смерти» – разум начинает оценивать меру того насколько в его жизни хватает благополучия. И неважно бездомный нищий или живущий в особняке богач, женат или холост, с детьми или бездетный… всё равно… Разум дестабилизируется в рамках жизни, принимая программу отсчёта времени, чуть ли не на пальцах. А этих пальцев у разума может быть, как много, так и мало.

Святику понравилось рассуждение Рафаэля, и он стал примерять сказанное к себе, к своей ситуации. Ведь разум действительно что-то там оценивал, измерял, считал. Но, почему он передумал? Причём передумал наотрез.

– А может ли программа поменяться..? Ну или счёт остановиться на какое-то время… – несколько пар глаз уставились на Святика.

Очки Эльдара Романовича снова съехали по носу. Маленькие глаза стали ещё меньше. Высматривали Святика поверх окуляров.

– Если же смотреть на клетку, то для неё программа остаётся прежней… – Рафаэль задумался.

– А человек… – глаза вокруг с напором давили на Святика.

– Для человека…

– Я так понимаю, здесь собрались все, кто хотел порешить себя. Ведь так? – Святик оглядел всех, повернулся даже к художнику. И на удивление, – смотрела на Святика даже Любовь Герасимовна. К ней он не раз ещё вернулся. Он не возмущался, по крайней мере, явно.

Вновь вернулся к Рафаэлю.

– Ну, ведь выходит, что всем, стало быть, интересен ответ на этот вопрос…

– Для человека, я думаю, программа может включить фазу ожидания…

– То есть, затем повториться когда-то?

Святик понял, что всё это уже не раз звучало в этих стенах, но никто не задал не единого вопроса. Почему царила такая покорность, Святик ещё тогда не знал. Священник, художник, врач – выглядели, как адекватные люди, вполне грамотны и образованны. Что сказать за других, то в воздухе висело затруднение, – разобраться в них было сложно. Подростки – внуки Эльдара Романовича – дети, – им быть такими, ещё нормально. Любовь Герасимовна… – что с ней? Виктор тоже пока не ясен, но его высказывания, словечки, реплики, – может всё это для Святика надуманное. Милош явно страдает. И не смерть придурковатого дальнего Святикова родственника (а он всё понял, просто до ужаса смешная ирония) виной является в этом страдании. В его жизни лежит другая загадка, которая прячется за ширмой этой дрянной смерти. Но это попробуй откопать. И снова Любовь Герасимовна со своей загадочной внешностью «Эйнштейна», – неужели она всё слышит, а никто до сих пор её не «раскусил». Неужели об этом догадывается один лишь он, думал себе Святик. Или, опять-таки всё надуманно. Нет, не может быть таким умным только он один.

– А вы? – Обратился Святик к Любови Герасимовне. – Не ожидали!? Да, вижу, не ожидали!

Женщина, точно, специально опустила голову, когда Святик бежал глазами круг за кругом, словно неустанный спринтер, но в погоне за мыслями, собравшимися вокруг стола. Они смотрели на него, будто перед ними выскочка – наглый, хамоватый, и что самое преступное – ведёт себя спокойно.

– Она глуха. – Сказал, не выдержав, Рафаэль. – Что вы от неё хотите?! – В отличие от Святика, он не удержал своих эмоций, и сказанное вышло из него подобно плевку.

– Вы не ответили на мой вопрос…! Всем интересно знать ответ, явно. Вы скажете сейчас, что если бы не я, никто б и не подумал над вашей странной лекцией. Так и есть, если бы не люди с определёнными вопросами, родившимися в их головах, мы жили б всё ещё в пещерах… Ну, что разве не так?

– К чему вы клоните?

– А, что, вы впервые произносите этот текст?

– Да.

– Не думаю.

– Спросите же людей… – Рафаэль провёл рукой, показывая на присутствующих.

Те покачали головой. Святик не увидел в лицах большой уверенности.

– И что?

– Люди впервые это слышат. Вот что!

Ухмылка Святика, словно нанизала на спицу глаза Рафаэля своей остротой. Глаза покраснели. Но, то была злость, которую с трудом удержал в себе врач.

– Успокойтесь вы. – Святик взял бутылку минералки, скрутил пробку, и налил в стакан воды. Не спеша вновь закрыл и поставил на то же место. Стакан стоял и ждал.

– Я же не заискиваю. Мне просто интересно знать… – стакан оказался в руке и вылил содержимое в рот. – …когда мы наконец все сдохнем? – Стакан опустился на стол, а следом за сказанным последовала отрыжка. – Извините, газики. – И лицо Святика стало неподвижным и ждущим.

Нелли скривила лицо, фукнув себе под нос.

Прочие сидели и смотрели теперь на Рафаэля, кроме Эльдара Романовича, – он продолжал щурить взгляд на Святика.

– Когда Аллаху будет угодно! – Дал неожиданный ответ врач.

– Вы мусульманин? – Спросил Святик и тут же комментировал далее: – Это, в общем-то, не мешает не науке на сегодняшний день, ни чему-то ещё, как и любая вера. Но таки всё ж, хотелось бы получить ответ более приближённый к научной точке зрения.

Рафаэль посмотрел на Эльдара Романовича, верно, он чем-то сможет сейчас помочь. На лице был явен гнев.

– Как-то нет схожести с тем героем, о котором недавно рассказал Эльдар Романович. Можно мне покинуть это место?

– Не кипятитесь вы так… – поспешил успокоить Эльдар Романович.

– Я спокоен. Но что делаю я здесь, понять не могу. Единственное, что меня заинтересовало, на то я не получил ответ. А ваш рассказ, а точнее из реакции вашего так называемого врача делаю вывод: рассказ выдуман, как видимо и всё прочее. Можно уйти?

Святик поднялся.

– Присядьте… пожалуйста!

Теперь прищуренные самонадеянные глаза старика смотрели умоляюще. Это было новое проявление для Святика. И он сел.

– Ну, что вы хотели? Можно конкретней?

– Виктор спросил, почему вы пошли на самоубийство…

– Что подтолкнуло на этот шаг? – Поправил сам Виктор. Святик тут же глянул на него, обратив внимание на тонкую, но совершенно не к месту, поправку. А пометку себе сделал об этом человеке.

– Да! Что же подтолкнуло? Именно! А вы? Вы рассказали что-то абстрактное… конечно, это интересно. Так в том-то и дело, что стало интересно. И судя по вашему мне ответу, вы не собирались подытожить вашу метафору, изначально. Ведь так? А глядя на то, как реагируют на вас люди, подытоживаю я: выходит спектакль, господа! Вы кто? Все вы!

Повисла тишина. Как, словно, свет погас в театре, а зрители затихли в ожидании выхода актёров.

– Возможно, с кем-то из присутствующих здесь было всё иначе, – другим тоном заговорил Рафаэль, – а со мной именно так и вышло. Я, словно, получил «сигнал», и без промедлений решил ему подчиниться. Не было сомнений, не было страха… вообще ничего не было. Не было смысла.

– А дочь? – Спросил Виктор. – Дочь не была смыслом?

– Её воспитывает моя мать. Большую часть времени меня нет дома. Дочь и не встречает меня с восторгом. Она вся в бабушке. Она знает, что я её отец, и эта информация для неё столь же существенна, как и интегралы. Так что видимо, она счастлива и без меня.

– А вторая жена?

– Её не устроила моя занятость…