Черти на том берегу

– Вижу, вы задаётесь многими вопросами… Но не переживайте, я, придёт время, всё вам расскажу. Меня заинтересовала ваша жизнь, а точнее – работа.

– Хм… В вашем ли возрасте интересоваться такой писаниной…?

Эльдар Романович приподнял брови с диковатым недоумением.

– Чем это я заслужил…

– Нет,… – перебил старика Святик, – чем это заслужила внимания вашего, такая, страшно даже сказать, литература?

– Ах, вы наверно не в курсе ещё..! – Эльдар Романович провёл по воздуху глазами, отхлебнул чаю. Причмокнул. Качнул рукой. – Позже. Я всё объясню вам позже. И не переживайте, сейчас вас домой отвезёт Виктор.

Густые брови подскочили, чуть ли не до середины лба, поперхнувшись, Виктор закашлялся. Видно, неожиданное задание.

– Да. Я подвезу.

– Не стоит. Я бы сам.

– На чём. Три часа ждать автобуса стоять будете…

Святик решил не спорить.

Милош ковырялся в печенье. Что-то доставал и клал на салфетку. Святик сидел рядом и без труда смог понять происходящее. Трубачу не нравился тмин, но съедал он без остатка само печенье, не взирая на уже пропитанное запахом.

Подростки наминали конфеты, старательно обгоняя друг друга, и навалив гору фантиков. Их не интересовал чай, пили они газировку. Любовь Герасимовна медленно и беззвучно размешивала сахар – выходило у неё всё безмолвно. Рафаэль о чём-то думал, выпивая уже третью кружку. Пастор ел пирожное, запивая зелёным чаем. А художник за спиной Святика доедал вазу с бубликами. Всем было комфортно.

Виктор, точно заторопился, но закончил чаепитие вместе со всеми. Умели всё – подчистую. Стол изобильно накрытый, словно, объела саранча.

Точно минута молчания погрузила кабинет в тишину.

На поверхности вновь появился тот самый загадочный металлический ящик. Что за чёрт?

Эльдар Романович его, открыв, пустил по кругу, только теперь в другом направлении.

Рафаэль достал из ящика скрученную бумажку, и спрятал в карман.

Виктор не принял.

Милош на этот раз аккуратно взял ящик, не тряся его, как тогда.

Теперь ящик принял художник, а пастор проигнорировал.

Любовь Герасимовна, как и Рафаэль, вынула изнутри рулончик своей бумажки.

А подростки достали монетки, одновременно сунув руки.

Ящик исчез где-то под столом.

Не говоря ни слова, все встали.

В кабинете остались Святик, Эльдар Романович и Виктор.

– Только обещаете, что придёт на следующее собрание? – Спросил Эльдар Романович.

Святик посмотрел ему в глаза.

– А стоит?

– Поверьте, стоит…

– Ну, ладно! Тогда постараюсь..!

– Не постарайтесь! Сделайте так обязательно! Виктор вас отвезёт, куда вам нужно. И, где бы вы не находились, приедет за вами, чтоб вы могли посетить нас снова.

Будто прижаренный на солнце, приспавший на горячем песке, не в состоянии отойти от происшедшего, Святик ехал в машине. С Виктором, чьи брови, словно танцевали в такт какой-то мелодии, звучавшей у того в голове.

Проехав с полчаса дороги, Святик разорвал тишину, уместив свой вопрос в гул мотора.

– А вы?

На вопрос Виктор нахмурился.

– Что, я? – Не отвлекаясь от управления, спросил у Святика.

– Вы прибегал к попытке?

Видно было, как Виктор смутился. А спустя секунд десять, попытался сказать, что эта тема звучит лишь в кабинете.

– Ну, а всё-таки?..

Помедлив ещё, Виктор выдавил из себя междометие.

– Хы…

Он не ладил с устной формой, правду говоря, неизвестна была и его эпистолярность. Святик попытку рассказа, воспринимая на слух, преобразовал в более литературный текст, – вышло так:

В 1981 году Виктора призвали в армию.

Согласно конституции в назначенный срок пришла повестка. Сие послание, не дозвонившись в дверь, опустили с громким матом в почтовый ящик. Возможно, посланники слышали за дверью движение (Виктор видел в глазок, что пришли по его душу), и, выругавшись, пошли по наименьшему пути сопротивления.

Не придти было нельзя.

Лучше два-три года в армии, нежели пять-семь лет в тюрьме. И «козлу понятно», в чём разница, – оттого пояснять не следует.

Переведя мятежный дух, Виктор направился в военкомат.

Там его ждал неожиданно приятный случай, подвергнувший его же неизбежно большему сроку и невыносимым условиям, чем в армии. А вот подполковник, имени которого вспоминать Виктор не собирался, но всё же помнил неизбежно и вопреки (был это Соколов Илья Игнатьевич), сломлен был навеки.

Как обычно, в длинном сыром коридоре собралась сотня юнцов, «слегка оперившихся». Немногие из них могли похвастать удачно сложенной конституцией. Одни были тихи, другие стремились полезть на рожон, стараясь уже здесь, в преддверии службы показать, кто в казарме хозяин, но в голову себе не могли взять какое рабство их ждёт, особенно в начале пути…