Черти на том берегу

Она словно призрак ходила к реке, просиживая там часы. Глядя на ту сторону, на тот берег, ожидая увидеть откуда-то издалека своих отца и брата.

Не уже ли, думала Анна, никак нельзя обойтись без войны, не уж то ли кому-то одному, а может и двум или трём надобен этот разрушительный процесс, чтоб приобрести такую непосильную ношу, как целый мир. Для кого? – Спрашивается… – Для себя! – А зачем? Чтоб позабавиться несколько лет? А задумался ли хоть кто-то из них, что конец для всех один..? Вот говорит каждый из них, что для народа своего благо ищет… Не смешно ли? Какое благо, если уже от каждого миллионы на тот свет ушли не своей смертью. Это благо ли? Один кричит, надрывая глотку, что путь к благосостоянию страны лежит через войну, другой «акцентирует» внимание «товарищей» на победе над врагом… Что за торжество идеалов прав и свободы? У кого они есть? И у кого они будут? Кто они такие те идеалы? А пройдут годы, сменятся поколения и всё как было так и останется, лишь старательно поменяется упаковка. Видела я тех немцев, которые мечтают скорее попасть домой, мечтают так же, как и русские. Немногие из них фанатики, но такое же пушечное мясо, как и наши солдаты. А среди русских, как и среди немцев, имеются свои отборные садисты. Но смотришь в глаза «избитого народа», и понимаешь, сколько там надежды на что-то светлое, граничащей с дикой ненавистью, балансирующих на полном непонимании, что происходит: кому следует верить, кого ненавидеть и ради чего следует начать жить.

Река была прохладной, но она поплыла на ту сторону, как есть…

Возможно, если бы Анна получила вразумительный ответ врача, а не собранную несуразно мозаику поддельных новостей от санитара, глядишь, не исчезла бы бесследно для всех…

Для Эльдара предложение отца пойти и разузнать о судьбе Анны в местном военном управлении была разумной, но удивило то, что сам отец идти отказался, склоняясь на нужду отлежаться дома в силу проблемы всё того же своего недуга. Взгляд же был странен и всё время куда-то сбегал.

В военном управлении на просьбу Эльдара отреагировали тут же, но ждать попросили пару часов, а просидел всё же на час дольше.

Ответ был таков:

«Кольцова Анна Николаевна по июль месяц, 1943-го года числилась на службе в санитарном батальоне фронтовой медсестрой и выполняла службу со всей отдачей, – за что и была награждена медалью за отвагу. Без вести пропала».

…Без вести пропала.

Слова, точно, били колоколом в виски.

«Клеточная гибель»

(Признание; Практика доктора Рафаэля)

Ею нельзя пренебрегать.

Судьбой. Её попытками сыграть в твоей жизни.

Эльдар Романович решил сделать Анну первым экспонатом в своей необычной коллекции.

Когда Эльдар вышел из военного управления, он направился к реке. И брёл, размышляя, пока не наткнулся на два предмета.

Это были туфли. Вросшие в землю, поросшие мхом, спрятавшиеся в высокой траве. Тридцать шестой размер.

Эльдару захотелось, чтоб эти туфли когда-то принадлежали Анне. Но и одновременно думать так было страшно и неправильно. Он всё это осознавал, но с мыслями бороться сложно. Стараясь совладать с дрожью, он взглядом провёл линию от стоявшей обуви к противоположному берегу реки.

Картина разоблачения Святику не понравилась, как «пить дать». Влезли в его личное пространство и, мало того, вырвали из этого пространства его же самого.

Какие-то дети слили его самоубийство непонятному старику.

И пусть он уже передумал, – никого это не касается. Его жизнь зиждется на ветвях, канатах, устойчивых площадках личного сознания. И он предпочитает, чтоб на эти территории никто не вторгался и не закладывал своих камней. Святик даже категорический противник прессы, телевидения, радиовещания. Им воспринимаемая система вливания новостей ограничивается узким кругом приближённых источников, которые далеки от политических тем (в первую очередь). Естественно его не тревожат государственные перевороты, военные конфликты, различного рода катастрофы (технического и природного явлений). Святик желает контролировать влияние на себя. И, конечно же, ему пришлась не по душе видеосъёмка за спиной.

– А где вы, позвольте спросить, раздобыли мой номер телефона? – Отвлёкся от видеоматериала Святик, обратив взгляд на Эльдара Романовича.

– Мы же с вами живём в двадцать первом веке, Святослав Георгиевич..! – Приподняв брови, старик постарался выглянуть над очками, неестественно раскрыв маленькие глаза. – Или я не прав?

– Ну, и…

– … и сделать это не сложно. Существует море программ по типу «фейк-контроля». – Он втянул в полость рта щёки, странно приоткрыв поморщенные старческие губы, причмокнул с определённой долей недовольства. – Но с вами всё проще. Когда мне Эрик прислал видео…

– Это я прислала..! – Возмутившись чуть ли не выкрикнула Нелли и посмотрела, негодующи, на брата. А тот, словно его здесь не было, продолжал двигать пальцами по планшету.

– Да, девочка моя, конечно же, ты! Запамятовал дедушка, прости!

Сцена выглядела так, точно подопечным был дед, а не внучка. Только никого это не удивило. Смутился один Святик.

– Так вот, когда Нелли… – Эльдар Романович поставил жирное ударение, – прислала мне видео, вы мне показались знакомы. Слава богу, память не подвила, и я из неё достал вас – как писателя… Ну, а дальше, сами попробуйте догадаться.

И снова на Святика смотрел над очками этот вылупленный мелкоглазый взгляд.

Сам не знал, но почему-то Святик не мог вслух возмутиться. Не мог он встать и уйти. Что-то заставляло его сидеть.

Возникла пауза, и просочился в уши Святика шёпот. Задумчиво, рассуждая, удивляясь:

– Хм, не прыгнул…

На эти слова Святик отреагировал вопросом, когда «глаза спаниеля», краснея, смотрели на него.

– Что?

Трубач раздул щёки, глаза сильнее покраснели, и казалось, снова готовы были выпасть из орбит. Он повторил:

– Не прыгнул..! – Явно возмущаясь. – А почему?! – С тем же удивлённым возмущением прозвучал вопрос.

За спиной музыканта послышался смешок. Затем реплика:

– «Зассал»… хи-хи…

Святик глянул на источник такого высокого слога и большой мысли. Густые брови насупились, а «большая мысль», наверно стала напрасной.

– Как и все мы… – Без доли эмоции заключил Виктор и будто провалился в транс. Его густые брови опустились и нависли над глазами.

Святик ничего не сказал. Он лишь коснулся пальцами своих бровей, удивляясь, как такое может быть, но тут же одёрнул руку, не желая быть замеченным в странности.

Определённая часть правды в реплике Виктора есть, если не обращать внимания на обидность слов, можно и так подумать. Там на крыше Святик всё же не решился сделать то, зачем туда пришёл. Да и вопрос: за тем ли? Может он для того туда и поднялся, чтобы навсегда и передумать прощаться с жизнью. Готов ли признаться, даже самому себе, что струсил? Готов ли сказать: это не была здравая мысль? – так, кто-то позвонил… И да, и нет. Святик смотрел на этих людей (о чём они все думают?), лица были обременены (что тяжёлого они несли?). Возможно, и приходят в этот кабинет, что так проще совладать…, да с собой совладать, с кем же ещё. Человеку, что ли кто-то мешает жить, у него что-то не складывается? Конечно, нет! Всё от ума, – от собственного рассудка и безрассудности, такие себе две крайности человеческие. Всем на всех наплевать, а жизнь – потому и не складывается, что у самого «каменщика» руки не из того места выросли. Или: «…ой, а как же это я так положу, ведь не по правилам…». По каким таким правилам? Кто-то так придумал, двое подхватили, десять повторили, сто по-другому сделать стесняются и все теперь делают так, потому что не дай бог люди плохо о них подумают. Бред. Абсурд. Тупик. Люди в принципе боятся признаться в своих желаниях, – хоть старые, хоть молодые – без разницы, одни думают, что культурнее, другие, что свободнее.

Ладно, то, что сказал Виктор – оскорбительно. Но насколько верно…?

А всё же в своём поведении Святик находил здравость. Вначале двигало что-то похожее на инстинкт и не будь в нём должного интеллекта, то восторжествовал бы именно инстинкт, который побудил его «сбежать». Рассудок же позволил ему сесть и подумать. Да, когда возникли должные мысли, появился страх, и значит не трусость, а здравость уводит человека от опасности. Как боль, – её считают плохим ощущением, но если бы не она, то организм не принял бы сигнал об опасности и не прибег к нужным мерам. Так и страх – ощущение приближения опасности. А кто-то назвал это трусостью (человек дал место трусости и отваге, в обоих случаях он имеет страх, только в первом он убегает, а во втором упорно движется до конца), выходит с природой решили поспорить.

Вынырнув из размышлений, Святик вновь оказался лицом к лицу с новыми знакомыми. Признание самому себе показалось странным и весьма абстрактным.

На него смотрел только Эльдар Романович. Все остальные опустили головы и что-то рассматривали перед собой на столе.

– Ну, что…? – Прозвучал голос Эльдара Романовича. – Раз знакомство состоялось, а это не столько знакомство, сколько перекличка, то подойдём к делу более тесно…

– Наконец… – тихо возмутился Святик (а этого он не прекращал делать вот уже, как полтора час).

– Имейте же на тот же конец терпение, молодой человек… – И, скривив губы после сказанного, Эльдар Романович покачал головой. Затем оглядел всех, повернулся к справа сидящему от него человеку с чёрной бородой. Святик напряг память, – кажется, Рафаэль…