Черти на том берегу

– Это кто? Случайно… не…

Эльдар, поначалу растерявшись, не понял мотива вопроса. И поразился ходу мысли, – его точно облили ледяным кипятком.

– Вы что, нет, конечно..! Анна мне, как сестра..!

– В том-то и дело что «как». – Сделал странное примечание без какой-либо доли заискивания отец Анны. – Ты не думай, я не стану осуждать. Напротив мне было бы даже приятно, знать, что у вас всё так сложилось…

– Нет! – Поспешил перебить Эльдар поток странных для него слов. К Анне он относился на самом деле, как брат. У него и мысли подобной не возникало. Он тосковал за Анной, словно запропастилась куда-то сестра.

– Не кипятись! Это я так сдуру ляпнул. Признаться, мне это слышать ещё приятней.

С шеи Эльдара, будто камень спал, наброшенный только что чересчур грубо.

– Кто он? Как ты…?

Детский взгляд смутился, и теперь смотрел на Эльдара.

Отец Анны снял пальто и повесил на вешалку. Сбросив с ног затасканные в хлам ботинки, поставил их в том самом углу, как несколько лет назад, перед тем, как уехать в Испанию. Привычка была настолько сильна, что сделал он это без лишней задумчивости, а по лицу пробежало лёгким ветром удовольствие. Затем он направился по квартире, словно по музею. Медленно всматриваясь в каждый уголок, находя особенность в каждой вещи, взвешивая бесценность всего… – и это было именно так, но не доставало главного.

– Что с Анной?

И Эльдар рассказал всё, что произошло за годы отсутствия отца.

– Как же так? – Проронил вопрос отец прямо на стол, за которым они теперь сидели… втроём…, как когда-то с Анной.

– Я не думал, что она уйдёт на фронт… – Всплыли на поверхность мысли Эльдара. – Мне казалось, я скоро вернусь, и меня встретит Анна, затем мы дождёмся вас, и будет всё, как прежде.

Повисла тишина.

Безликая, пустая, но настолько плотная, тяжёлая и глазастая, что становилось невыносимо пусто в раздавленной и растёртой по полу душе от её немоты и взгляда со всех сторон.

Так просидели они ровных полтора часа. Наконец, отец Анны развёл руками и сказал:

– У меня же в кармане смородина…

В одну секунду комната оживилась.

Отец Анны принёс бумажный пакет, скрученный из местной газеты, наполненный черной смородиной.

– Это почем же нынче на рынке смородина? – Вдруг заговорил мальчишка.

– А имя своё нам скажешь?

Отчего противился малец, они ещё не знали. А он старался строить из себя гордого и неприступного лишь из-за того, что имени своего он и знать не знал, да только признаться в том ему стыдно было.

– Держи. Жуй. – Отец Анны положил перед ним пакет, и ягоды выкатились из него на стол. – Как того сам пожелаешь, тогда и скажешь. Собрал я её у реки. Не за что мне покупать.

Видимо эти слова зацепили совесть мальчишки, – он посмотрел на чужого ему человека негодующим на себя взглядом, но говорить ничего не стал, лишь опустил голову, уткнувшись на почти чёрные ягоды. Ещё не совсем было время их срывать…

Годом раньше…

Анна вернулась домой. Её сердце колотилось, когда она подошла к реке, и втянула запах, точно доносившийся с того берега. Возможно, ей так хотелось, ведь там был дом, там была жизнь. Оглянувшись, понимала, что обратно она не желает возвращаться. За спиной остался запах смерти, остались тени, превратившиеся в воспоминания. От них будет сложно избавиться.

Сорвав горсть спелой смородины, Анна зашла на мост. Не умолкая, квакали лягушки, шумел родной камыш, но пуст был дом.

Отца она не видела семь лет. Последнее письмо от него она получала из Испании, точнее они получали с братом.

Брата она видела в госпитале, когда привозила раненых вместе с санбатом. Тогда она не могла на долго задерживаться и провести побольше времени с братом у неё не получалось. В памяти всё ещё держались запах и привкус его липкой небритой щеки, осевший на её губах. Она старательно втянула в себя, а губами покрепче прижалась, чтоб, как можно глубже и дольше удержать. Побежав за своим батальоном, ей казалось, что брат пошел с ней. Она разнюхивала и облизывала губы. Успела спросить санитара, – тот сказал, что дело плохо, парня привезли с кишками наружу, и он не жилец.

И пусть он не родной ей по крови, но он стал её братом. Родным и очень близким. Не получив от него ни одного письма, Анна была уверена, Эльдар не выжил.

В почтовом ящике было пусто. Сквозь почтовую щель на Анну посмотрел царствующий там паук. Значит отец тоже – перестал писать.

Под ковриком мирно таился ни кем не тронутый ключ, его Анна вставила в скважину и провернула два раза. За спиной приоткрылась дверь, и соседка-старушка выглянула испуганным взглядом.

– И кто вы?

– Марья Васильевна, здравствуйте!

– Анечка, это ты что ли?!.. – Прищурившись, старательно всматривалась соседка.

– Я!

Дверь раскрылась шире и из своей квартиры вышла старушка, обмотанная вся в изодранную засаленную шаль.

– Как там оно на войне-то, деточка?

На войне, как на войне…

Что можно сказать, когда ты явно понимаешь, что там и страшно, и на какой-то миг безразлично. Тут же ты хочешь куда-то деться и в ту же секунду понимаешь, что в некоторой степени ты важное звено, пусть малое, пусть ничего не значащее, даже если и чьё-то сознание подумает, там ты не нужен, и допустим – это так, но ты там и это уже есть так, как должно быть. А раз ты там, то будь добр не отсидеться, а в нужный момент ринуться в бой или забрать всё ещё живого раненого с поля боя, а в противном случае…

– Я сейчас принесу варенья… – Прервала мысли Анны старушка.

Дверь заскрипела, и из раскрытой неё, словно выдохнула затаённое дыхание квартира, обуяв Анну родным запахом, кое-где поросшей плесени со сладковатым послевкусием. Шагнув через порог, Анна сама удивилась своей нерешительности и страху не с того не с сего набросившемуся на неё. Что могло значить такое настроение, она не понимала или не решалась себе признаться. Ведь ей было не по себе оставаться одной. А пройдясь по квартире, ей стало ещё больше не по себе. Она не притронулась ни к чему, лишь глазами пробежала по вещам, предметам, мебели, заглянула на кухню, взглянула на окна затянутые местами паутиной, оставив всё, как есть, вышла прочь, захлопнув дверь. Ключ положила обратно под коврик. А из квартиры напротив, вышла соседка.

– Ты это чего? – Старушка, прижав банку с вареньем к груди, обошла Анну вокруг, заглянула ей в лицо. Та стояла, закрыв глаза. – Чего ты? А?

– Ничего… Абсолютно ничего…

– Ну, хочешь, у меня поживи, пока…, а там глядишь, привыкнешь и к своей квартире…

Анна чаще ходила гулять к реке. Прошла неделя.

Однажды Анна не вернулась.

Старуха стала переживать, когда девушка не явилась вечером, но подумала, что она пошла к себе домой. Долго стучала, а затем постаралась незаметно заглянуть под коврик (ключ лежал на месте). Всю следующую неделю соседка спрашивала у людей, но никто не знал, куда пропала девушка.

Её никто не видел.