Светлейший

Резня в Керченском порту стала искрой, раздувшей пламя очередного бунта татар недовольных русским влиянием на полуострове. Подогреваемые турецкими эмиссарами, сторонники хана Девлет-Гирея не желали быть независимыми, они требовали возвращения Крыма под протекторат Турции. Однако сторонники независимого ханства хотели обратного, но они были хуже организованны, опасались мести хана и султана, а потому – менее агрессивны. Верх брали протурецкие силы: по всему полуострову шла резня христиан и прорусски настроенных татар.

Указания императрицы Потёмкин исполнил быстро и решительно. Ввод русских войск на территорию Крыма спас христианские общины и многих татар от уничтожения. Вместе с русскими полками в Крым вошла ногайская конница во главе с Шахин-Гиреем.

Ногайцы и войска под командованием Прозоровского, а затем и Суворова, навели порядок на полуострове. Девлет-Гирей бежал в Турцию. Русское командование предложило татарской знати избрать предводителя Ногайской орды Шахин-Гирея крымским ханом.

Беи и мурзы вынуждены были объявить о созыве Дивана.

Март 1777 года на полуострове выдался ранним и сравнительно тёплым. Под лучами не жаркого солнца в горах ноздреватый снег подтаивал, оседал и рыхлел. Земля парила, воздух насыщался ароматами просыпавшейся после зимней спячки природы. Небольшие горные ручейки бежали вниз по известным только им горным тропинкам; щебетанье птиц, нежный, сочно-зелёный цвет понемногу распускающихся на деревьях листьев и всходы разнотравья… Всё говорило об окончательном приходе весны. И пусть на склонах горы Беш-Кош и отвесной гряды Бурунчак с ровным как стол плато на вершине ещё кое-где виднелись грязно-белые пятна снега, но и они с каждым днём сморщивались, чернели и потихоньку исчезали.

У подножия пещерного города Чуфут-Кале, там, где сходятся четыре ущелья, вытянувшись узкой полосой в два километра в окружении скал, расположилась живописная долина Биюк-Ашлама-Дере.

Когда-то родоначальник династии Гиреев, крымский хан Хаджи Гирей для своей резиденции выбрал именно эту долину, где ранее располагался центр Крымского улуса Золотой Орды, основав там первую столицу своего ханства – Солхат. Но шли годы, владения разрастались, хан-сарай[116 - Дворец хана (татар).] и сама долина стали тесными. И вот в начале XVI века с разрешения турецкого султана Сулеймана I правящий к тому времени в Крыму хан Сахиб Гирей Iпринял решение о переносе своей столицы в другое место. Выбор пал на левый берег реки Чурук-Су, что берёт своё начало в урочище Биюк-Ашлама.

Одновременно со строительством ханского дворца, на правом берегу среди густого низкорослого леса и садов, начал строиться город, получивший название Бахчисарай[117 - «Дворец в саду» (татар).].

Известные иностранные архитекторы и мастера строили хан-сарай долго, дорого, но качественно.

Опираясь на плечо начальника своей охраны Аскера, в сопровождении визиря Абдулы-паши, покинувшего Девлет-хана, и группы верных ногайцев, Шахин-Гирей медленно поднимался по крутому склону ущелья.

Узкая тропинка круто уходила вверх, петляя между огромными валунами, низкорослыми деревьями и зарослями густых кустарников: тропинка вела на высокогорное плато долины Ашлама-Дере, святое для крымских ханов место. Там, на самом верху, стоя над пропастью, на дне которой виднелись развалины старой ханской резиденции, они молились. Ханы испрашивали благословения Аллаха и совета у духов своих предков, витавших над руинами. Это стало традицией в роду Гиреев, и она редко нарушалась.

По совету визиря Шахин-Гирей не стал нарушать святой обычай.

Подобные восхождения представители древнего рода делали не часто: только по особым случаям, когда желали принять важное для себя и страны решение.

И этот день для Шахин-Гирея наступил: завтра Диван должен избрать его ханом Крымского государства, а он дать согласие. И кандидат упорно поднимался вверх, осторожно наступая на вырубленные в скале ступеньки.

Несколько отстав от своего господина шла свита. Узкую тропинку часто пересекали весенние ручейки, и там, где они превращались в ручьи, Аскер осторожно переносил хозяина.

В самых пологих местах, чтобы не упасть, будущий хан крепко сжимал плечо Аскера. Ощущая его упругие мышцы, Шахин чувствовал сильное тело своего верного слуги и был уверен, что это плечо друга, не способного предать. «Чего не скажешь о родственниках, о братьях в первую очередь», – промелькнула у него грустная мысль. «Лучше иметь одного друга, чем кучу жадных, с непомерными запросами и большим самомнением родственничков», – наставительно и с некоторой ехидцей добавила вторая мысль. Шахин-Гирей с этим согласился и ещё крепче сжал плечо Аскера.

Занятый мыслями, он не заметил, как прошёл половину пути. Появилась одышка, Шахин остановился. С тоской взглянул наверх, обречённо вздохнул, а затем благоговейно замер.

Кругом лес. Тихо. Только деревья шумят, птички беззаботно щебечут. Где-то в стороне слышно тихое журчание ручья, и вдруг: ку-ку-ку-ку… Кукушка. Шахин стал считать: один, два, три… – десять…

– Хозяин, – раздался голос Аскера, – засветло спуститься надо, пора идти. Шахин с досадой посмотрел на него, хотел отругать, но кукушка замолчала. Хан усмехнулся. «Всего-то десять лет накуковала… Не густо… Что ж, не судьба значит». – Не вовремя ты, Аскер, влез со своим советом, – недовольно пробурчал Шахин.

Визирь тоже осуждающе посмотрел на слугу, но смолчал. «Хан многое прощает своему слуге, слишком многое», – подумал он.

Эпизод с кукушкой внёс в душу молодого потомка Гиреев тревогу. Ему захотелось попросить кукушку и дальше куковать, ну хотя бы накуковать ему ещё с десяток лет… Но птица молчала… Шахин обречённо вздохнул, и вновь продолжил восхождение.

Шарканье ног и тяжёлые вздохи приближённых, как ни странно, его успокоили, а что тяжело дышали… успокоило вдвойне, – не он один выдохся.

– К стыду своему никогда не был в этих местах, – с одышкой произнёс Шахин-Гирей.

– Всё бывает когда-то первый раз, мой господин, – философски произнёс Абдул-паша.

– И это так! Всё в руках Аллаха, а мы – дети его, – согласился Шахин.

Наконец вся группа вышла на плато. Ещё одно усилие, один последний шаг – и они остановились на краю обрыва. Внизу зияла бездна: воздушная, мглистая, как будто внизу была не долина, а такое же небо что и над головой. Вокруг – неприступные горы, посередине – нависшие облака, и это делало картину увиденного более таинственной и загадочной.

Расширяющийся к югу контур долины имел клиновидную форму и вдали сливался с другой долиной – Иософатовой, вдоль которой тянулась узкая ленточка проторенной веками дороги, берущей своё начало от бывшей ханской резиденции. С огромной высоты развалины бывшего дворца, мечети, остатки медресе[118 - Мусульманское учебное заведение.], караван-сарая и прочих строений производили гнетущее впечатление. Люди не селились в этих святых местах.

Шахин-Гирей с замиранием сердца вглядывался вдаль. Прохладный ветерок приятно обдувал разгорячённое лицо. Дыхание в груди восстановилось.

– Да простит меня Аллах, но время не щадит и святые места. Всё приходит в запустение без рук человеческих, на всё нужна воля Аллаха, – грустно прошептал будущий повелитель Крыма.

Чуть поодаль, в том же трепетном состоянии замерли визирь и слуга, в некотором удалении от них застыли приближённые.

– Оставьте меня, – чуть слышно произнёс хан.

Долго стоял Шахин-Гирей на краю плато. Его губы что-то шептали, застывшая фигура с поднятыми к небу руками на фоне необозримого простора казалась совсем маленькой, хрупкой. Лёгкий ветерок раздувал похожие на крылья полы его позолоченного халата: казалось, вот-вот, и он взмахнёт ими, поднимется в небо, и, словно сокол, высматривающий добычу, полетит над бездной. И Шахин, действительно, витал в небесах – мысленно.

В его голове рождался образ другой власти: независимой от Турции или от кого бы то ни было, могущественной, славной. Счастливые подданные должны воспрянуть к новой жизни, которую новый хан создаст для них. Его престол должен затмить всё созданное когда либо Гиреями, превзойти славу Чингизовой монархии. И эту жизнь раздираемой междоусобицей стране мог дать только он – Шахин-Гирей, сын Топал Ахмет-хана. Шахин сжал кулаки.

Гулко стучало сердце. Отрешённый взгляд блуждал в пространстве. Немного кружилась голова. Шахин был бледен, он волновался. Его давняя мечта вот-вот должна свершиться. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и он – хан!

– Да услышит меня Аллах! Да ниспошлёт мне удачу! – прошептал Шахин. Маленькими молоточками в висках застучала кровь. – Это знак! Аллах меня услышал, – заключил он. В надежде услышать совет предков, он закрыл глаза. Однако ничего не происходило. «Духи заняты, улетели куда-то по делам, – решил он. Но, я думаю, они не будут возражать против моего назначения»

Сложив руки на груди, визирь терпеливо ждал: господин общался с духами предков, просил Аллаха о ниспослании ему своего благословения, – нельзя мешать.

Тревожные мысли одолевали старого визиря Абдулу. Он видел, как Крымское государство мечется между двумя государствами-монстрами. Знал настроение кара-татар[119 - Чёрные-татары. Простые люди ханства.]: одни к русской царице склоняются, другие не хотят менять вековые устои, тянуться к Турции. Но видел визирь и другое: слабость стареющей Османской империи, недальновидность крымских ханов, стремящихся под руку султана… Сомнения не покидали визиря.

«Сможет ли Шахин внести новую струю в дряхлеющую страну, хватит ли у него силы духа, ума и терпения?.. Молодой совсем… – Абдула-ага вздохнул. – По Европе обучен, русские его поддерживают, мечтает о новой жизни народа… Справится, должен справиться, – успокоил он себя.

– Благословение предков я получил, – они согласны, – словно услышав сомнения Абдул-аги, произнёс Шахин. – И Господь благословил меня! – на всякий случай добавил он. – Как думаешь, Абдул-ага, Диван выберет меня?

– Конечно! Духи и Аллах благословили же? Да и куда беи денутся, хозяин. Девлет-хан разбит, сбежал в Кафу, уплыл, поди, уже в Турцию, кругом русские войска, – вмешался Аскер. Визирь опять недовольно покачал головой.

Но вот ветер несколько развеял облака и синеву пространства пробили лучики солнца. Они ярко осветили плато и долину, и там, – глубоко внизу, совсем чётко стали видны старые ханские постройки.

«Всё-таки духи вспомнили обо мне! Знак подали!», – с удовлетворением подумал Шахин. Показав рукой на священные места, громко, чтобы все слышали, вслух произнёс:

– Хороший признак, к удаче! Аллах услышал меня! Надеюсь, Диван проголосует правильно, – и на всякий случай опять зашептал молитву.

– Не переживайте, хозяин. Все беи и мурзы руки поднимут. Мятежники разбиты, кто захочет гнева вашего, – опять влез со своими утешениями слуга.

Шахин вознёс вверх руки, затем неуверенно, тихо, чтобы ногайцы не слышали, прошептал:

– Так ведь ещё султан турецкий должен утвердить меня, забыл ты что ли?

– А султан, зачем он нам?!.. Неподвластны мы ему нынче, – успокоил Аскер хозяина. – Так ведь, уважаемый Абдула-ага? Слышали, поди, что сказал Константинов-бей. Князь русский Прозоровский и генерал Суворов предупредили наших беев и мурз, что не допустят иного хана. Ихний начальник Потёмкин строго настрого приказал ханом вас выбрать, господин.

– Коли так, – сделав вид, что для принятия своего решения мнение слуги было определяющим, Шахин-Гирей глубоко вздохнув, произнёс:

– Да исполнится воля Аллаха, я согласен принять сей тяжкий крест.

Визирь и свита почтительно склонили головы, забормотали молитву. Аскер последовал их примеру.