Светлейший

– Мы рады тебя видеть, Саша-паша. Надеюсь твоё здоровье благодаря твоему богу Иисусу Христу в добром здравии? – сострил визирь.

Намоли-бей с хмурым видом тоже кивнул в сторону Стахиева. Его красный тюрбан действительно едва не сполз с головы. Эфенди успел поддержать его рукой.

– Правительство Блистательной Порты ознакомилось с требованиями твоего правительства, – начал свою речь Мехмед-паша. Он слово в слово на память перечислил все пункты русских требований. – Они неприемлемы, скажу больше: вредны. Наш высокопочтимый султан крайне раздражён этим обстоятельством.

Дальше визирь стал перечислять все нарушения России, якобы не соответствующие пунктам мирного договора.

– Страны Европы недовольны вашим грубым вмешательством в суверенные дела Крымского ханства, – перебил визиря Намоли-бей.

Визирь одобрительно кивнул. Посол не стал реагировать на эти слова и даже не повернул головы в сторону эфенди. Он молчал, и назло туркам портил турецкое имущество: незаметно грыз зубами кончик мундштука.

– Царица русская устами министра Потёмкина-паши хочет видеть на престоле крымцев Шахин Гирея?!… – продолжал говорить визирь. – Видеть свои корабли, свободно проходящими по нашим проливам?!.. С татарами дружить без нашего на то согласия?!.. И прочая… Не согласны мы с этим. Мы…

Неожиданно визиря опять, но уже грубо перебил рейс-эфенди.

– Пошто Потёмкин-паша вмешивается в избрание хана Крыма, тогда как крымцы признаны вольными? Пошто принудили Диван крымский силами войск своих избрать ханом Шахин Гирея? Султан, да светится имя его на небесах, никогда не утвердит сие действо постыдное. Нарушаете вы беспричинно договор мирный, писанный в Кайнарджи. Забыл ты, нешто?

Рейс-эфенди недовольно засопел, затем повернулся в сторону визиря и что-то совсем тихо стал говорить ему. Мехмед-паша, видимо, не был согласен с ним и отрицательно качал головой. Не обращая внимания на русского посла, турки стали спорить. Стахиев напряг слух, но уловил только несколько раз произнесённое хмурым эфенди слово – тюрьма.

Идея пришла к Стахиеву неожиданно. Не давая османам времени для споров, которые неизвестно чем могли закончиться, посол решил перехватить инициативу.

Он демонстративно отбросил обгрызанный мундштук, для большей официальности встал, придал своему лицу грозный вид, и начал говорить:

– Странно, господа, слышать сии речи. Ваш ставленник Девлет-Гирей устроил беспорядки в Крыму, законный хан Сагиб-Гирей сбежал. Хаос в государстве крымском… Что оставалось крымцам делать? Диван вынужден был выбрать Шахин-Гирея на ханство крымское. Хотите опять своего ставленника на крымском престоле видеть?!.. Попробуйте?!.. Но половина крымчаков хочет дружить с российской царицей. Что ли войска с кораблями опять пошлёте?!.. А нам как быть? У нас договор мирный подписан с Крымским ханством в Карасубазаре, забыли нешто?!.. Не допустим беспорядков… Так что опять война?.. Не боитесь?!.. Потерять всё можете. Турки молчали.

– Знаете, это, как у японцев. Обиженный приходит к обидчику и говорит ему: «Ты меня обидел, за это я пришёл распороть на твоих глазах свой живот». И с этими словами действительно распарывает себе живот. И при этом чувствует полное удовлетворение от содеянного – отомстил! Этого хотите?

– Пусть японцы и делают харакири, мы не обиженные, а требуем своё, – заносчиво произнёс визирь.

– Тогда я должен говорить с греками. Крым скорее их земля, чем ваша с татарами. И потом, уважаемый Намоли-бей, я помню условия договора о котором вы мне напоминаете. Не ваш ли султан в 1775 году ратифицировал его? Надо ли мне напомнить пункты, записанные там, а?!.. Не сказано ли в оном трактате, что купцы наши свободно по проливам плавать могут?.. Христиан татары и вы, турки, не обижать обещались… Войска турецкие Крым покинуть должны… А поди уж сколько времени прошло, а полки ваши почти все остались, смуту посреди населения крымского сеют.

– Доказать сие надо… – пробурчал Намоли-бей.

– Докажем, ежель потребно будет. А не вы ли, господа, десант высадили в Алуште, когда сей договор только-только подписывался в деревушке Кайнарджи? Повторюсь ужо, а не ваш ли Девлет-Гирей нынче резню в Крыму устроил?!.. Купцов наших убил… Склады наши разграбил… Христиан режет… Так кто ж первый нарушил договор? Стахиев свой указательный палец по дуге направил в сторону верховного визиря и пафосно заявил:

– Ваша сторона, уважаемый Мехмет-паша! А что Европа недовольна, тому не удивляюсь. Королю Франции и прочим государям всё плохо, что России хорошо. Им наплевать, что татары самостоятельности хотят, а мы желаем соседей мирных иметь на своих границах. Вот и чинит Европа вместе с вами козни супротив России. Не переусердствуйте, господа! Как бы не пришлось и по рукам дать и вам и Европе!

Речь русского посла произвела на турок сильное впечатление, они изумлённо уставились на него. От удивления визирь даже чалму стащил с головы, его лысина блестела от пота. На белом, полном, с отвислыми щеками лице визиря, словно распустившиеся весной маки, проступили красные пятна. Рейс-эфенди весь сжался как тигр перед прыжком и из-под тюрбана сверлил своим злобным, недобрым взглядом русского посланника. Рука эфенди нервно гладила эфес сабли. Стахиев усмехнулся, и продолжил.

– Сиятельный князь Потёмкин в своём послании требовал не назначить Шахин Гирея крымским ханом, а вежливости ради ставил султана в известность, что государыни нашей боле приемлем сей татарин, а не ваш Девлет-Гирей, к бунту приведший татар! А выбрали Шахин-Гирея крымские беи. И войски не токмо наши стояли подле Бахчисарая, а в большом числе ногайские, триста лет под Портой бывшие, должен вам заметить, господа!

Возбуждение Стахиева достигло предела, лицо его, как и у визиря, покрылось теми же пятнами, пот заливал глаза. Посол утёрся платком и, едва сдерживая себя от клокочущего в груди негодования, не давая туркам опомниться, опять продолжил:

– И суда наши плавать будут проливами, и крымчаки строить свою жизнь будут самостоятельно, и с Россией жить они будут в дружеских сношениях, коль вы смущать их не станете. Стахиев шумно выдохнул, и добавил: – Вот так вот!

Посол устало вытер платком свой лоб, и уже в сердцах добавил:

– Не нравится вам мирный договор?!.. Мы что ль веками грабили города и селения турецкие?!.. Можно подумать, что это православные христиане хватали на территории Блистательной Порты ваших мужчин-мусульман, женщин, детей, и тащили к себе в рабство; это русские продавали на рынках живой товар – людей, что это русская знать имела гаремы с турецкими девушками, что это на русских базарах купцы наши заглядывали в рот турецким и прочим рабам…

Визирь, не совсем понимавший смысл сказанного, отрицательно качал головой, рейс-эфенди уловив смысл претензий посла, злобно вставил: – Только мусульманам позволены сии действия.

– Ах, значит, всё-таки не русские, не православные над людьми издевались?! Хоть это признаёте, господа! – нарочито удивлённо воскликнул посол. – Сие дозволено только мусульманам?!.. Во как!.. А кто же позволил сию дикость? Аллах так решил?!.. Но…

Стахиев вовремя остановился, знал, что Аллаха нельзя критиковать: большего оскорбления для мусульман трудно придумать. Поэтому он сменил тему критики.

– Вы перекрыли проливы, ведущие в Чёрное море! А известно ли вам, что сие море ранее называлось Русским, а всё от того, что руссы ходили по этим проливам, пока вы не пришли в Константинополь. Вы нарушили…

– Как смеешь ты грозить, посол? Господь начертал нам по своему разумению властвовать над неверными учению Аллаха! – закричал Намоли-бей.

– Да-да, – гневно зачмокал губами визирь.

Едва сдерживая раздражение, Стахиев ответил:

– Не грозим мы вам теперича, не грозим, а указываем на недружественные действия ваши… – Рейс-эфенди опять что-то очень быстро зашептал на ухо визирю.

И тут нервы Стахиева не выдержали. Он громко и теперь с явной угрозой в адрес турецких сановников, чеканя слова, произнёс: – А чтобы вы не тешили себя угрозами в наш адрес, зачитаю послание матушки-государыни Екатерины.

Он вытащил из нагрудного кармана заветный свиток, оглядел притихших турок, развернул его, и стал читать короткий текст послания.

«Находим по разным действиям турецким и вашим донесениям, что наши с Портою дела дошли до степени неприятной, к войне подталкивающей. Коль будут грозить они нам, просьбы наши игнорировать, а паче в тюрьму послов наших бросать, извольте поставить султана в известность: ежель сие случится, то я камня на камне не оставлю в Крыму, а боле, и может быть, и в Царьграде ихнем». При этих словах лица турок перекосила злоба.

«Ну насчёт Константинополя я приврал маленько. Надеюсь, матушка-государыня меня простит, – подумал Стахиев. – А поди в штаны наложили от страху, господа эти, – любители танцев животами. Гляди-кось, как зенки-то на меня вытаращили».

Наступила тишина. Речь русского дипломата, только что, по их уразумению угрожавшего Блистательной Порте, привела турецких министров в ярость. В таком тоне с ними давно не говорили и, главное, где?… В центре Блистательной Порты, в султанском дворце…

– Блефует гяур, блефует, – на ухо визирю опять прошептал Намоли-бей. – В тюрьму его сажать надо, султан даст согласие.

– А если не блеф?!.. Тебе Синопа мало?!.. Последствия представляешь? – так же шёпотом, возразил визирь. – Голова у меня одна Намоли-бей, Аллах так придумал, и другой не даст. Тут думать надо.

Стахиев, видя замешательство турок, вошёл в раж и решил их добить.

– Полномочия данные мне государыней российской, дают мне право заявить со всей ответственностью, коли так случится, что просьбы наши не будут в удовлетворении дружеском, то вся миссия посольская Российского государства покинет Константинополь. Затем спокойно, не спеша, скрутив свиток, Стахиев с достоинством сел.

Последние слова русского посла добили турок окончательно. После короткой паузы рейс-эфенди неожиданно подскочил с дивана и, что-то буркнув визирю, не прощаясь, покинул кабинет.

Растерянный Мехмед-паша сидел молча. Он усиленно размышлял над заявлениями русского посла, но ещё больше его беспокоил внезапный уход Намоли-бея. «Этот грязный клеветник первым доложит султану о неслыханном унижении великой Османской империи. Дерзость русского посла, не мой ли позор? Намоли-бей свалит, конечно, всё на меня, мол не смог пресечь сии речи. Как поступит повелитель, одному Аллаху известно. Может и вправду, лучше самому себе харакири сделать, чем высунув язык, болтаться в петле. Опередить рейс-эфенди надо, и поскорее…»

И визирь торопливо произнёс: – Повелитель правоверных и солнце Вселенной султан Абдул-Хамид, да пребудет над ним благословение Аллаха, коль того хочет царица русская и Потёмкин-паша, слова твои услышит. Да возвеличит Аллах могущество и мудрость государя моего! Жди, Саша-паша, решение Высокого Порога[125 - Правительство султанской Турции.] и моего господина.

Мехмед-паша кряхтя поднялся. Аудиенция закончена.

***

Решительное заявление Стахиева о возможном разрыве дипломатических отношений, угроза нападения на Константинополь, заставили Порту отказаться от посылки военных сил в Крым. Султан разрешил свободное прохождения русских купеческих судов по проливам.

И это был успех российской дипломатии. Но утверждать Шахин-Гирея на престоле Крымского ханства султан, как халиф[126 - Халиф – название самого высокого титула у мусульман.], отказался категорически.

Однако вернёмся в Крым.