Светлейший

– Лады Василий, проследи сам лично, коль мороз не грянет, чтобы этот злыдень вовремя закончил ремонт. Коль обманет – пощады ужо не будет. Новороссия велика, там руки тож нужны, всем семейством упеку туда. А штраф запиши на него, запиши. Мужик горестно вздохнул, однако торговаться не стал, знал: бесполезно.

– Разум, разум русского мужика лечить потребно, от него беды наши. Царь Пётр это первым понял, потому и ломал народ через колено, однако ж, Россию из болота вытягивал помаленьку.

– Да, и при батюшке Петре, тож вовсю воровали, Григорий Александрович! И сколько людей им переказнено, сколько крови император пролил!.. А всё одно воровать не прекратили. Видать в крови у нас эта напасть.

Потёмкин от досады сплюнул.

Стало подмораживать. Отягчённый влагой воздух пропитал одежды – она стала деревенеть. Холодно…

– Всё, на сегодня хватит! Поздно ужо! По коням, – произнёс Потёмкин, и, как и годами раньше, лихо вскочил на коня. При замахе ноги с его ботфорта отскочил комок грязи и точно полетел в сторону мужика-подрядчика. Тот успел увернулся.

С трудом впихнув в стремена своего коня носок ботфорта с налипшей грязью, крепко зажав рукой уздечку, секретарь так же резко оттолкнулся от земли и, не так молодцевато и лихо как его начальник, но тоже благополучно очутился в седле. Потёмкин насмешливо посмотрел на него.

Не прощаясь с купцом, они рысью направились в сторону города. Из под конских копыт полетели ошмётки грязи.

До дома добрались почти засветло, только-только начинало темнеть. Проводив своего начальника до самых ворот, секретарь попрощался, – жил недалече.

Князь устало соскочил с коня, бросил поводья подбежавшему слуге, и как был в грязи, вошёл в дом. Прислуга стянула ботфорты.

Поужинав, и непременно откушав квашеной капусты, Григорий Александрович удалился в свой кабинет. Сел в кресло перед рабочим столом, вытянул ноги в сторону тёплого камина, и задумался. По привычке стал грызть ногти.

Взгляд Потёмкина скользнул по поверхности стола. На одном краю – небольшой деревянный ящичек с аккуратной стопкой свитков с донесениями, на другом – развёрнутая карта Новороссии. Свет канделябров выхватил на ней жирную извилистую линию Днепра и по левому берегу реки – обведённый кружком Екатеринослав. Князь пальцем прошёлся по фарватеру реки и с раздражением ткнул в этот кружок.

– Чёртово место, – пробурчал он.

Затем он вытащил из ящика донесение главы этого городка в котором тот жаловался ему – генерал-губернатору, что Днепр опять вышел из берегов и вода затопила весь левый берег.

«Ваше сиятельство! Опять нас затопило. По улицам Екатеринослава разлилась мутная речная водица. Всё в воде, всё поплыло, и что делать – не ведаю»

Григорий Александрович опять досадливо чертыхнулся. Его идея сделать столицу юга России на месте деревушки запорожских казаков по образцу греческого города, считай «новыми Афинами», как-то всё меньше стала нравиться ему. Он на миг представил себе будущий красавец-город в триста квадратных верст с кафедральным собором в центре, размерами равными собору Святого Петра в Риме залитым водой. Потёмкин прикрыл глаза.

…Вот он – губернатор, в парадном одеянии, весь в орденах, с синей Андреевской лентой поперёк груди сидит на белом коне, а по широким в тридцать сажень улицам по колено в воде мимо него бредут жители; повсюду видны чёрные от плесени стены роскошных каменных зданий; из окошек нового университета и только что построенной консерватории студенты презрительно смотрят в его сторону. И тишина… Полное безмолвие… Ни мужицкой брани, ни женских причитаний, мокрые собаки и те не гавкают и только морды свои от него воротят.

На окраинах люди загоняют скотину в покосившиеся амбары, забрасывают для просушки дрова на крыши, и на него, основателя и благодетеля, как и студенты, бросают презрительные взгляды. И тоже молчат…

– Город призрак, – прошептал Потёмкин. – Плохое видение, очень плохое…

Он передёрнул плечами и огорчённо вздохнул. Не помогло…

И опять перед глазами возник град славы Екатерины. Город медленно уплывал куда-то вдаль за горизонт – в дымку, а на его место и так же медленно, неотвратимо наползала без единого деревца бывшая казацкая степь. А по этой голой поверхности тоже шли понурые люди, и тоже презрительно молчали…

– Тьфу… Выше по Днепру переносить город надобно. Денег жалко впустую потраченных… Да, видать придётся, – прошептал князь.

В дверь постучали. Вошёл пожилой слуга, Михеич.

– Самовар стынет, ваше сиятельство! Дозвольте принесть чаю.

Потёмкин недовольно кивнул. Потом, что-то вспомнив, неожиданно спросил слугу: – Погодь, Михеич! Ты, кажись, родом из казаков запорожских?

– Верно, ваше сиятельство! Из села Половицы.

– Вот-вот! А не подскажешь ли, братец, наводнения в тех местах часто случаются?

– Дык наше село на правом берегу Днепра-батюшки стоит, наводнений нету тама. Это чуток ниже – на левом, где теперича Екатеринослав. Поляки тама ещё полтораста лет назад крепость Кодак срубили. Апосля и туркам и татарам не было надобности в её переносе, запорожцам – тем паче. Вот люди и мучаются сколько лет, – да привыкли ужо, – пояснил польщённый вниманием хозяина, слуга. – А так жить в энтом Екатеринославе можно, совсем можно. Наводнения что?!.. – они приходят и уходят, а поди, землю ой как удобряют энти разливы, ваше сиятельство! Палку воткни, она и прорастёт.

– Воткни и прорастёт, – ворчливо повторил Потёмкин.

– Прорастёт, точно прорастёт, ваше сиятельство, – видя сомнения хозяина, быстро-быстро заговорил слуга. – А рыбы сколько в Днепре-батюшке, Днестре и Буге… Руками лови… Другие мелкие речушки, правда, сохнут часто, не без того. Зато в степях дичи невидимо, тут тебе и олени, и сайгаки, и кабаны, и лисы… А лошадей диких – табуны цельные… Молчу ужо про птиц разных… Вольготная жисть тама, что греха таить, ваше сиятельство, – разошёлся Михеич, перечисляя прелести Новороссии.

– Ладно-ладно, верю! Давай, неси свой чай.

Через минуту большая кружка с чаем стояла у него на столе. Потёмкин рассеянно отхлебнул из неё пару небольших глотков и чертыхнулся: чай тёплый, противный. Светлейший хотел уж было позвать слугу и рука сама потянулась к колокольцу, но… – Решать надо с переносом города, не до чая… – недовольно пробормотал он. Мысль о напрасных затратах совсем испортила ему настроение.

В раздражением Потёмкин свернул карту. Аккуратно связал её бечёвкой и забросил в нижний ящик стола. – Пущай полежит, не до переноса пока. Время придёт, там и порешаем, – прошептал он с тяжёлым вздохом, но и с некоторым облегчением, какое-никакое, а – решение.

Затем придвинул к себе ящик с прошениями, взял одно из них. В нём оказались списки с фамилиями беглых крестьян и жалобы от помещиков с просьбой вернуть беглых мужиков, убёгших в Новороссию.

Макнув в чернильницу гусиное перо, он размашисто, небрежным почерком стал писать на всех жалобах одну фразу:

«Отказать в прошении без последствий. Кн. Потёмкин»

– Обойдутся, – со злостью шептал он при этом. – Поди, и здесь мужики с бабами потребны. Работный люд ой как нужон…

Расписавшись на последнем листе, вслух устало, произнёс:

– Сии меры мне не прибавят друзей… Да ужо не привыкать…

Далее светлейший стал знакомиться с рапортами подрядчиков, с заявками на материалы, сметами расходов, долго составлял предписания, приказы и прочее. А ещё под его рукой – Азовская губерния, Саратовская, Астраханская… И всё те же сметы, приказы… Проснулась и строилась вся южная оконечность европейской России, от моря Черного до Каспийского.

Свечи в кабинете догорали, пора сменить, лень вставать, звать слугу, и Потёмкин продолжал корпеть над бухгалтерскими книгами. С некоторым удивлением он вдруг обнаружил, что бухгалтерская наука для него стала простой и понятной, рука сама выводит на бумаге нужные колонки цифр: он с уважением посмотрел на неё. В его усталом мозгу замелькали извивающиеся химеры в виде цифр с противными человеческими головами. Они носились, путали местами цифры, мешали расчётам и показывали ему неприличные жесты…

Князь захлопнул очередной отчёт и резко встал. – Всё хватит! Черти видятся! Пора спать!, – вконец уставшим голосом, произнёс он.

В соседней комнате слуги сонно клевали носом, чертыхая в душе неугомонного хозяина. И как же они обрадовались, когда в кабинете хозяина погас наконец свет. В доме установилась тишина…

Сонный дворецкий перед рассветом нарушил сон князя. Будил долго, робко теребил спящего терпеливо повторяя одну и ту же фразу:

– Ваше сиятельство, просыпайтеся, курьер пакет срочный доставил, вас требует… Ваше сиятельство, просыпайтеся… Ваше…

Потёмкин раскрыл глаза: – Уфф… Да отстань, не сплю ужо, слышу. Пусть ждёт.

Заспанные слуги провели ночного посетителя в кабинет князя. В ожидании хозяина они торопливо разжигали свечи, недовольно бурчали, и с неприязнью разглядывали курьера. Тот, не обращая внимания на слуг, невозмутимо стоял подле двери.

– Видать, Михеич, что-то стряслось, коль служивый ночью будит их сиятельство, – прошептал один из слуг.

– Всё могёт быть. Почитай ночи и не было. Со вчерась почти не спамши и не придётся, видать. У других хозяева, как хозяева, спят по ночам. А наш?!.. – Михеич перекрестился на образа. – Ты давай, уши-то не растопыривай, мало чё болтаю. Растапливай вон камин, холодно, осерчает их сиятельство.

Резко отворилась дверь. Заспанный, с взлохмаченными волосами, в тёплом халате, накинутом на голое тело, на ходу поправляя глазную повязку, в кабинет быстрым шагом вошёл Потёмкин.