Светлейший

Но уже и без неё Колычев понял: вовсе не облака это, – корабли.

– Турки! – тихо прошептал он, и тут же вскрикнул:

– Тревога, подъём!

Глаза капитана лихорадочно пересчитывали похожие на корабли точки. Их было много, очень много. Колычев сбился со счёта.

И вскоре всё пришло в движение. Тревожная дробь барабана разорвала деревенскую тишину. В крепости зазвучали команды, послышался топот ног, сонные крики солдат, недовольных ранним подъемом, ржание лошадей… Подняли лай собаки.

В деревне тоже начался переполох: спросонья кричали дети, блеяли овцы и бараны, и только ослы мирно стояли в стойлах, равнодушные к своей участи.

Первый гонец с реляцией[83 - Донесение.] о нападении турок уже мчался в штаб русских войск, расположенный в селе Яни-Сала[84 - Село Новополье (совр.).].

Гонец не выполнит задание. Его перехватят татары в пяти верстах от Алушты. Та же участь постигнет и остальных посыльных. И только через несколько дней командующий русскими войсками князь Долгорукий узнает о высадке турок в Алуште, Ялте, Гурзуфе, что дало возможность турецким отрядам пройти в горную часть полуострова, в сторону деревень Шума[85 - Крымское село Верхняя Кутузовка (совр).] и Демерджи[86 - Район крымского села Лучистое (совр).].

Ближе к полудню того же дня турецкий флот лёг в дрейф на рейде Алушты. Посыльное судно долго курсировало между кораблями, развозя письменные приказы командования. Наконец, построившись в три линии, корабли встали на якоря в двух-трёх кабельтовых от берега.

На флагманском корабле взметнулся огромный турецкий флаг, зелёный с тремя полумесяцами на гафеле, и на грот-брам-стеньге затрепетал адмиральский. И словно дождь пролился с неба: зазеленели пятна флагов на всех турецких судах.

На флагманском корабле раздался глухой монотонный звук большого барабана: с турецких кораблей стали спускаться шлюпки, их заполняла пехота. Мелкосидящие суда осторожно подошли ближе к берегу и на шлюпках солдаты причалили к берегу. Стоял шум, гам, слышались гортанные выкрики солдат.

Неожиданно рейд затянулся дымом, и громыхнуло! Это флагманский корабль всем бортом произвёл первый залп. Через мгновение мощный глухой звук долетел до берега, а следом прогрохотали взрывы ядер. Береговые укрепления и территория деревни окутались дымом, загорелись дома, раздались отчаянные крики о помощи.

Ответный огонь двух трёхфунтовых пушек береговой батареи русских не достиг цели.

– Поднять угол атаки, – дал команду командир батареи поручик Внуков. – Заряжай!

Сотни шлюпок с десантом на борту приближались к берегу. Первые волны десанта уже достигли побережья: словно саранча, мокрые янычары выползали на берег и с криками «Аллах акбар»[87 - «Аллах велик»] бросались на крепостные сооружения. Залп из ружей гренадёр Московского батальона сразил десяток янычар, камни и море окрасились кровью.

Батарея русских произвела второй залп. Одно из ядер попало в борт ближайшего к берегу турецкого корабля, перебив троса кран-балки. Спускаемая шлюпка вместе с солдатами полетела в воду. Второе ядро разорвалось рядом, и только что отчалившая от борта переполненная людьми шлюпка, перевернулась.

– Русские решили не сдаваться?! Им же хуже будет. Поднять сигнал, – распорядился капудан-паша. – Кораблям первой линии открыть огонь.

Языки пламени, клубы дыма изрыгнули борта десятков османских кораблей. Рейд заволокло дымом.

А турецких солдат на берегу становилось всё больше и больше: от красных фесок рябило в глазах. С высоты укреплений было видно, как отдельные отряды турок обошли крепость и упорно продирались в направлении деревни сквозь густой кустарник, растущий на скальных нагромождениях.

– Поручик, отсекай пехоту, заряжай картечью! Бить по подходящим шлюпкам! – приказал Колычев. Повсюду громыхали ружейные выстрелы.

В это время на причале неожиданно появилась группа татарских женщин – жительниц деревни. Многие тащили за собой испуганных плачущих детей. Обезумевшие от грохота, дыма, страха, они бежали по причалу в сторону крепостных укреплений. Янычары открыли по ним огонь из ружей. Несколько женщин упали, остальные в растерянности остановились и беспомощно оглядывались по сторонам, ища защиты. Дети что-то кричали, протягивая руки к лежавшим без движения на причале матерям.

Турецкий офицер махнул саблей в сторону женщин. Подчиняясь приказу, янычары произвели в их сторону залп из ружей, затем бросились к женщинам навстречу.

И гренадёры не выдержали. Колычев выхватил из ножен саблю и перекрывая шум боя, закричал:

– Братцы! На причале женщины и дети. Не дадим басурманам их порубить! В атаку!

Оставив свои укрепления, гренадёры с криком «Ура» бросились наперерез туркам. Завязался бой. Страшный, кровавый. Исход решила рукопашная схватка. Турки отступили.

К лежащим на причале женщинам, с трудом передвигаясь, сильно хромая, направился подпоручик Флорет. Где жестами, где знакомыми татарскими словами он стал уводить их с открытого причала в сторону укреплений. Одна из татарок сняла с себя платок и попыталась перевязать поручику рану, и в это время неподалеку упало ядро. Тихо охнув, женщина медленно опустилась на землю, из её виска брызнула кровь. Превозмогая боль, Флорет поднял женщину и, шатаясь, с трудом удерживая в руках тело, побрёл в крепость.

Шквальный обстрел с моря продолжался. Крепостные пушки раскалились. Пятеро казаков вместе с одним из офицеров под пулями стали таскать в курдюках морскую воду для охлаждения орудийных стволов. Металл шипел, от него шёл пар, но едва он остывал, орудийная прислуга забивала в ствол очередной заряд.

Бой продолжался несколько часов. Пушки русских отвечали всё реже и реже: боеприпасы заканчивались.

Большими отрядами турки стали обходить Алушту со стороны горы Кастель. Опасаясь полного окружения, капитан Колычев приказал отряду отходить к перевалу.

Французский советник Пьер разглядывал в иллюминатор берег и с досадой высказывал сераскеру своё недовольство ходом высадки десанта.

– Потеряно время, уважаемый Гаджи-бей. Горстка русских солдат на полдня задержала высадку войск: момент внезапности потерян.

Гаджи Али-бей не отвечал, он творил молитву. Француз обернулся и, пробормотав что-то на своём языке, вынужден был замолчать. Он, конечно, привык к этим общениям мусульман со своим богом, но всё равно был взбешен, и было от чего.

Советник нетерпеливо расхаживал по каюте и с неприязнью посматривал на молящегося сераскера. Гаджи Али-бей продолжал кланяться и бормотать молитву:

– Я прибегаю к Аллаху от проклятого сатаны. Во имя Аллаха милостивого благого. Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому благому, царю дня суда. Только Тебе мы поклоняемся и только к Тебе мы взываем о помощи. Веди нас прямым путём, путём тех, кого Ты одарил благами, Не путём тех, на кого Ты разгневался, и не заблудших. Аминь!

Во имя Аллаха милостивого благого, скажи: он Аллах, один, Аллах вечен, не родил и не рождён, и нет Ему равного никого. Аллах акбар!

Сераскер поклонился в последний раз, на какое-то мгновение замер, прикрыв глаза, и, наконец, повернулся к французу:

– Цитирую ваши слова, уважаемый господин Пьер: «Торопливость есть свойство шайтана…», хотя правильно говорить надо – дьявола. Не торопитесь высказывать обиды, уважаемый, всё в руках Аллаха! Разобьём мы этих неверных.

– Хм… Может, и так, Аллаху вашему виднее, конечно. Но иметь такое преимущество в солдатах и орудиях против полутора сотен русских и двух пушек и потерять столько времени… Ваш топчи-баша[88 - Главный артиллерийский офицер.] четыре часа долбил причал, а пушки русских так и не подавил.

Сераскер молчал. «Претензии советника справедливы…» – мрачно размышлял он. Поглаживая бороду, Гаджи-бей не спеша перечитывал донесение, присланное с берега.

– Боюсь, что гарнизон Ялты, куда вы отправили часть эскадры, уже знает о нас, – немного успокоившись, произнёс советник.

– В Ялте малый гарнизон, и вряд ли он ожидает нашего нападения. Сами же говорили, что татары не пропустят гонцов, – пробурчал Гаджи-бей. – Слава Аллаху, русские покинули Алушту, ушли на перевал, мои войска преследуют их. Янычар-агаси сообщает, что Девлет-Гирей уже ждёт нас в деревне. Кстати, он же пишет, что в Алушту доставили российского посла Веселицкого. Арестовали всю его свиту и охранный отряд в Бахчисарае. Всех смерти предали, в живых оставили только самого секретаря, жену да его детей.

– Это хорошая новость, уважаемый Гаджи-бей. Хотел бы я видеть рядом с русским послом и сераскера Долгорукого. Очень бы хотел…

Гаджи-бей кивнул головой в знак согласия, но промолчал, лишь злобно ухмыльнулся.

– Пора и нам отправляться на берег, шлюпки готовы, господин Пьер. А Ялта… Ялта и окрестности – личная собственность султана, и воины Аллаха знают об этом, не подведут.

Однако в его голосе не было уверенности. Француз заметил этот нюанс и недовольно покачал головой.

Раздался очередной пушечный залп. Из открытых иллюминаторов были видны горящие на берегу постройки, доносились крики, пахло гарью. Оба тяжело вздохнули.

***

Вице-президент Военной коллегии

Июль-август 1774 года. Санкт-Петербург.

…А между тем орды Пугачёва, сжигая всё на своём пути, захватывали всё новые и новые крепости. Несмотря на поражение от правительственных войск под командованием генерала де Колонга в мае 1774 года, Пугачёв довольно быстро пополнил свои ряды. Его войско двинулось на север, к Красноуфимску, потом, не задерживаясь, ринулось на Осу. Дорога на Казань оказалась открытой. Взяв по пути Боткинский и Ижевский заводы, Елабугу, Сарапул, Мензелинск, бунтовщики захватили и Казань; не устояли Курмыш, Алатырь, Саранск, Пенза. Орды мятежников сожгли Саратов.