Светлейший

– А всё ж победы Румянцева, Суворова, да и присутствующего здесь генерала Потёмкина над Портой, успешные действия в Крыму князя Долгорукого – убедительные козыри в этом вопросе. Ваше величество, один пункт, на котором особо настаивает ихний министр иностранных дел Минюб-паша, вызывает промеж нас несогласие.

Екатерина заинтересованно оглядела присутствующих:

– Бессарабия, поди?

– Точно так, та же проблема. Турки на многие уступки нам пошли, но в этом стоят насмерть, – стараясь показать свою информированность, вступил в разговор князь Голицын.

– Никита Иванович, давайте ещё раз зачитаем этот пункт, – попросил вице-канцлер.

Панин повернулся к помощнику:

– Денис Иванович, соблаговолите прочесть оный документ.

Фонвизин с готовностью открыл первую страницу договора, откашлялся и стал читать:

– Поспешествующей милостью мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская, московская, киевская, владимирская, новгородская, царица астраханская, царица сибирская…

Во время длинного перечисления многочисленных титулов русской самодержицы и пунктов трактата Потёмкин разглядывал Екатерину. Всё в этой сорокапятилетней женщине ему нравилось: восхитительная белизна её кожи, большие синие глаза навыкате, длинные ресницы, острый нос, а главное, нежный ротик, зовущий к поцелую… Все сводило его с ума. Григорий мысленно раздевал императрицу. От этих крамольных мыслей кровь прилила к лицу, он покраснел. Рука непроизвольно нащупала карман мундира, где лежало письмо Екатерины. Потёмкин закрыл глаза. В памяти возникли строки её недавнего послания к нему:

«Господин генерал-поручик и кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию[66 - Город в Болгарии на правом берегу Дуная.], что вам некогда письмы читать. И хотя я по сию пору не знаю, предуспела ли ваша бомбардирада, но, тем не менее, я уверена, что все то, чего вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу вы любите. Но как с моей стороны, я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то вас прошу по-пустому не даваться в опасность. Вы, читав сие письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно писано? На сие вам имею ответствовать: к тому, чтоб вы имели подтверждение моего образа мыслей об вас, ибо я всегда к вам весьма доброжелательна. Екатерина».

Григорий очнулся, взглянул на императрицу. Екатерина заметила восхищённый взгляд и возбуждение своего протеже. Она чуть-чуть покачала головой, давая понять: не время в амуры играть, делом надо заниматься. Однако женское самолюбие её было удовлетворено: государыня тоже слегка покраснела. Чтобы как-то скрыть неловкость, она кивнула в сторону Фонвизина:

– Не надо декламировать весь трактат, давай, любезный, только суть несогласия нашего.

– Денис Иванович, с шестнадцатым артиклом ознакомьте её величество, – произнёс Панин.

Денис послюнявил палец и развернул нужную страницу.

– Оный артикул гласит, – невозмутимо произнёс он. – Российская империя возвращает Блистательной Порте всю Бессарабию с городами Аккерманом,[67 - Город Белгород-Днестровский (совр.).] Килией,[68 - Город в Одесской области.] Измаилом, Хаджибеем[69 - Одесса (совр.).] и прочими слободами, деревнями и всем тем, что провинция в себе содержит; равномерно возвращает ей и крепость Бендеры. Возвращает также Российская империя Блистательной Порте оба княжества, Воложское и Молдавское, со всеми крепостями, городами, слободами, деревнями и всем тем, что в них находится; а Блистательная Порта приемлет оное на следующих кондициях, с торжественным обещанием свято соблюдать оговоренные ниже правила…

– Мы эти правила составили, ваше величество, – перебил Панин помощника. – Всего их десять в этом артикле. Но граф Орлов…

– Да я вообще супротив этого пункта. Негоже уступать туркам. Ещё одна-две крупные победы, и этот Абдул Хамид запросит перемирия без всяких условий, помяните моё слово, вот вам крест. Орлов перекрестился.

– Вот-вот, крупные победы… – неожиданно взял слово Голицын. – А где их взять, коль скоро не будет пушек и ружей, из которых нужно стрелять, солдат для пополнения полков и дивизий? Число деревень, где рекруты разбегаются, растёт день ото дня. Без мужиков деревни и железоделательные заводы остаются. Одни в лесах укрываются, другие в разбойники идут, бесчинства на дорогах устраивают.

Откуда у нас победы возьмутся, ваше величество? Воюем на два фронта. Вы, господа, про Емельку-то Пугачёва не забыли? Бунтуют Оренбургский край, Яик, Западная Сибирь, Поволжье, – он обвёл пальцем, на котором блестело золотое кольцо с большим рубином, на карте мятежную территорию. – До ста тыщ люда басурман набрал. Эвон какая сила! И вооружены они, ваше величество, не токмо вилами, а и саблями, пиками и пищалями, а что ещё хуже – весьма гожими полевыми орудиями. Их, пожалуй, у него до сотни будет. К Казани поганец подходит. Его поддержал Панин.

– Ваше величество, инородцы поднялись: башкиры, калмыки и казахи грабят и уничтожают русские сёла и заводы. Многие провинции готовы признать самозванца. Местные гарнизоны не справляются по причине малочисленности. Оно и понятно: антихрист указы издаёт, от податей и рекрутских наборов освобождает, призывает истреблять дворян. Курить, пить вино приучает, угодьями владеть и безданно и беспошлинно торговать.

«Будете, аки звери, в поле жить, и не будет над вами никого», – вещает злодей. Нет, ваше величество, нужно срочно снимать войска с фронтов и посылать на антихриста, пока не поздно. Надо соглашаться с турками и поскорее подписать с ними мир.

Вице-канцлер для убедительности тем же пальцем опять указал на карте мятежный край.

– Опухоль расползается, ваше величество. Не моги медлить, – требовательно произнёс он. Затем, осознав, что подобный тон в присутствии государыни неуместен, сконфузился и как-то по-детски смешно развёл руками.

Все заулыбались. Екатерина удивлённо взглянула на Голицына и одобрительно покачала головой. Никита Иванович разрядил обстановку.

– Для этого мы и вписали в договор подпункты к шестнадцатому артиклу, – опять повторил он. – Действительно надо соглашаться, ваше величество. Опыт имеем, уже бьём ирода. Командующий генерал-аншеф Бибиков в декабре прошлого года успешно атаковал бандитов под Самарой и Бузулуком. А жители Кунгура сами отстояли свои окрестности от мятежников, коих немало было, до одиннадцати тыщ татар, башкир и казаков. Да вот незадача: заболел Бибиков мерзопакостной болезнью – холерой. Надобно посылать войска на мятежников. Не сомневайтесь, ваше величество, разобьём антихриста, соберёмся потом с силами и отберём у султана обратно всё, что сейчас отдадим. И он опять повторил: – Но войска посылать надобно.

– Перестраховываются дипломаты, матушка. Хватит и тех войск, что с Бибиковым из Польши на басурмана послали, – не сдавался Орлов. – Войска на турецком фронте нужны. Победы наши добьют врага. А там и Константинополь на очереди: побьём турка окончательно. Нельзя с османами соглашаться.

И потом, господа! Что помогает успехам этого самого Пугачёва? Не верю, что людишки самочинно супротив государыни своей смуту поднять решились. Ужо были самозванцы, однако ж последствий не имели таких. Успехов добиваются те, за кем кто-либо стоит. Сведения, ваше величество, имею тайные. Греки, доверенные мои, сказывали, якобы полгода назад слышали на постоялом дворе Сент-Пьер в Стамбуле странный разговор французского посла с турками и поляками. О каком-то донском мужике и великой смуте в России говорили, что поддержать его надобно. Не оттуда ли вьётся веревочка к бунтовщикам? Иначе откуда же деньги, на которые самозванец начал людей смущать? Франция не заинтересована в нашем перемирии с Портой. О польских конфедератах молчу ужо. Вот, поди ж, они и раздувают недовольства в народе. Найти надо путь, по которому деньги к смутьяну текут.

– Не зря французский посол Дюран всё вьётся вокруг меня, ваше величество. Он, как прознал о победах Бибикова, сразу в Париж отписал. Депешу его мы тайно прочитали: мол, больше помогать надо «маркизу» Пугачёву, рекомендует советников, помимо денег, бунтовщику больше прислать. И теперь, как бы из сочувствия, француз расспрашивает меня и чиновников, приезжающих с тех краёв, о тамошней обстановке. Детально так вызнаёт и всё записывает, записывает, – вставил Панин.

– Пусть записывает, – не сдавался Орлов. – Нет… нельзя отдавать завоёванное, матушка.

– Эк куда ты загнул, Орлов, Константинополь захватить?!.. Не время, граф, не время. К договору вернёмся. В сомнении я, Никита Иванович. Отдать обратно территории?!.. Опять же Крым?! Карасубазарский договор султан какой раз нарушает: не хочет признать самостоятельности татар. Крови сколько пролили солдатушек русских… И отдать?!.. – недовольно произнесла Екатерина.

– А спокойствия на границах всё одно нет, – пробурчал Панин.

– А скольких людей наших татары в плен взяли и продали туркам на базарах Кафы и Стамбула? – вставил Обрезков.

– А выкупа сколько государство заплатило татарам за этих людей? Какой же это мирный договор? – сокрушённо развёл руками Голицын.

В знак согласия императрица кивнула:

– И то верно. А что скажет Алексей Михайлович? Кто, как не он, лучше всех знает турок? Не зря же и послом был в Турции, и в тюрьме отсидел там, и переговоры вёл с Портой в Фокшанах и Бухаресте. Великий переговорный опыт с ними имеет.

Обрезков церемонно поклонился:

– Работорговлю не татары придумали, ваше величество. Ремеслом этим поганым занимались ещё итальянцы. Татары лишь переняли у них разбойный промысел. Это я к слову, ваше величество.

– Ну ежели к слову, – перебила императрица, – расскажи нам, Алексей Михайлович, коль знаешь, почему у всех крымских ханов приставка к имени Гирей? Аль обычай у них такой?

– Вы правы, ваше величество, – обычай. Есть такая легенда, она старая, со времён Чингисхана живёт в народе крымском.

Так вот, давным-давно один из вассалов Крымского ханства, имя которого не сохранилось, задумал овладеть ханским престолом. Он, подготовив заговор, велел умертвить царствовавшего хана, всю его семью и всех принцев – потомков Чингисхана. Но один верный слуга, воспользовавшись суматохой, произведенной при этом, спас от убийц одного из сыновей хана, маленького принца, бывшего еще в колыбели, и доверил дитя и секрет его происхождения одному пастуху, известному своей честностью, по имени Гирей. Пастух воспитал младенца. Прошло время, и молодому потомку Чингисхана исполнилось 20 лет. Когда последовала вспышка народной ненависти, Гирей открыл свою тайну и так воодушевил этим народ, что тот сверг тирана, убил его и возвел на престол законного наследника. Призванный к трону пастух Гирей отказался от всех почестей, которые были ему предложены, и пожелал только, чтобы все ханы прибавляли к своему имени его имя – Гирей, сам же возвратился к своим стадам. Новый хан уважил просьбу пастуха. С того времени все лица, занимавшие в Крыму ханский престол, к своему имени присоединяли «Гирей». Легенда, конечно, ваше величество, но в неё верят татары.

– Занятна сия история. А ещё поведай нам, тёмным, Алексей Михайлович, почему Константинополь называют Стамбулом?

– Для турок, ваше величество, сей город всегда оставался Истанбулом, то есть, – наполненный Исламом, а для греков – Константинополь, и это единственное имя города, которое они признают.

– Хм… занятно! Продолжай, Алексей Михайлович.

– Теперь о деле. Помнится в июне 1771 года армия во главе с князем Долгоруким подошла к Салгиру[70 - Река в Крыму.], взяла Бахчисарай, Керчь, Кафу, Еникале. Вы помните, ваше величество, крымский хан Селим-Гирей, как известно, бежал в Стамбул. Новый хан Сагиб-Гирей, новые отношения с татарами, мирный договор… Представитель хана и крымской знати Шахин-Гирей от их имени на следующий год привёз нам присяжный лист, где оные татары поклялись не иметь с Портой никакой привязанности, а с русскою же империей вступить в вечную дружбу, о чём и подписали декларацию.

– Попробуй не заключи с нами союз, коль войска наши заставили, – пробурчал Репнин. – Зря не присоединили Крым тогда, ваше величество.

На эти слова обиженно возразил Панин:

– Ты, Николай Васильевич, чай не с улицы сюда пожаловал, должон знать решение Госсовета.

– Правду Никита Иванович говорит, – тоже недовольным голосом произнесла императрица. – Поди, все должны знать, я тайны из этого не делала. Ещё в марте 1770 года большинством голосов на Госсовете порешали мы не присоединять Крым, но понудить татар к мирному договору с нами. Надоели они своими разбоями. Вот генерал Долгорукий и исполнил сие. Аль забыл ты, князь Репнин? Хотя, понять тебя можно, в отставке был. Так вот, прошлый раз говорила и сейчас повторюсь, господа: крымские татары по их свойству и положению никогда не будут полезными подданными для Российской империи. Одно беспокойство от них и траты непомерные на их проживание. Да и недовольство Европы – тож не последнее дело. Так ведь, князь Голицын?

– Так, ваше величество. К тому же никакие с них порядочные налоги собираемы быть не могут. Хватит и того, что татары добровольно от Порты отторгнулись и военные поселения отдали нам на полуострове. Лишь бы разбои свои подлые не делали, и то хорошо.