Светлейший

Конечно, Шахин тут же задал вопрос визирю, зачем он потребовался хану.

– Не знаю, Шахин, – честно ответил тот.

Визирь действительно и сам был в неведении и даже в недоумении: «Зачем хан вызвал своего племянника? Назначить на должность?.. Молод вроде бы! Казнить?.. Не за что! Да и какой в этом толк?!.. Шахин давно живёт с матерью за границей, в интригах против своего дяди не замешан, в ханы не лезет… Странно…»

Взглянув на стоящего невдалеке Аскера, державшего уздечки двух коней, визирь поинтересовался:

– Слуга твой?

Шахин кивнул. – Не из местных, как вижу. Отведи лошадей в конюшню. Вон туда, – визирь махнул слуге рукой. Затем, немного подумав, произнёс:

– Вот что, мальчик! Не надо тебе немедля встречаться с дядей. Не в духе с утра наш господин, грозен, да светится имя его на небесах. Располагайся пока в доме для гостей. Я знаю, когда дядя твой будет нежнее лани и добрее самого Аллаха. Жди, я дам знать.

Старик знал, что говорил.

Сегодня Кырым-Гирей проведёт утро с любимой наложницей. Он сам договорился с ханским евнухом Ибрагимом, что тот приведёт из гарема для услады государя именно Деляре – любимицу хана. И это, пожалуй, единственное, что может благотворно повлиять на грозного владыку Крыма. Так оно и произошло…

Уставший после сладострастного общения с любимой наложницей, хан Кырым-Гирей возлежал на одеялах и наблюдал за маленькой проказницей. Продолжая возбуждать своего господина нагим телом, она, грациозно покачивая бёдрами, не спеша одевалась. В такт её движениям колебалось пламя свечей, и при закрытых окнах в полумраке любимица казалась ещё прелестней и загадочней.

Молодая, маленького роста, совсем девочка, Деляре тихо прикрыла за собой дверь. Хан блаженно откинулся на подушки.

В соседней комнате верховный визирь и евнух, лёжа на подушках, пили зелёный чай и по-стариковски сплетничали.

– Не бережёт себя наш господин, – тихо произнёс визирь. – Шестой десяток пошёл… Поберечься бы…

– Кто откажется от такого лакомства, как маленькая Деляре? Только немочный, – шёпотом, улыбаясь почти беззубым ртом, произнёс евнух.

– Верно, Ибрагим-бей! Не мудрено, что беи и имя ему дали – Дели-хан[43 - Сумасшедший хан.].

Оглянувшись по сторонам, евнух захихикал и, как мог громко, прошамкал:

– Однако воевать наш господин умеет. Последний набег на неверных русские надолго запомнят. Великий воин наш господин!

– Этого у хана не отнять: смелый, решительный, дай Аллах ему здоровья! – затем, придвинувшись поближе к собеседнику, зашептал ему на ухо: – Одно плохо, Ибрагим. Набег, кроме большого калыма и пленников, тревогу в моём сердце посеял. Зря хан это сделал. Теперь войска неверных у наших границ стоят. Боюсь я, уважаемый Ибрагим-бей, что русским наше варварство надоест – на Крым пойдут. А сможем ли мы остановить москвитов? И кто нам поможет? Блистательная Порта воюет с ними, не до нас ей. Ногаи?.. Вряд ли!.. У них свои проблемы, многие не хотят под турками быть – бунтуют ногайские улусы. Кто наведет там порядок и спокойствие? Не поверишь, ночами сердце болит от дум тягостных.

Евнух сокрушённо качал головой и бормотал:

– Аллах велик, он поможет!

Назри-бей не боялся открыто обсуждать с евнухом подобные проблемы: давно знали друг друга. Ибрагим-бей тоже делился с визирем не менее откровенными деталями интимной жизни своих государей. И как, чтобы провести ночь со своим господином, наложницы дрались между собой, намеренно царапая лицо или грудь соперницы, и как порой, девушки проводили пустую ночь по причине мужского бессилия хана…

За разглашение дворцовых тайн старики могли лишиться головы. Оба об этом знали, и это их сближало.

– Утром видел племянника государя нашего, Шахина. Говорят, в Италии учился он. Не знаешь, многоуважаемый Назри-бей, зачем он приехал?

– Скрытным господин наш стал. Может, и голову прикажет отрубить ему, чтобы сыновьям не мешал. А может, и милостиво отнесётся. Кто знает?.. Аллах, наверное… Благодарствую, уважаемый Ибрагим, что просьбу мою выполнил. Надеюсь, и сегодня шалунья наша на высоте будет.

Дверь открылась. Из ханских покоев вышла Деляре, и, конечно, чтобы подразнить евнуха, – с открытым лицом. Визирь ухмыльнулся. Ибрагим-бей укоризненно покачал головой.

Созерцая девичьею свежесть и красоту, старики цокнули от удовольствия языками. Затем евнух кивнул своему товарищу, мол, а ты говоришь поберечься, как тут хану устоять?!.. Визирь с улыбкой развёл руками.

Простившись с визирем, величественным жестом Ибрагим-бей приказал красавице следовать за ним.

И было в этом жесте всё: и покорная вежливость, и осознание мужской ущербности, и зависть, и чувство своего превосходства над этим, по сути, ещё ребёнком. Подавляя эмоции, евнух злорадно подумал: «Сколько их было, этих красавиц… А сколько ещё будет?!..» – и с важным видом направился в сторону гарема. Деляре озорно кинула взгляд на визиря и, накинув паранджу, покорно последовала за евнухом.

Назри-бей не решился сразу после сладострастного свидания хана доложить ему о племяннике. Знал – надо подождать.

Хан блаженствовал. Воспоминание о прелестях любимой наложницы и её готовности удовлетворять любые его прихоти совсем расслабило хана. Любовь?.. Нет, что-то другое. Эта девочка тронула его жестокое сердце, разбередила, заставила размышлять. Сердце хана, не знавшее жалости к другим, вдруг напомнило о себе. Оказывается, оно может болеть, страдать, радоваться…

Пламя одной из свечей закоптило, затрепетало – вот-вот погаснет, и хан с непонятной ему грустью глядел на угасающую свечу. На память пришли стихи Газайи[44 - Крымский хан Гази II Гирей (1554-1607), выдающийся татарский поэт (псевдоним – Газайи).], и он чуть слышно, почти шёпотом, продекламировал несколько его строк:

«…Ночью слезы, сна не зная, льет печальная свеча,

От страданья разгораясь, тает плавная свеча.

Понимая, что нет счастья без любимого лица,

Как израненное сердце, пьет отчаянье свеча…»

Впервые за свою жизнь Кырым-Гирей почувствовал, что есть на свете близкие ему люди, которые по-настоящему любят его и никогда не предадут. Их не надо бояться, власть их не интересует. От непривычных мыслей хан расстроился.

«Возраст, наверное», – решил он.

Ближе к вечеру в сопровождении визиря Шахин предстал перед дядей. Хан, как и предсказывал верховный визирь, был в благодушном настроении. Для встречи с племянником он даже встал с подушек. Едва заметным кивком головы визирь дал понять Шахину: мол, всё нормально – не переживай.

Поприветствовав хана и поблагодарив Аллаха за ниспосланное владыке Крыма здоровье, Шахин обнял царственного родственника. Кырым-Гирей тоже приветливо похлопал племянника по плечу.

– Эким ты взрослым стал, Шахин. Вылитый отец в молодости, – милостиво проговорил хан. – А ты иди, Назри-бей. Принеси мне бумагу и печать мою. Указ писать будем.

Хан был в лёгком ярком шёлковом зелёном халате, в тюбетейке, расшитой разноцветным бисером, и не менее ярких шароварах. Без привычной чалмы грозный хан выглядел по-домашнему, и было видно, что он в хорошем благостном настроении.

Дверь открылась. Слуга внёс что-то покрытое накидкой. Хан удивлённо взглянул на племянника. Шахин загадочно улыбнулся и сдернул накидку. Перед взором хана предстало сверкающее золотом деревянное сооружение, похожее на лодку.

– Вот, дядя, примите в подарок. Сие есть копия венецианской гондолы, – произнёс Шахин. – В Венеции много островов, такими лодками там все пользуются. Лодочники, их гондольерами кличут, песни на них поют, играют на музыкальных инструментах.

Хан недоверчиво поглядел на племянника. Он ощупал корпус, фигурку гондольера, длинное весло, даже в крошечную каюту попытался заглянуть.

– Гондола, говоришь. Таких много там?!.. Чудные лодки, – удивляясь необычной конструкции, произнёс хан. – Лодочники песни поют?!.. Хм… Как можно жить на островах? Смешные люди…

– Там другая жизнь, дядя. Много театров, прекрасных дворцов, товаров. В университете, где я учился, большая, пожалуй, самая большая в Европе, библиотека. Есть чему и нам поучиться у них. А ещё.., – Шахин вкратце рассказал о своей студенческой жизни в Венеции.

Хан подозрительно посмотрел на племянника. Ему не понравился его чересчур восторженный тон, однако он сдержался, не высказал неудовольствия.

– Ты многое познал, мальчик, хвалю, но знай: не всё то золото, что блестит. Надеюсь, свои знания на родине употребишь с пользой.

Кырым-Гирей отошёл от лодки и продолжил:

– Отец твой рано оставил нас, но на всё воля Аллаха! Пора, Шахин, и тебе заняться серьёзным делом.