– Тревожное чувство у меня, господа, и оно вам наверняка не понравится. Он сделал длинную паузу, затем печально произнёс: – Казнить нас могут. Некому за нас заступиться.
И потом, господа парламентёры, даже если и согласился бы Селим-Гирей уйти от протектората Турции и с русскими мир подписать, а в это чудо я не верю, будет ли Крымское ханство самостоятельным? А?!.. Не верю, господа! Не верю, что сами жить сможем мирно меж собой. Нам плётка нужна, дабы дурь из голов мурз и беев выбивать нещадно. Так и мой брат думает.
– Это почему же? – заносчиво возразил Али-ага. – Хаджи-Гирей I ещё триста лет назад смог же все улусы объединить, и жили они самостоятельно, пока турки не пришли. Пусть совсем недолго, но ведь были же когда-то самостоятельны…
– Вот-вот, были! А почему? Ответ простой, уважаемый Али-ага. После Золотой Орды нашей независимости от силы на пятьдесят лет хватило, ну, максимум, семьдесят. А потом опять каждый бей возомнил себя крымским ханом. Распри, кровь, недоверие друг другу… Было это, господа, было! Не смогли наши предки в нужный момент супротив султана турецкого объединиться. Вот и захватили турки Крым. А вам известно, что поначалу турки вели себя весьма корректно. Довелось мне как-то читать самый первый договор между ханом Хаджи-Девлет-Гиреем I и турецким султаном. Так вот, коль не ошибаюсь, второй пункт договора гласит: крымский хан избирается самим народом Крыма из Гиреев, по прямой линии потомков Чингиз-хана. Вот так вот: татары потом сами государя себе выбирали. И султан не возражал, потому как относительный мир при этом был среди крымчаков. Мир… И этот пункт – плохо ли хорошо, действовал около тридцати лет, пока жил сам Хаджи-Гирей, а потом и при его сыне старые порядки ещё кое-как держались. А по смерти сына Менгли-Гирея, в Крыму беспорядки уилились. Кому это понравится?!.. И что туркам оставалось делать?
– Известно что… – подал голос переводчик Мавроени.
– Правильно, самим назначать ханов, что и делают турки по сей день.
– Конечно, желание есть – быть независимыми, чтобы и турок, и русских над нами не было. Никого!.. Да только одни стращают карами, другие посулы всякие предлагают. Я в переговорах во многих участвовал, знаю, – вставил Мавроени.
– Пустые это обещания, господин Мавроени. Царица свои позиции на Кавказе и Дунае хочет закрепить, вот ей мир и нужен А у нас другая задача: крови поменьше, – возразил Али-ага.
– А что же в этом плохого, господин Али? У каждого свои цели, господа, – произнёс Мелиса-мурза. – Глупые люди – татары?!.. Не понимают, что императрица Екатерина не завоевать нас хочет, а в мире с самостоятельным крымским государством соседствовать и торговать. Надоели ей мы, устала Россия от наших разбойных набегов. Так что вы правы, господин Али-ага, ей мир, действительно, нужен…, мир! И повторюсь: не вижу в том ничего плохого! А воевать Россия умеет – турок знатно бьёт. Кстати, господа! Одна у нас надежда всё-таки есть: наш бывший сераскер Шахин-Гирей. К русским хорошо относится. Помнится, добровольно оставил свою должность, когда надо было воевать с русскими войсками. По моим сведениям, он как раз в Бахчисарае должен быть и хочется думать про наш арест знает.
Неторопливый говор Мелисы-мурзы, как всегда, внушал уважение.
Как и его брат Джан-Мамбет, он был сторонником сближения с Россией и отделения Крыма от Турции. Крымский хан был недоволен братьями, но казнить не мог: ссориться с ногаями опасно.
Именно этого и боялся сейчас Мелиса-мурза. Знал неуравновешенный характер калги Мухаммеда, и что брат не простит его смерти: расправа с крымскими татарами в ногайских степях обеспечена. А там недалеко и до открытого выступления ногаев против крымского хана. А это опять война…
Голос Мелиса-мурзы звучал спокойно, уверенно, словно говорил он не в грязном тёмном подвале, ожидая смерти, а выступал на базарных площадях перед своими единоверцами. Однако на этот раз в его интонации коллеги уловили тревожные нотки.
– Казнят… Хм… Большую глупость сделают. Чем не повод для русских войск войти в Крым, а? Убийство представителей мирной делегации… Лучшего повода трудно сыскать. Может, потому и согласился князь Долгорукий? – с трудом вставая и кряхтя, произнёс Мавроени.
Осторожно передвигаясь в темноте, он сделал несколько шагов в сторону двери и не рассчитал: наступил на миску с водой.
– Плохой признак, господа, плохой. Аллах знак нам подаёт… Молиться надо, – прошептал Али-ага.
Арестанты встали на колени и зашептали молитву.
Ближе к ночи отряд ногайской конницы скрытно подошёл к окраинам Бахчисарая. Командир полка, Аскер, дал команду всем спешиться. Не разжигая костров, отряд расположился на ночлег…
Ханский сад – прекрасный сад. Диковинные плоды зрели здесь на раскидистых, пышных деревьях – абрикосы, сливы, инжир, померанцы и много других плодов. Воздух наполняли райские ароматы роз, лаванды, левкоев. Струились фонтаны, в мраморных бассейнах плескались золотые рыбки. Повсюду висели серебряные клетки, в которых чирикали, свистели и щебетали на разные голоса иноземные птицы.
Мимо всей этой красоты ханские сановники и члены Дивана равнодушно проходили мимо, ничего не видя и не слыша: мысли их были заняты другим.
Шаркая туфлями по дорожкам, хмурые, они входили в ханский зал заседаний, разнося песок по великолепному ковру с причудливым красно-сине-зелёным рисунком.
С мрачными мыслями вельможи занимали свои места на низких диванчиках, покрытых коврами, – сетах. Без обычного благолепия и показного восхищения взирали они на богатый интерьер зала с резным деревянным потолком и красно-золотым изображением солнца посередине; на окна с цветными витражами и стены, расписанные прямо на штукатурке видами Стамбула. В душах крымских вельмож не было обычного покоя, там поселилась лишь тревога.
Слуги разносили курильницы, зелёный чай в пиалах, на низких столах лежали сладости и фрукты. Ночная прохлада ещё не успела выветриться, в зале стояла прохлада.
Но это было утром. Теперь солнце катилось к закату. Открытые окна не спасали от накопившейся за день духоты.
В зале стоял шум. Члены Дивана и старейшие всех бейликов Крыма спорили, решали судьбу делегации, неожиданно заявившейся в Бахчисарай по поручению командования русской армии. Русские предлагали мир.
Хан Селим-Гирей отсутствовал: по требованию турецкого султана он организовывал на Перекопе оборону Крыма. Заседание Дивана возглавлял калга Мухаммед-Гирей. Он был зол и внутренне растерян.
Его решение казнить всю делегацию, дабы неповадно было другим предлагать мир с русскими, совсем неожиданно вызвало протест у части присутствующих. Это было странно, это и бесило калгу. Опять споры, споры… День заканчивался. Все устали.
Чтобы успокоиться, Мухаммед демонстративно отвернулся и хмуро смотрел из открытого окна во двор, где не шелохнувшись, стояли вечнозелёные кипарисы, по мощённой камнем территории лениво прохаживались стражники: некоторые в нарушение дисциплины болтали с проходившей мимо них прислугой. Из труб кухонь курился дым: тихо, спокойно, всё как обычно… Калга перевёл взгляд на небо надеясь, как часто делал в детстве, увидеть последний лучик солнца. Дождался! Красный отблеск небесного светила вспыхнул и потух.
Мухаммед нехотя повернулся к залу. Всё сразу посерело, будто паутина, спустившись из всех углов, заполнила и заткала пространство зала серой сеткой. Только что виденная им привычная картина мирной жизни расстроила его ещё больше.
Мухаммед-Гирей усмехнулся: – Мирная… если бы так, – зло прошептал он и с ненавистью оглядел присутствующих.
Стоял шум, пахло кофе и потом. Какой по счёту раз за день слуги разносили очередные чайники с горячим чаем и кофе. Лбы мудрецов были влажны, речи раздражённы. На него, калгу, никто не обращал внимания.
В самом углу мурза Казаскер-эфенди о чём-то спорил с Шахин-Гиреем, представляющим народы ногайских улусов.
«Весьма опасный тип этот Шахин, всё к русским тянется. Не зря он бросил должность сераскера: не захотел воевать с ними. Стража доносит, вроде бы видела на окраине Бахчисарая неизвестную конницу. Говорят, ногаи в поддержку Шахин-Гирея примчались. Для каких целей? Почему хан и я об этом не знаем? Что он о себе возомнил, что задумал?.. – с раздражением размышлял калга, наблюдая за спорящей парочкой. – Эти двое, самые опасные, спят и видят, как бы от Блистательной Порты избавиться. Интересно, о чём спорят?». Он прислушался, но из-за шума не смог разобрать слов.
Члены Дивана и приглашённые, разбившись по группам, шептались между собой, изредка бросая косые взгляды в его сторону, и, как показалось Мухаммеду, насмешливые. Это разозлило его окончательно.
Он подошёл к одной из стен, где на ковре, подаренном купцом из Ирана, висели кривые сабли, снял одну из них и резко выхватил её из ножен. Зловещий металлический звук заставил всех насторожиться.
Губы Мухаммеда дрогнули в злорадной ухмылке, злость продолжала кипеть в нём. Встав посередине зала, он, словно хотел кому-то отсечь голову, взмахнул саблей. Наступила тишина.
Тяжёлым взглядом Мухаммед-Гирей оглядел представителей крымской знати. Многие глубже втянули головы в халаты: непредсказуемый характер калги все знали. Удовлетворившись произведённым эффектом, калга с тем же металлическим шумом забросил саблю обратно в ножны.
Повесив оружие на место, он резко развернулся и сел в своё кресло. Устремив взгляд в сторону представителя ногайских племён, Мухаммед заносчиво произнёс:
– Народ наш, уважаемый Шахин-Гирей, не нуждается в покровительстве русских: спокойно и сыто живёт он под дланью Блистательной Порты. Да ниспошлёт Аллах султану здоровье и процветание.
Шахин-Гирей на слова калги усмехнулся и что-то на ухо прошептал Казаскер-эфенди.
– Говорил я вам также, уважаемые члены Дивана и остальные господа, про решение хана нашего, – продолжил калга. – Никаких переговоров с русскими иметь нельзя. Помнится, после смерти Кырым-Гирея русская царица уже предлагала заключить с ней договор о мире и забыть Турцию: хотела она видеть Крым независимым, свободным…
Калга оглядел притихших вельмож.
– Мы не пойдём на это. Таков был ответ Кырым-Гирея верному псу русской царицы, канцлеру Панину.
Калга развернул свиток.
– Я зачитаю его:
«Объясняешь, что твоя царица желает прежние вольности татарские оставить, но подобные слова тебе писать не должно. Мы сами себя знаем. Мы Портою совершенно во всем довольны и благоденствием наслаждаемся. А в прежние далёкие времена какие междоусобные брани внутри Крымской области беспокойства происходили, всё это пред светом явно; а потому прежние наши обыкновения за лучшее нам представлять – какая тебе нужда? В этом твоем намерении, кроме пустословия и безрассудства, ничего не заключается».
Мухаммед оглядел притихший зал.
– Народ наш крымский не хочет мира с русскими, не хочет лишиться покровительства султана. Хан Селим-Гирей добудет победу на Перекопе, не пустит в Крым неверных.
Он сделал паузу, прислушался… Гнетущее молчание, подобно тому, какое бывает перед свирепой бурей, его насторожило. И не зря…
Все вдруг разом заговорили, загалдели, словно торговцы на базаре, завидев сборщика податей.