Светлейший

Калга поднял руку. За дверью забряцала оружием дворцовая стража; шум в зале несколько притих. И через минуту в знак поддержки решения Мухаммеда некоторые члены Дивана согласно закивали головами, остальные в нерешительности разводили руками, но уже открыто не возражали.

Калга продолжил:

– Вам решать судьбу государства нашего, многоуважаемые члены нашего собрания. Думаю, вы поддержите решение хана. Более посланцев от русских не принимать, а которые приедут – вешать на позор России. Не пользу они приносят, а лишь возмущение народа. Властью, данной мне, повелеваю: тех, что сидят в подвале, сжечь живьём, как предателей. Переводчика – повесить: он исполнял свои обязанности. Таково моё решение, да светится имя Аллаха, да ниспошлёт он мир и покой нашей земле! Согласные с моей волей, встаньте, – и сам встал первым.

И вот, не торопясь, тяжело вздыхая, один за другим стали подниматься участники совещания. На лице калги появилась довольная, едва заметная улыбка.

Неожиданно раздался голос. Это заговорил Шахин-Гирей.

– Постойте, уважаемые члены Дивана… – произнёс он прерывающимся голосом, как человек, который от ярости не владеет собственными чувствами.

– Нет, уважаемый Мухаммед, во вред народа слова ты говоришь. Не все татары согласны, не все в сытости и благости живут, многие в великой скудности в пропитании и лошадях находятся. Татарское общество желает с Россией в дружбе быть, да боятся султана турецкого и хана нашего.

– Против мы твоего решения, Мухаммед-бей, – поддержал Шахина мурза Казаскер-эфенди.

– Предатели! – закричал калга. – Изменники!

Дрожа от ярости, Шахин-Гирей продолжил:

– От гибели наших пленников большого урона Россия не поимеет, зато, ежели турецкий султан помощи Крыму не окажет, а они на Дунае терпят поражения, то от России нечего ждать милостей. Подмоги от Ногайской Орды ждать тоже не приходится. Кто поможет нам? Кто?

Шахин обвёл взглядом зал заседаний. Испуганные явным противостоянием двух влиятельных господ, все молчали, опустив низко головы.

– Если ты, Мухаммед, не отменишь своё решение, я сам силой освобожу пленных и доставлю их к русским. Верный мне полк ногайцев стоит возле Бахчисарая. Я всё сказал, – завершил свою пылкую речь Шахин-Гирей.

Присутствующие замерли. Подобных заявлений давно не было в этом зале. Все ждали ответного слова калги.

– Татарское общество желает с Россией в дружбе быть, да боятся султана турецкого и хана нашего? Это говоришь ты, Шахин? Не много ли берёшь на себя? Почему за всех речь держишь? – вне себя от гнева закричал Мухаммед.

– В Священном Коране сказано: «Если мусульманский народ осмелится нарушить свою присягу отступлением от единоверного государя и передаться иноверной державе, то навеки должен быть проклят!» Так говорит Священная книга. Господа! Татарский народ не будет проклят. Он будет верен своему государю!

– Врешь ты всё, Мухаммед! Бесстыдно и нагло! Уста твои скрывают правду, изрыгают ложь, ибо в Коране сказано и другое. Пропустил ты целую фразу, аль забыл сказать: «Если же предвидится неминуемая гибель народа, то нужда закон сей переменяет и нарушить присягу можно». Это слова Аллаха! Я всё сказал, пусть слово своё скажут уважаемые мурзы. Не добавил ли я чего лишнего?

Убелённые сединами мурзы заёрзали на сетах, но в знак согласия с Шахин-Гиреем закивали головами.

– Шахин-Гирей, верно говорит, – произнёс самый старый, самый уважаемый мурза. – Так начертано в Коране.

– Коль казним парламентариев, пощады от русских войск нам ждать не придётся, – поглаживая бороду, стал говорить другой мурза. – Прав, наверное, уважаемый Шахин-Гирей. Не след раздражать русских. Отмени, Мухаммед, своё решение, многие жизни спасёшь. А как дальше будет?.. Время покажет… Аллах велик, не бросит он своих подданных.

Калга растерянно оглядел зал. Согласные с его решением, потупив взгляд, молчали. Несогласные – не обращая внимания на него, шумно переговаривались с Шахин-Гиреем. Мухаммед резко развернулся и покинул зал. За его спиной раздались одобрительные возгласы.

Прошло два дня. Пленников освободили. Заросших, грязных членов делегации у входа в подвал встречали Шахин-Гирей и его коллеги. Щурясь от яркого света, Мелиса-мурза воздел руки в молитвенной позе, встал на колени и зашептал слова благодарности Аллаху. Его примеру последовали остальные парламентарии.

Закончив молитву, Мелиса-мурза встал и низко поклонился всем. Затем подошёл к Шахин-Гирею и обнял его.

Армия князя Долгорукого на Перекопе разбила войска Селим-Гирея. Из рабства были освобождены более десяти тысяч русских людей. Прибывшая в Кафу турецкая помощь тоже была отбита. Остатки турецкого десанта покинули берега Крыма. Крымцы смирились со своей участью и согласились стать независимым государством. Начались переговоры с русским командованием. Во время этих переговоров хан сбежал в Стамбул и крымский престол стал избирательным.

По всему ханству шли бесконечные и местами весьма бурные споры как обустроить свою жизнь в новых условиях. И что удивительно, на это время в Крыму прекратились кровопролитные стычки, простые татары радовались, они ждали лучшей жизни. Наконец, текст мирного договора Крымского ханства с Россией был согласован.

В конце июля 1772 года В Карасубазаре собралось великое собрание крымской знати: ширины, знатные мурзы, депутаты от ногайцев, представители всех бейских династий, делегаты всех крымских городов и посёлков. Собрание выбрало одного из братьев Шахин-Гирея Сагиб-Гирея ханом, а самого Шахин-Гирея калгою крымского ханства. С российской стороны договор подписали князь Долгорукий и генерал-поручик Щербинин, с крымской – новоизбранный хан Сагиб Гирей II.

23 января 1773 года сей договор был подписан Екатериной II.

Так возникло новое независимое государство, союзное с Россией, Татарская область.Мечты Шахин-Гирея постепенно стали сбываться.

Турция конечно была против, однако, забегая вперёд, можно сказать: через два года благодаря победам русских войск на фронтах Порта была вынуждена признать независимость татар, подписав 10 июля 1774 года Кючук-Кайнарджийский договор.

Для засвидетельствования дружбы и доверия между Россией и Крымским ханством по поручению хана Сагиб-Гирея, в августе 1772 года, имея при себе присяжный лист[52 - Трактат о независимости Крымского ханства и условия мирный договора между государствами: Крымским ханством и Россией.] калга Шахин-Гирей в составе татарской делегации отправился в Петербург с представительской миссией. Екатерине II симпатичный, к тому же европейски образованный татарин понравился. Она предложила ему своё покровительство. И Шахин-Гирей принял это предложение.

Нахождение татарской делегации в столице обходилось российской казне недёшево. Однако все эти расходы Панина не смущали, и в письме своему посланнику в Крыму Никита Иванович писал: «Шахин-Гирей к восприятию всяких понятий неспособным не видится, и коль устоит в своих обещаниях, кои он сделал, и, расставаясь со мной, то кажется с пользою и содействовать нам будет, чтоб грубых татар вразумить о прочности нашего с ними союза».

Дорогой читатель! Столь подробное описание студенческих лет Шахин-Гирея в Венеции, последующих за тем событий, связанные с его неожиданным возвышением, крайне необходимы. Получив мощную поддержку со стороны России, впитав в себя европейские манеры, привычки, знания, будущий хан Крыма всем сердцем захочет переустроить застоявшийся от времени уклад общественной жизни своей родины – Крымского ханства.

А пока Россия воюет с Портой. На огромной российской территории происходят разные события и в дыму сражений, грохоте пушек появляются новые герои. И судьбы некоторых из них, удивительным образом переплетутся с Крымом. Наши герои встретятся.

Григорий Потёмкин, движимый желанием отличиться на военном поприще покидает спокойную жизнь в столице и едет добровольцем на турецкий фронт.

О том, что из этого получится и как сложатся судьбы наших героев, вы узнаете из дальнейшего повествования.

***

Потёмкин на фронте

2 января 1770 года. Село Тыну.

Штаб русской армии.

Война с турками продолжается. Русские войска успешно ведут активные действия на Дунайском фронте. В «Санкт-Петербургских ведомостях» лестно пишут о генерал-аншефе Румянцеве.

Потёмкин в это время занимает разные светские должности в столице, но завидует славе генерала. Потёмкин понимает, что настоящая известность к нему может прийти только оттуда, с фронта. И он подаёт прошение на имя государыни с просьбой отправить его на фронт добровольцем. Императрица Екатерина Алексеевна милостиво разрешает.

С чиновничьей жизнью в столице покончено. Камер-юнкер Григорий Потёмкин покидает столицу и волонтёром уходит на фронт…

Укрывшись шубами, Потёмкин спал. Ему снился сон. …Екатерина медленно входит в храм, рядом с ней – Орловы, Дашкова, Панин с мальчишкой на руках. Ревёт толпа, гремят церковные колокола. Среди толпы в красном мундире стоит военный, в руках у него окровавленный палаш, он что-то кричит, задыхается…

Сани резко тряхнуло и завалило на край: одно из полозьев наскочило на смёрзшийся ком земли. Кони заржали и попытались остановиться, но инерция тяжёлых саней сделать этого не позволила – оглобли толкали коней вперёд…

От толчка голова Потёмкина дёрнулась, он проснулся. В его ушах ещё продолжал звучать рёв толпы. Перед глазами – образ императрицы, расплывчатые фигуры священнослужителей. В военном Потёмкин узнал себя.

– Приснится же, – пробормотал он.

Осторожно поправив утеплённую повязку на глазе (травмированный несколько лет назад глаз требовал тепла), Григорий недовольным взглядом внезапно разбуженного человека оглядел пространство вокруг себя: снежная гладь до самого горизонта – с одной стороны, верстах в трёх от дороги гряда невысоких гор – с другой. Словно исполинские грибы, редкие постройки под снеговыми шапками… Скоро штаб.

Сладко зевнув, генерал-майор Потёмкин поёжился и опять с головой нырнул под шубы – досмотреть сон. Но, как ни пытался, сна не было: прошлое исчезло. Потёмкин лениво стал размышлять, как бы половчее разжалобить интендантов и побольше выбить ядер и пороху.

Сани опять сильно тряхнуло. Лошади заржали и остановились – шлагбаум. Григорий Александрович нехотя сбросил с себя шубы.

Дверь в комнату, где располагался командующий, приоткрылась. В очередной раз зацепившись саблей за косяк двери, в неё протиснулся адъютант. Его грузная фигура вытянулась по стойке смирно. Генерал-аншеф граф Пётр Александрович Румянцев усмехнулся: «Весь в отца, паразит! Такой же неповоротливый. Интересно, как же он саблей-то махать будет, ежели что?»