Светлейший

– А если король прусский в самом деле поддержит нас?.. Ведь вы, ваше величество, спасли Пруссию от неминуемого поражения и позора. Очередь теперь за королём Фридрихом прийти вам на помощь, – опять подал голос канцлер Воронцов.

– Помог ужо однажды: принцессу Фике за меня посватал тётушке. Не будь Екатерины, другой расклад был бы сейчас, – недовольно пробурчал Пётр.

– Ну что уж, ваше величество, об этом думать? Случилось, как случилось. О насущном думать потребно. Как-никак у нас с Пруссией подписан мирный договор, в коем есть пункт взаимной помощи… Но это война, господа! И потом, ваше величество, пути к отступлению у вас уже не будет. Не лучше ли вам всё-таки договориться с супругой?

– Договориться?! Я уже предлагал ей покинуть Россию. И она вроде бы даже согласилась. Да только… вместе с сыном! Каково?! Разве такое возможно? Это стало бы вечной мне угрозой. Признаю: ошибка моя, в монастырь её постричь нужно было… в монастырь… Да что говорить об этом? Третьего дня послал вице-канцлера Голицына на переговоры к бунтовщикам, предложил своей супруге разделить со мной власть и вот – жду ответа.

– Не ждите, ваше величество, присягнул Голицын супруге вашей, точно знаю, – твёрдо произнёс Миних. – Мы все: и сидящие здесь, и преданные вам голштинцы, и часть гвардейцев, и верные присяге войска – готовы защищать вас.

Петр криво усмехнулся и с горечью, как будто сам для себя, произнёс:

– Только в такие минуты монарх имеет возможность убедиться воочию, на кого он действительно может положиться. Как правило, такие люди всегда в меньшинстве. О Main Got! Как часто мы бываем слепы! Как был слеп и я!

Император перекрестился и продолжил:

– И напротив, многие из любимцев, поднятых мною из ничтожества и возвысившихся, не встали на мою защиту, опасаясь навлечь на себя гнев новой хозяйки, супруги моей, Екатерины.

Лицо императора изменилось, оно будто бы на глазах постарело; Петр сгорбился, левая рука безвольно опустилась, правая грозила кому-то в темноту. «Мерзавцы, мерзавцы!» – всё шептал и шептал Пётр.

Присутствующие поразились не столько словам императора, сколько метаморфозе, произошедшей у них на глазах. Перед ними сидел несчастный человек, допустивший роковую ошибку. И все понимали: исправить её уже невозможно. Дни монарха сочтены!

Установилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием воска в свечах да далёким шумом веселящейся компании, доносившимся из открытого окна.

Император брезгливо поморщился, сам закрыл окно и печально произнёс:

– Спасибо, Христофор Антонович, за план. Но должна же Екатерина дать мне хоть какой-нибудь ответ, – затем тихо неуверенно добавил: – Лучше подождать? Ан нет… завтра пошлю к бунтовщикам Гудовича. А сейчас давайте отдыхать, господа. Садитесь, маршал. Господа, налейте вина Христофору Антоновичу.

– Нельзя ждать, государь, нельзя. Вот-вот сюда заявятся гвардейцы для вашего ареста, – возбуждённо воскликнул Миних. – Вам, ваше величество, надо покинуть Ораниенбаум. Немедленно!

В это время из того же тёмного угла, откуда появился император, раздался скрип открываемой двери. В гостиную влетела Елизавета Воронцова. Растрёпанное платье, всклокоченные волосы, непудреное лицо, заплаканные припухшие глаза выдавали её отчаяние.

Мужчины встали. Фаворитка остановилась напротив императора и, не обращая внимания на присутствующих, заговорила в своей обычной крикливой манере:

– Не слушайте фельдмаршала, ваше величество! Никто вас не арестует! Они не посмеют этого сделать! Завтра мы сядем на корабль и покинем эту страну.

Она подошла к Петру и обняла его. И уже совсем тихо плаксивым голосом добавила:

– Не можно уезжать сейчас, Пётр Фёдорович. Я послала в Петербург за своими драгоценностями. К утру их привезут. Дядя, – надув губки, обратилась она к канцлеру, – скажите государю, что так будет лучше.

Слова любимой женщины придали императору некоторую решимость. Он словно ждал этих слов и уже более бодрым голосом произнёс:

– Да, господа! Я остаюсь. Попрошу вас, канцлер, утром отправиться на решающие переговоры. Покинуть страну я всегда успею, и пусть сам Господь укажет нам, как быть дальше. К столу, господа, к столу! Елизавета Романовна, прошу, – галантно произнёс император, подвигая стул фаворитке.

Однако письменного ответа император так и не получил. Той же ночью войска заговорщиков окружили дворец. Чтобы сохранить свою жизнь, Петр III подписал отречение. Также он подал прошение новой императрице с просьбой разрешить ему вместе с фавориткой выехать в Голштинию. Однако отрёкшегося императора отвезли в Ропшу, где он всего через неделю скоропостижно скончался. От чего?!.. Да, разное говорят…

Фридрих II потом скажет:

– Он позволил свергнуть себя с престола, как ребёнок, которого отсылают спать…

А старый фельдмаршал Миних позже произнесёт:

– Одна жизнь, одна смерть. Раз ошибёшься, второй не поправишь…

Жалел ли он о том, что Пётр III не заточил в своё время супругу в монастырь, или же о том, что в решающий час так и не решился направить в столицу войска на подавление мятежа, доподлинно неизвестно.

Новая императрица помнила заслуги короля Пруссии в своём замужестве. Она не стала аннулировать условия невыгодного для России договора с побеждённой Пруссией, не потребовала контрибуций и подтвердила мир между государствами ранее подписанный её супругом. Всё, что она изменила – оставила в покое Данию. Зачем она России?!..

***

Шахин-Гирей

Бывшая немецкая принцесса Фике, а теперь уже российская самодержица, энергично занялась внутренним переустройством своей новой родины – России! Нет, она не расправлялась с недовольными, не сажала их в тюрьму и не отправляла на каторгу неугодных. Екатерина II стала собирать вокруг себя людей умных (по возможности, конечно) и преданных ей и стране. Она не скупилась и на награды, щедро раздавала имения, деревни, звания, деньги, подарки… Отметила она и нашего героя – Григория Потёмкина: очередное воинское звание, деньги, крепостные души, светские должности… Однако к себе не приблизила. Её сердце в то время прочно занимал красавец из лейб-гвардии Григорий Орлов.

Дорогой читатель, нам обязательно нужно узнать и о другом человеке, как ни странно, сыгравшем значительную роль в укреплении российской государственности. Без него, пожалуй, судьбы Потёмкина и России сложились бы иначе. Этот человек живёт пока в Италии и не знает, что пройдёт не так уж много времени, и имя его войдёт в историю XVIII века. Он вольно или невольно будет способствовать величию одной страны, упадку второй и падению третьей. ***

Прошло несколько лет. Италия.

Венеция – город шумный. Толпы иностранцев на главной площади Сан-Марко, теснота на узких улочках, бесконечные каналы, мосты и масса развлечений на любой вкус.

Вот и сегодня, в честь очередного мудрого христианского святого, местные власти организовали грандиозный праздник-маскарад. Повсюду шла бойкая торговля масками, петардами и прочими атрибутами, прославляющими этого самого святого.

С самого утра разношерстная масса людей кружила по торговым рядам. Продавцы в честь праздника взвинтили цены, и гости самозабвенно с ними торговались. В конце концов набив, к вящему удовольствию продавцов, полные корзины, счастливые покупатели расходились по домам в предвкушении вечерних гуляний.

Молодой человек, судя по одежде, приезжий с Востока, осторожно шагнул на горбатый, грязный, без ограждений мост. Плотный поток людей вынудил его двигаться почти у края моста и, чтобы не свалиться вниз, он хватался руками за одежду прохожих, боком продвигаясь вперёд. Полы его жёлтого, в зелёную полоску халата то и дело застревали в толпе: парень терпеливо вытягивал их, бормоча извинения.

Толкотня, гортанные выкрики лавочных зазывал, яростные споры продавцов и вообще уличный шум его, видимо, не раздражал, даже казалось, успокаивал.

Парень был не очень высок ростом, но правильно, пропорционально сложен, сухощав, узок в кости. Его красивое монголоидное лицо с прямым тонким носом и довольно широкими скулами украшали небольшие чёрные усики. Если бы, как уже говорилось, не восточное одеяние, парня можно было принять и за местного итальянца.

Вот уже довольно продолжительное время, как Шахин Гирей[38 - Представитель династии крымских ханов, потомков Чингиз-хана.] (так звали молодого человека) жил в этом суматошном европейском городе.

Шахину Венеция нравилась. Она не была похожа на города его детства: Андрианополис[39 - Бывший (ныне) турецкий город Эдирне. С 1365 по 1453 г. – столица Османской империи.], где он родился, и Фессалоники[40 - Город Солоники (греч).], где жил с матерью после смерти отца, Топал Ахмед-Гирея.

Отпрыск монгольской династии, племянник нынешнего крымского хана Кырым-Гирея, по настоянию своей матери, он учился в местном университете.

От природы любознательный, Шахин старался постичь новые для себя науки: европейские обычаи, искусство управления городами, систему сбора налогов, воинские дисциплины и многое другое. Любил он посещать местные театры, знакомился с картинами венецианских художников, а также усердно штудировал итальянский, греческий языки, старался не забывать арабский. Он много читал, благо в университете была прекрасная библиотека.

Мать лелеяла мечту увидеть из всех своих сыновей именно Шахина на троне или, на крайний случай, высокой должности. Она уговорила Кырым-Гирея выделить денег для учёбы его племянника в Венеции. Вскоре мать сняла недалеко от университета небольшой дом в районе моста Риальто, переброшенного через Большой канал. Каждый день, провожая сына на занятия, она молила Аллаха о его благополучии.

И сын её не подводил: учился усердно, а главное – с удовольствием. Потомок Чингиз-хана[41 - Основатель и первый великий хан Монгольской империи.] порой искренне удивлялся непохожести приобретаемых им знаний с обычаями и вековыми традициями своих предков.

Часто перед тем как заснуть уставший Шахин в своих снах видел себя ханом Крыма. Видел процветающее государство, каким он сделает его благодаря новым знаниям. Ему виделись счастливые лица подданных, неторопливые беседы с государями соседних стран… Но эти счастливые минуты быстро исчезали, внутренний голос этак ехидно ему намекал: «Остынь парень, ханом тебе никогда не быть». И тут же в голове Шахина звучал голос матери: «У Кырым-Гирея свои сыновья, а ты всего лишь его племянник, каких у него много. Учись, сын, учись! Всевышний вознаградит тебя за усердие!». На этом его мечты заканчивались, и он засыпал. Сейчас Шахин торопился на занятия в университет.

Несколько поотдаль от молодого человека следовал его слуга Аскер, высокий парень с мощными плечами. Он держал в руках корзину, в которой лежала связка хозяйских учебников.

Аскер тоже одно время жил с родителями в Андрианополисе, на одной улице с Гиреями. Мать Аскера была из русских рабынь, отец – турок. Несколько лет назад семья переехала в Неаполь. Посылая своего сына на учёбу в Венецию, мать Шахина списалась с бывшими соседями и остановила свой выбор именно на их сыне, Аскере, вполне сносно к тому времени владеющим итальянским и русским языками. К тому же он был физически крепким парнем. Эти два обстоятельства и решили её выбор. И вот теперь каждое утро, провожая из дому молодых людей, она давала слуге задание на день и при этом обязательно строго добавляла:

– Аскер, всегда будь рядом с Шахином. Венеция – большой город, в нём много народа и всегда есть преступники. Оружие держи при себе. Смотри в оба, Аскер, голова у тебя одна. Слуга привычно выслушивал наставления и в знак согласия смиренно кивал головой.