Светлейший

– Канцлер Воронцов Михаил Илларионович в столице? У меня важная новость для него, – уставшим голосом спросил он вошедшего дежурного.

– Никак нет, господин Гольдбах, Михаил Илларионович изволит с государем в Ораниенбауме быть, но завтра к вечеру они прибудут в столицу праздновать именины государя.

– Хм… Думаю, не след ждать его. Вот что! Вы, Оскар Францевич, приготовьте мне коляску. Поеду к генерал-полицмейстеру Корфу.

– Генерал-полицмейстеру Корфу? – удивлённо уточнил дежурный. – Господин Корф уже с марта как главный директор над всеми полициями России, господин Гольдбах. Теперь его должность исполняет бывший президент Камер-коллегии, тайный советник генерал Юшков Иван Иванович. Может, курьера пошлём, господин Гольдбах?

– Вот как!

Профессор встал. Ещё раз бегло просмотрел черновики расшифрованного донесения, затем взглянул на открытое окно и, помятуя о ветре, поставил на них тяжёлый канделябр.

– Нет, с донесением мне самому надо ехать. Навещу Николая Андреевича по старой памяти.

Едва коляска с Гольдбахом скрылась за ближайшим поворотом, как, тихо щёлкнув замком, дверь «чёрного кабинета» отворилась. В кабинет бесшумной и крадущейся походкой вошёл всё тот же дежурный, Оскар Францевич. Приподняв канделябр, он взял черновики расшифрованного донесения и стал читать.

– Капитан Пассек арестован?! Заговор… Ну и ну… – удивлённо прошептал он.

Где-то на этаже хлопнула дверь. Дежурный вздрогнул, положил черновики на старое место, придавил их канделябром и удалился, тихо прикрыв дверь.

Бледное петербургское солнце клонилось к закату, и Гольдбах торопил кучера:

– Давай, голубчик, побыстрее, надо застать господина Корфа, пока он не уехал.

Странное оживление на улицах озадачило старого профессора. А громкие оскорбительные выкрики в адрес Петра III его возмутили.

– Чем им не угодил император? – поинтересовался он у кучера.

– А ляд их знает. Неделю как горланят. Гвардия в основном отличается. Куды смотрят власти?

Торопился Гольдбах не зря: Корф уже сидел в карете. Завидев профессора, генерал вышел и удивлённо спросил:

– Что привело вас в наши края, господин Гольдбах? Если по делу, почему с курьером не прислали бумаги?

– Дело важное, Николай Андреевич. Михаил Илларионович в отсутствии, и я решил вам лично доложить. Вот странное донесение прусского посланника полковника Бернгарда Гольца, а если я правильно осведомлён, то он при нашем государе главный советник. И пишет этот Гольц своему начальству графу Финкенштейну прелюбопытные вещи, смею заметить. Будто бы у нас государственный переворот зреет, – Гольдбах протянул Корфу запечатанный пакет.

Корф оглянулся по сторонам, поморщился и взял пакет.

– Ну уж прямо-таки переворот, – взмахнул он свободной рукой, – скажете тоже. Этим иностранцам всё мерещатся заговоры. Канцлер с императором в Ораниенбауме, завтра к вечеру оба прибудут в столицу, доложу его сиятельству. Государь знает, что не все его указы нравятся народу. Ну и что? Пошумят-пошумят и успокоятся. Не хочу в канцелярию возвращаться, тороплюсь я, господин профессор. В двух словах расскажите суть дела, о чём доносит королю прусскому его посланник? Гольц – личность известная. Канцлер жалуется на этого пруссака.

– Речь идёт о заговоре, Николай Андреевич. Эта, как вы сказали, известная личность сообщает некоему фон Финкенштейну о каком-то капитане Пассеке, якобы не желавшем пресекать крамольные речи в адрес государя. И, мало того, он сам со своими дружками выступает против государя. Так в открытую и говорит: «На трон надо посадить жену императора – великую княгиню Екатерину Алексеевну». Ещё Гольц пишет своему визави, что о заговоре против себя государь якобы ведает, да только мер должных не принимает. Гвардия недовольна, в войсках беспокойство. Нужны, говорит, срочные действия. А донесение хитро отослано, Николай Андреевич. Спрятано в обычной переписке простого немца. Посланник знает, что дипломатическая почта нами проверяется.

– Пассек, говорите. Интересно… Вы кому-нибудь ещё сказывали об этом?

– Нет, сразу к вам. Потому и курьера не посылал.

Корф опять огляделся. На миг задумался и, не скрывая досады, похлопал пакетом о ладонь, однако промолчал.

– Хорошо, господин Гольдбах, завтра разберусь, а сейчас я должен покинуть вас. Прощайте. И вот ещё что: о содержании донесения Гольца больше никому не говорите. Канцлеру завтра же сам доложу. А вы пока отдохните дома пару дней. Я распоряжусь, чтобы вас не беспокоили.

Вскочив в карету, Корф отрывисто бросил подбежавшему адъютанту:

– В Зимний… к Панину. Срочно нужен Никита Иванович…

***

Государственный переворот

Последние июньские дни в Санкт-Петербурге стояли тёплые, почти без ветров и, главное, без надоевших дождей. Жители столицы неторопливо фланировали вдоль Верхней набережной[32 - Дворцовая набережная.], то и дело бросая взгляды на окна императорского дворца, куда два месяца назад переехала венценосная семья. Каждый надеялся первым увидеть самого государя или государыню с наследником.

Однако сегодня за окнами ничего не происходило, все залы были пусты. Не видно было даже слуг, которые каждый вечер неизменно величавой поступью расхаживали по залам, чтобы зажечь свечи в канделябрах. «Не наш сегодня день!» – только и оставалось вздыхать любопытным и, не рискуя останавливаться напротив дворца, пройти дальше.

По мостовой с той же неторопливостью проплывали открытые экипажи, в которых гордо восседали их хозяева. Возле деревянного парапета стояли две барышни, оживлённо говорившие о модах этого сезона, чуть поодаль – кавалеры, пытающиеся на слабом ветру раскурить трубки. Попыхивая дымком, мужчины стояли, ожидая своих дам. На промчавшуюся мимо них карету полицейского дамы не обратили внимания, но мужчины поприветствовали генерал-полицмейстера почтительными поклонами. К их удивлению, полицейский генерал не ответил на приветствие.

– Торопится, – произнёс один из них.

– Зазнался Николай Андреевич, зазнался, – недовольно пробурчал другой.

Корф в самом деле торопился. Обнаружив отсутствие Панина во дворце, он уже третий час колесил по всему городу, разыскивая тайного советника. Безрезультатно. Воспитатель наследника как сквозь землю провалился. Корф пребывал в недоумении.

«Любитель удобств и неги, Никита Иванович крайне редко покидает покои дворца. Всё свободное от службы время он проводит в своём доме или, в редких случаях, у друзей. Но где же он сейчас?!..» – размышлял Николай Андреевич.

И тут он вспомнил дам у парапета набережной. Одна из них своими чертами лица напомнила ему княгиню Дашкову, младшую сестру фаворитки императора.

Разное говорят про эту молодую даму. Одни шепчут, что Панин является её воздыхателем, другие намекают, что.., – впрочем, неважно. Выдумки, конечно, и то, и другое. Однако сплетни порой небесполезны. Куда без них!

– Проверить и этот адрес не помешает, – пробормотал он.

Объяснив кучеру дорогу, Корф добавил:

– Гони! Да будь, каналья, осторожен! За городом болота, с дороги ни на аршин не съезжай, а то не ровен час, застрянем.

У парадного входа в дом князя Дашкова стояла запряжённая четвёркой лошадей карета, на козлах торчала фигура кучера; на привязи рядом – оседланный конь. Корф с облегчением вздохнул: на дверце он узнал герб Панина.

Дав знак кучеру развернуться, полицмейстер вышел из кареты и бодро зашагал по каменным ступенькам.

– Никого не велено пускать, ваше превосходительство, – неприветливо произнёс дворецкий, глядя куда-то поверх Корфа.

Корф, не сбавляя шага, молча оттолкнул дворецкого и оказался в просторной прихожей. Уже поднимаясь по парадной лестнице, он хмыкнул и произнёс так, чтобы слышал слуга:

– Ишь чего выдумал, не пускать, каналья!

Зал, куда его привёл всё тот же неприветливый дворецкий, был ярко освещён. В глаза Николая Андреевича бросился большой овальной формы стол, над которым нависала люстра с горящими свечами. Ворвался сквозняк, запрыгали языки пламени, и тени стоящих у стола людей заметались по стенам. В самом углу залы Корф разглядел сидевшую в кресле хозяйку в накинутой на плечи шали. Она удивлённо разглядывала неожиданно появившегося в вечерний час полицмейстера. У стола замерли на несколько мгновений муж хозяйки дома, князь Михаил Дашков, Никита Иванович Панин и незнакомый Корфу военный в мундире офицера лейб-гвардии. Все присутствовавшие настороженно смотрели в сторону генерал-аншефа. Видно было: они только что замолчали.

– Его превосходительство Николай Андреевич Корф! – церемонно произнёс дворецкий и с поклоном удалился, плотно прикрыв створки дверей.

Корф поприветствовал общество. Затем подошёл к даме и склонился к её руке.

– Странно видеть вас здесь, генерал, в такое время. Что стряслось? – вместо приветствия резко произнёс Панин. И добавил чуть тише: – Говорите, Николай Андреевич, тут все свои.