Светлейший

– Как договаривались, Архип. Пистолет держи под рукой, с кареты не слазь, пока не дам знать. Во дворе разверни карету к выходу, – отчётливым шёпотом дал указание кучеру Потёмкин. Затем, взглянув на друзей, успокоил: – На всякий случай.

Карету, видимо, уже приметили: ворота тотчас отворились. Встретил друзей немолодой мужик в сшитом на немецкий манер кафтане. Кафтан его был нараспашку, под ним виднелась свежая холщовая рубашка, в поршнях с чистыми шерстяными онучами. Мужик неприветливо, с подозрением оглядел незваных гостей.

– Как прикажете доложить, господа? – громко и недовольно спросил он. И веско добавил: – Граф никого не ждал нынче.

– Вот что, братец, судя по одежде, ты с фельдмаршалом пруссака воевал? – сказал Григорий.

Слуга важно кивнул и пожал плечами, ожидая, что скажет молодой барин дальше.

Успев рассудить, что ни фамилия Потёмкин, ни тем более его звание никак не впечатлят генерал-фельдмаршала, Григорий произнёс как можно строже:

– Передай, голубчик, графу: племянник президента камер-коллегии Кисловского, ныне покойного, Григорий Потёмкин видеть его желает. По делу…

Мужик, не выказав никаких чувств, снова пожал плечами и удалился.

По залу, куда привели гостей, то и дело пробегал кто-то из челяди, украдкой бросая на друзей любопытные взгляды. Было видно, что граф прибыл в дом недавно: многие вещи всё ещё стояли нераспакованными. Сесть было некуда, и гости вынуждены были стоять.

Хозяин заставлял себя долго ждать. Неприлично долго. Но друзья терпеливо ждали.

– Странно: ни адъютанта, ни ординарцев не видно. Генерал-губернатору, а тем более фельдмаршалу, они положены, – встревоженным шёпотом произнёс Потёмкин.

Время шло. Заранее приготовленная речь будто затуманилась в голове. Гриц уныло оглядел зал.

– Где этого старика черти носят? – вслух пробурчал он. – Денис, ты… – однако договорить Потёмкин не успел. За его спиной раздался насмешливый голос.

– Черти, говоришь… Хм… Да вот, принесли уже.

Друзья переглянулись. Откуда появился Бутурлин – загадка.

– С чем пожаловали, молодые люди? Что вдруг от старика, которого черти носят, нужно?

Фельдмаршал настороженно разглядывал гостей. Его крупная фигура была похожа на монументальный памятник. Так в первую секунду и показалось друзьям. И этот в домашнем халате монумент требовал ответа… Молодые люди растерялись.

– Что молчите? Аль забыли, зачем пожаловали?.. Прохор, ты пошто глухонемых в дом пускаешь, да ещё с битой рожей? – подозрительным взглядом рассматривая вахмистра, крикнул в открытую дверь граф.

– Дык, поди ж, сродственник президента камер-коллегии, как было не пустить? – запинаясь, ответил голос.

Первым справился с оторопью Булгаков:

– Ваше сиятельство, вахмистр и ординарец генерал фельдмаршала Георга-Людвига Голштинского, – Яков указал рукой в сторону друга, – Григорий Потёмкин прибыл к вам из Петербурга с поручением.

При упоминании имени родственника императора лицо Бутурлина смягчилось, взгляд немного потеплел.

Вперёд выступил Потёмкин. Григорий нарочно не стал обращаться к фельдмаршалу по этикету, а, положив левую руку на эфес шпаги, правую же – на пояс, выпалил:

– Граф, фельдмаршал Голштинский здесь ни при чём. Я прибыл по поручению гвардии его величества. Россия в опасности! Её надо спасать!

– Как князь Воротынский со товарищами у селения Молоди, веру нашу православную в 1572 году от татар крымских, – вспомнив недавний урок в гимназии, неожиданно для самого себя громко вставил Фонвизин.

Потёмкин вопросительно взглянул на друга.

– О как! Сражение с татарами под Москвой – факт известный. Опять спасать Россию? – удивлённо произнёс Бутурлин. – И от кого на этот раз, позвольте поинтересоваться…

– От пруссака на троне, – глядя на фельдмаршала и не меняя позы, с вызовом произнёс Потёмкин.

– Кого? – фельдмаршал на мгновение оторопел. – Это что, вахмистр, фельдмаршал Голштинский влепил тебе в глаз, а ты решил ему отомстить? И не мелочишься, как вижу. Государственный переворот содеять хочешь, императора престола лишить. Ну дела… – Граф помолчал, затем уверенно произнёс: – Я присягал императору Петру Федоровичу и изменять присяге не намерен. По закону, вас всех троих надобно арестовать и отдать под суд. Эк чего придумали… императора власти лишить… Прохор, давай сюда…

Не успел ещё граф договорить, как в зал ввалились четверо мужиков. Двое из них сжимали в руках ружья. Дело принимало серьёзный оборот. «Враз без башки окажешься», – словно бы вновь прозвучали в ушах Потёмкина слова Алехана.

Григорий выхватил пистолет и направил дуло на графа. Все замерли. Только старый фельдмаршал как будто даже не удивился. Выказывая полное спокойствие, он демонстративно сложил на груди руки, внешне выражая полное спокойствие.

Однако опытный в подобных делах вельможа мысленно анализировал ситуацию:

«Непростые это гонцы. Так прямо и открыто заявить мне, генерал-губернатору, слуге государеву, о перевороте?!.. Да ещё пистолетом угрожать?! Тут не только смелость нужна… Уж не провокация ли это? А если интрига, то чья? Жеребцова?.. Вряд ли. Он знает, почему дали отставку: около полутора тысяч дел до сих пор лежат в приказах нерешёнными. Должен быть доволен и тем, что остался вице-губернатором. Канцлера Воронцова?.. Тоже отпадает: в родстве по сыну находимся как-никак. Не в его интересах меня убирать: виды на меня имеет. О недовольстве в гвардии я слышал, да и канцлер об этом намекал. Хотя Михаил Илларионович, кажется, доволен императором: войну прекратил, а с ней и затраты. Вот только раньше большие люди, вершители судеб, и Остерман, и Миних, и даже Бирон, не позволяли послам чужих государей распоряжаться в России, как теперь это делают родственники императора. А этот прусский камергер, бывший адъютант Фридриха, Гольц? Кругом нос суёт и указания даёт, а император не перечит и Воронцову велит подчиняться. И датчанам не время войну объявлять из-за чёртова Шлезвига, все же знают причинность этого. Тут и до бунта недалече, а если займётся, полыхать будет, пока всё дотла не сгорит. Мы, русские, такие…

Решение не приходило. Пауза затягивалась. Бутурлин продолжал лихорадочно размышлять:

«И гвардия недовольна… Двадцать лет назад гренадёры вмиг Елизавету на трон посадили. История повторяется… Если так, то Москва тихо сидеть должна. А если всё это враньё или переворот не удастся, тогда что? О, Господи… Голова кругом идёт. По-настоящему следовало бы с крыльца спустить нахалов да по этапу отписать. А вдруг повторится история… Поди, знай… Как быть? А этот нахал ведь пальнёт ещё».

Не менее лихорадочно размышлял и Потёмкин:

«Из башки всё вылетело. Не так разговор пошёл. Зря сразу о спасении России начал. Тут ещё Денис со своими татарами влез… Понять можно фельдмаршала. Ни с того ни с сего три увальня вдруг заявляют старику о государственном перевороте. Тьфу… Теперь и в самом деле может арестовать. Орлов предупреждал ведь: особый подход к графу нужен. А теперь… Так есть в усадьбе солдаты?..»

Внимательно следя за глазами и рукой вахмистра, Бутурлин сделал осторожный шаг назад. Его слуги стали переглядываться. Молчание затягивалось до неприличия.

Фонвизин не выдержал первым, шепнул на ухо Якову:

– Давай, Яшка, чеши языком, чему вас, дипломатов, там учат? Грица знаешь, укокошит старика… Всем конец.

– Ваше сиятельство! Я нижайше прошу внимания одного из самых уважаемых людей, честно служившего и служащего России, – торжественно начал Булгаков.

Фельдмаршал отвёл взгляд от дула пистолета и настороженно посмотрел на Якова.

Денис незаметно ухмыльнулся: «Ну всё, понесло! На конька своего сел, только фанфар не хватает. Сейчас начнёт петь дифирамбы заслугам старика. А какой старик не оценит хвалебной речи в свой адрес? Вспомнит то, чего и не было. Давай, Яшка…»

Начинающий дипломат начал красочно перечислять многочисленные заслуги графа, всячески обходя неоднозначные подробности. Денис облегчённо вздохнул: «Это надолго…»

А Булгакова понесло дальше. И вот уже раздались громы пушек, крики «Ура!» Вот император Пётр II лично накидывает на плечи храброго вояки генеральский мундир и прикалывает очередной орден, вот прусские знамёна летят к ногам непобедимого генерала Бутурлина, а вот императрица Елизавета Петровна присваивает ему звание фельдмаршала и графский титул. И наконец фельдмаршал на белом коне торжественно въезжает в…

Тут Булгаков запнулся. Он не знал, куда мог бы въехать на белом коне не слишком удачливый в военном деле фельдмаршал Бутурлин. «То ли в Берлин, то ли в Москву, а может, в Петербург? Чёрт знает, куда могло занести его. Но в столицу… на белом… всё-таки вряд ли», – решил он.

– …в белокаменную Москву, – Яков закончил фразу и, выдохнув, уточнил: – Я ничего не забыл, господин фельдмаршал?

Возле распахнутой двери из-за спин дворовых мужиков на происходящее с любопытством глазели слуги. Стояли тихо, ожидая, что же будет дальше.

В пылу словесных баталий и шумных награждений старого генерала в комнату тихо вошли супруга и старшая дочь графа. Теперь они так же, широко раскрыв глаза, смотрели на умолкшего Булгакова.

Рука Потёмкина затекла, и он опустил пистолет. Яков молчал. Заданный им вопрос ждал ответа. Дюжина пар глаз завороженно смотрела на оратора: все ждали продолжения. Старшая дочь, Варенька, девица двадцати лет, надув губки, капризно произнесла: