Светлейший

– Херасков и тебе дал вирши Михайло Ломоносова? – удивился Денис.

– Здорово Михайло Васильевич сказал, лучше не скажешь. Прямо в точку, – изумлённо прошептал Григорий.

– Наш Пётр-то так и не поднялся до императора огромной державы: герцогом Голштинским и остался. Интересы его крохотной родины ему ближе, – оглядываясь по сторонам, тихо, почти шёпотом произнёс Булгаков.

– А вот Екатерина, наоборот, понимает, кто она и чьи интересы нужно отстаивать. Затем и послали меня в Москву – агитацию в пользу новой императрицы проводить. Екатерину на трон надо сажать, – решительно закончил Потёмкин.

Булгаков и Фонвизин притихли. Предстоящие события пугали. Они по-новому посмотрели на своего друга.

– Государственный переворот, Гриц, – дело опасное. Как всё повернётся… Кто знает? Страшно за тебя, Гришка.

– Знаю, Яков, знаю. Назад дороги у меня нет. Видели бы вы эту женщину, друзья. Синие глаза на фоне восхитительной белизны кожи, длинные ресницы и острый носик… Я с ней виделся, когда в Петербург государыня Елизавета Петровна нас, студентов университета, пригласила. Помните, поди. Стушевался я дюже тогда в разговоре с великой княгиней и сейчас стыдно. Но какая женщина!.. За Екатерину Алексеевну и жизнь не жалко отдать, – неожиданно дрогнувшим голосом произнёс Григорий и замолчал.

Суровое выражение с его лица исчезло. Взгляд потеплел. Друзья удивлённо переглянулись. Перед ними сидел явно влюблённый человек. Но в кого?! В супругу императора?!

Незаметно для Григория Денис покрутил у виска пальцем. Булгаков в ответ пожал плечами, но не преминул подколоть Грица:

– А как же твоя первая любовь, игуменья Сусанна, а? Чай, раза в два постарше, опытная. Счастливый ходил, помнится. Нешто забыл про её келью?

– Думаю, Бутурлин не струсит, убедит остальных поддержать гвардию Петра I, – словно не слыша Якова, уже спокойным голосом произнёс Потёмкин. Немного помолчав, добавил: – Так вы со мной али как?

Друзья переглянулись и одновременно кивнули.

– С тобой, не сумлевайся, Гриц. Жизненный путь Бутурлина я знаю немного, по случаю пришлось изучить. Упрямый, но расчётливый. А как всё будет на месте, право, не знаю, – неуверенно произнёс Булгаков.

– Что наша жизнь, друзья?! – мечтательно продекламировал Фонвизин и добавил: – Всё тщета в подлунном мире, исключенья смертным нет, в лаврах, рубище, порфире, всем должно оставить свет. Что такое есть родиться? Что есть наше житие? Шаг ступить – не возвратиться в прежнее небытие.

– Ломоносов? – поинтересовался Потёмкин.

– Нет, Херасков, – ответил Фонвизин.

– Всё одно, не мешало бы нам с Денисом знать о фельдмаршале поподробнее. Башку, Гриц, каждому снесут, ежели что.

Григорий поведал друзьям о Бутурлине всё, что знал, не утаил и наставления Алексея Орлова относительно своего задания. Вслед за этим заговорщики рассчитались с целовальником и покинули австерию. Булгаков и Фонвизин немного покачивались. Потёмкин, с виду совершенно трезвый, поддерживал их обоих под локти и шёпотом настоятельно потребовал, чтобы они не чесали языком лишнего. Яков молча кивнул, Денис же произнёс:

– Могила, не сумлевайся, Гриц!

На землю прочно опустилась ночь. Несмотря на тревогу в душе, дышалось после дождя легко и свободно. Над самым горизонтом повис серп молодого месяца, друзья полезли в карманы за мелочью и, дурачась, стали её показывать месяцу… Есть такая примета: чтоб деньги водились.

На следующий день после встречи в австерии ближе к полудню недалеко от бывших царских соляных складов (так называемой Солянки) в зелёной роще на холме остановился экипаж. Из него вышли трое друзей.

Перед ними раскинулась небольшая равнина, застроенная домами местных аристократов. Из всех окрестных строений высотой и ярким цветом обожжённого кирпича выделялась одна усадьба. Потёмкин уже знал, кому она принадлежала, – генерал-фельдмаршалу графу Александру Борисовичу Бутурлину.

С краю усадьбы виднелось озерцо, по берегам заросшее камышом. На нём неподалёку от берега резвились стаи гусей и уток, чьи гогот и кряканье разносились по всей округе. Лениво поругивались между собой собаки. В зеленеющих кронах деревьев над головами друзей, перебивая голоса мелких пташек, горланило вороньё; в траве трещали кузнечики. Влажная после недавнего дождя земля парила, разнося вокруг запахи разнотравья. Сочная зелень густо растущей травы приятно радовала глаз. Красота…

Из кустов выбежал ёжик. Высунув мордочку, он испуганно взглянул на людей и тут же юркнул обратно. Яков и Денис бросились за ним.

Потёмкин задумчиво смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму. После вчерашней встречи слегка кружилась голова.

«Зачем пил?..» – удручённо подумал он. Предстоящая встреча волновала. Внутри нарастала тревога. Словно ученик, Гриц мысленно вспоминал всё, что знал о Бутурлине, и повторял про себя подготовленную ранее вступительную речь.

Около двадцати лет назад, будучи главнокомандующим Московскими войсками, Бутурлин «в целях рекогносцировки» объездил и Москву, и все её окрестности. Так что место для своей усадьбы фельдмаршал выбрал удобное: рядом с Солянкой проходила дорога, идущая от Кремля в сторону столицы.

Хоромы свои граф выстроил основательно, из новомодного кирпича. Пожары были ему теперь почти не страшны.

В свои шестьдесят восемь граф пережил многих государей и государынь и почти всегда умудрялся вовремя подстроиться под нравы очередного правителя.

Екатерина I пожаловала ему – бывшему денщику и сыну денщика своего царственного супруга, звание гоф-юнкера[26 - Придворный чин XII класса.]. Императрица помнила, что отец этого красавчика был доверенным лицом, и не сомневалась в преданности сына. Она не ошиблась: Бутурлин-младший стал камер-юнкером[27 - Придворный чин VI класса.], а затем был произведён в камергеры цесаревны Елизаветы. Болтали, правда, что молодой красавец в дальнейшем стал любовником цесаревны, но двор всегда был полон сплетен…

Во время короткого правления Пётра II ладную фигуру Бутурлина облегал уже мундир генерал-майора, а на груди красовался орден Святого Александра Невского.

Но затем вышла осечка: Бутурлин поссорился с князем Долгоруким, и влиятельный князь добился отправки обидчика в армию. Однако карьера графа не закончилась.

Новая императрица, Анна Леопольдовна, вспомнила об Александре Борисовиче и, призвав ко двору, вскоре назначила его генерал-кригскомиссаром[28 - Начальник по вопросам снабжения и денежного довольствия армии.] с присвоением звания генерал-лейтенанта. Ну а когда на престоле воссела Елизавета Петровна, то Бутурлин снова начал стремительно подниматься по служебной лестнице. Сначала стал московским главнокомандующим, а затем – главным правителем Малороссии[29 - Нынешняя Черниговская и Полтавская губернии, но в историческом смысле понятие Малороссии гораздо шире; включала в себя современный юго-западный край (губернии Киевскую, Подольскую и Волынскую).]. Позже, с началом войны со Швецией, он принял командование русскими войсками в Эстляндии, Лифляндии и Великих Лугах. А в 1756 году Бутурлину было присвоено звание фельдмаршала.

И вот Пётр III отозвал фельдмаршала с поста главнокомандующего русской армией в Европе и направил его в Москву принять дела у Жеребцова и вступить в должность генерал-губернатора.

Всё это Потёмкин узнал от Орлова, который перед самым отъездом в Москву с опасным поручением понудил Григория внимательно изучить все важные события в жизни старого военачальника и царедворца.

– Знай, с кем говорить будешь. Это тебе не Жеребцов и даже не бывший губернатор князь Черкасский. С Бутурлиным надобно особое умение в разговоре иметь. Враз можешь под топор угодить. Обласкал фельдмаршала император, обласкал. А за что? За какие заслуги? А… не ведаешь?! Зато я ведаю. – Орлов замолчал. Зачерпнул ковшом воды из деревянного ведра и неторопливыми глотками осушил его. – Так вот… – продолжил он, – командуя войсками, в последние годы наш фельдмаршал вёл странные баталии супротив Фридриха: при самых победных раскладах как будто жалел его, не добивал. Командующий австрийскими войсками Лауден часто жаловался на Бутурлина императрице, но та уже болела сильно и в войну не вмешалась. А граф, старый придворный лизоблюд, твёрдо знал, что наследник обожает Фридриха, вот и воевал с пруссаками спустя рукава. Как видишь, не прогадал – получил должность, и не малую. Учти всё это при разговоре с ним. И вот ещё что…

Орлов внимательно посмотрел на Потёмкина, всей пятернёй потёр затылок и тихим голосом произнёс:

– Екатерина Алексеевна хорошо отзывается о Бутурлине. Но если по своей привычке он так и будет ходить вокруг да около или вообще откажется нас поддержать, уйди, – Орлов замолчал и выразительно указал пальцем на дверь за спиной у Григория, а затем ещё тише продолжил: – То сразу найди князя Петра Черкасского и вместе изыщите способ, как не позволить фельдмаршалу нам помешать. Князь на нашей стороне – немцев он сильно не любит.

Потёмкин вопрошающе взглянул на Орлова.

– Да. И не гляди на меня так. Москва не должна противиться свержению ни при каких обстоятельствах. Так что решение по фельдмаршалу примете с князем. Если другого выхода не будет, то… сам понимаешь, чай не в лапту играем.

– А когда сия акция планируется? – охрипшим от волнения шёпотом уточнил Григорий.

– В начале июля, если ничего не изменится. Императора в столице не будет, он лично возглавит армию для войны с Данией. Так что времени в обрез. Поспешай. Сладится всё, в Москве не сиди, дуй в столицу, здесь будешь нужен. И вот ещё что… Пару пистолетов прихвати, держи их наготове, когда к фельдмаршалу пойдёшь, не помешает. Вот, вахмистр, ты теперь всё знаешь. Учти, Потёмкин, Москва на твоей совести. Гляди, ежели что… Не посмотрим, что Екатерина за тебя поручилась, без башки враз окажешься.

Григорий поёжился. Слова с делом у братьев Орловых никогда не расходились… Это Потёмкин знал.

Алексей, третий из пяти братьев Орловых, сержант лейб-гвардии Преображенского полка, в отличие от своих шумных братьев, был человеком умным, энергичным и, что особенно важно, осторожным. Среди гвардейцев Алехан (так звали его товарищи) пользовался непререкаемым авторитетом. Именно Алексей Орлов, по разумению Григория, являлся одним из главных устроителей будущего переворота. Вместе с братом Григорием и сплочённой группой единомышленников он держал нити заговора в своих руках. Природные обаяние и общительность Алексея не только располагали людей к полному доверию, но и подталкивали их поддерживать все его начинания.

– Во рту сухо, – голос Булгакова вернул Григория в реальность. – Не надо было шампанское с водкой мешать. Башка трещит.

А вот Денис не жаловался, наоборот, с умилением во взоре разглядывал местность и восхищался:

– Други, красота-то какая! Вот ведь недурно фельдмаршал устроился. Давай, Гриц, пешком пройдёмся, ноги разомнём: трясёт твоя колымага, спасу нет.

– Пружины ослабли. Крёстный помер, глазу за всем нету, – Гриц бросил критический взгляд на раскисшую после дождя дорогу, затем осмотрел свой тёмно-зелёный двубортный мундир с короткими фалдами, любовно поправил пристёгнутый на правое плечо золотой аксельбант и, представив прилипшую к начищенным сапогам грязь, проворчал:

– Нет уж, лучше поедем.

Кучер хлестнул лошадей вожжами, и они медленно побрели в направление усадьбы графа.