Мертвые повелевают

– Іисусъ! Іисусъ!..

Съ этимъ умоляющихъ шепотомъ она отпрыгнула отъ него, зат?мъ понеслась на своихъ быстрыхъ крестьянскихъ ногахъ и исчезла за поворотомъ тропинки.

Хаиме не посл?довалъ за ней. Онъ остался неподвижный въ уединенiи сосновой рощи, выпрямившись, посреди тропинки, безучастный къ окружающей обстановк?, словно зачарованный герой легенды. Потомъ провелъ рукой по лицу, какъ бы пробудившись, приводя въ порядокъ свои мысли. Ему больно было за свои см?лыя слова, за испугъ Маргалиды, за паническое б?гство, положившее конецъ свиданью. Какъ онъ нел?по поступилъ!.. Результатъ его путешествiя въ городъ! Вотъ оно, возвращенiе къ цивилизованной жизни, нарушившее покой отшельника, пробудившее страсти прошлаго, разговоры молодыхъ офицеровъ, жившихъ одними мыслями о женщинахъ… Но н?тъ, онъ не раскаивался въ своемъ поступк?. Самое главное, Маргалида знала то, о чемъ такъ часто грезилъ онъ смутно въ уединенной башн?, не отливая своихъ желанiй въ опред?ленную форму.

Онъ медленно продолжалъ свой путь, стараясь не догнать семейства изъ Кана Майорки. Маргалида шла уже съ матерью и братомъ. Онъ увидалъ ихъ съ высоты, когда ихъ группа перес?кала долину по направленiю къ хутору.

Фебреръ началъ колесить, чтобы не приближаться къ Кану Майорки. Онъ направился къ башн? Пирата, почти дошелъ до нея, но двинулся дальше и не останавливался до самаго моря.

Берегъ скалы, обрывавшiйся отв?сно надъ волнами, ц?лыя стол?тiя выдерживалъ ихъ напоръ. Словно разъяренные синiе быки, съ б?шеной п?ной обрушивались волны на скалу, пробивая углубленiя, глубокiя пещеры, тянувшiяся въ высоту, въ форм? вертикальныхъ трещинъ. Эта в?ковая работа разрушала берегъ, пластъ за пластомъ вырывая изъ его каменнаго панцыря. Отд?лялись отъ него колоссальные осколки, словно ст?ны. Сначала образовывалась незам?тная щель и увеличивалась въ б?г? в?ковъ. Созданная Природой ст?на годами наклонялась къ волнамъ, неустанно ударявшимъ въ ея оскованiе, пока, наконецъ потерявъ равнов?сiе въ бурную ночь она не обваливалась, какъ куртина осажденнаго города, разбиваясь на мелкiя глыбы, наполняя море новыми подводными скалами. Эти скалы быстро покрывались ц?пкими растенiями, въ изгибахъ которыхъ кип?ла п?на и искрилась рыбья чешуя.

Фебреръ с?лъ на краю большой, подавшейся впередъ скалы, пласта, отд?лившагося отъ берега и см?ло наклонявшагося къ рифамъ. Фатализмъ побуждалъ с?сть именно тутъ. О, если бы надвигавшаяся катастрофа случилась въ данный моментъ и т?ло, увлеченное грандiознымъ паденiемъ, исчезло въ морской глубин?, и саргофагомъ ему явилась эта громада, подобная фараоновой пирамид?!.. Конецъ всему! Конецъ его жизни!..

Закатывавшееся солнце, прежде ч?мъ скрыться, выглянуло въ просв?тъ непогоднаго неба, сквозь разрывъ тучъ. Кровавый шаръ, пурпурная жертвенная облатка, оживившая полосами пожара безпред?льное море! Черныя массы паровъ, замыкавшiя горизонтъ, покрылись шарлаховой отд?лкой. Надъ темной зеленью воды простерся огненный колышащiйся треугольникъ. Покрасн?ла п?на волнъ, и берегъ н?сколько мгновенiй казался красной кипящей лавой.

При блеск? этихъ огней бури Хаиме смотр?лъ, какъ у его ногъ качаются волны, бросая свои ревущiе гребни въ углубленiя скалы, какъ стонутъ он? и крутятся, яростно п?нясь, въ извилистыхъ переулкахъ между рифами. Въ глубин? этой зеленой массы, осв?щенной, какъ прозрачный опалъ, садящимся солнцемъ, видн?лись прикр?пленныя къ скаламъ странныя растенiя, крошечныя рощи, на ц?пкой листв? которыхъ шевелились животныя фантастическихъ формъ, прыгающiя и юркiя, неуклюжiя и малоподвижныя съ твердыми панцырями, с?рыми и красноватыми, снабженныя оборонительными шипами, вооруженныя клещами, копьями, рогами, охотящiяся другъ за другомъ и пресл?дующiя мен?е сильныхъ; а т? неслись, какъ б?лый паръ, сверкая въ своемъ стремительномъ б?гств? блескомъ прозрачнаго стекла.

Фебреръ почувствовалъ себя маленькимъ въ своемъ одиночеств?. Потерявъ в?ру въ свою челов?ческую значительносiь, онъ сравнивалъ себя съ однимъ изъ маленькихъ чудовищъ, двигавшихся среди растенiй морской бездны. Можетъ быть, самъ онъ еще меньше. Эти животныя вооружены для жизни, могутъ поддерживать свое существованiе собственной силой, не в?дая ни неудачъ, ни униженiя и скорбей, угнетавшихъ его. Mope!.. Его величiе, безучастное къ людямъ, жестокое и неумолимое въ своемъ гн?в?, подавляло Фебрера, воскрешало въ его памяти безчисленную ц?пь мыслей, можетъ быть новыхъ, но казавшихся ему смутными отголосками прошлой жизни, ч?мъ-то такимъ, о чемъ онъ раньше думалъ, но неизв?стно, гд? и когда.

Трепетъ благогов?нiя, инстинктивнаго благогов?нiя проб?жалъ по нему, заставилъ его забыть недавнее событiе, охватилъ его религiознымъ восторгомъ. Mope! Онъ сталъ думать, неизв?стно почему, объ отдаленн?йшихъ предкахъ челов?чества, о первыхъ людяхъ, жалкихъ, едва вышедшихъ изъ животнаго состоянiя, терзаемыхъ и гонимыхъ всюду природою, враждебною въ своемъ изобилiи: такъ молодое, кр?пкое т?ло уничтожаетъ или удаляетъ паразитовъ, пытающихся жить на счетъ его организма. На берегу моря, передъ таинственнымъ божествомъ, зеленымъ и безм?рнымъ, челов?къ проводилъ лучшiя минуты своего покоя. Изъ н?дръ водъ вышли первые боги: созерцая движенiе волнъ, убаюканный ихъ ропотомъ долженъ былъ понять челов?къ, что рождается въ немъ н?что новое и могущественное – душа… Mope! Таинственные организмы, населяющiе его, также жили, какъ организмы суши, подчиненные тиранiи среды, неподвижные въ своемъ примитивномъ существованiи, повторяя себя на пространств? в?ковъ, словно одно и то же существо. Мертвецы повел?вали и тамъ. Сильные пресл?довали слабыхъ и, въ свою очередь, ихъ пожирали бол?е могущественные: та же самая исторiя отдаленныхъ предковъ и въ теплыхъ еще водахъ образующагося земного шара! Все то же самое, все повторяется на пространствахъ сотенъ миллiоновъ л?тъ. Если бы чудовище доисторическихъ временъ воскресло и стало бы качаться въ современныхъ водахъ, оно нашло бы всюду, въ темныхъ безднахъ и на берегахъ, ту же жизнь и ту же борьбу, какъ въ дни его юности. Воинственное животное въ багряномъ панцыр?, вооруженное кривыми когтями и клещами, неумолимый боецъ зеленыхъ подводныхъ пещеръ, никогда не соединялось съ грацiозной рыбой, легкой и слабой, двигающей хвостомъ своей розово – серебряной туники въ прозрачныхъ водахъ. Его назначенiе – пожирать, быть сильнымъ, и если оно оказывалоеь обезоруженнымъ, съ изломанными зубами, то должно безропотно подчиняться злой судьб? и погибать. Смерть предпочтительн?е отказа отъ своего рода, отъ благороднаго фатума рожденiя! Для сильныхъ н?тъ на суш? и въ мор? ни довольства, ни жизни вн? ихъ родной среды. Они рабы собственнаго величiя: каста несетъ имъ, вм?ст? съ почестями, несчастiе. И всегда будетъ одно и то же!.. Мертвые одни правятъ существующимъ. Первыя существа, совершившiя шагъ къ жизни, своими д?йствiями создали кл?тку и, какъ узники этой кл?тки должны двигаться см?няющiя другъ друга покол?нiя.

Спокойные молюски, которыхъ онъ вид?лъ сейчасъ въ глубин? воды прикованныхъ къ скаламъ, какъ темныя пуговицы, представлялись ему божественными существами, хранившими въ своемъ глупомъ поко? тайну творенiя. Представлялись величественными, какъ чудовища, которыхъ обожаютъ дикiя народы за ихъ неподвижность и въ квiетизм? которыхъ провидятъ величiе боговъ. Фебреръ вспоминалъ свои былыя щутки на ночныхъ попойкахъ передъ блюдами св?жихъ устрицъ, въ модныхъ парижскихъ ресторанахъ. Его злегантныя подруги считали его сумасшедшимъ, слыша его нел?пыя размышленiя, внушенныя виномъ, видомъ раковинъ и отголосками безпорядочнаго б?глаго чтенiя юности. «Давайте кушать нашихъ предковъ, мы – веселые антропофаги!» Устрица была однимъ изъ первыхъ проявленiй жизни на нашей планет?, одной изъ первыхъ формъ органической матерiи, еще текучей, неопред?ленной, неустановившейся въ своей эволюцiи среди безм?рнаго воднаго пространства. Симпатичная и оклеветанная обезьяна сыграла лишь роль ближайшаго брата, не сд?лавшаго карьеры, несчастнаго и см?шного родственника, котораго не пускаютъ въ двери, притворяясь, будто не знаютъ его фамилiи, которому и не кланяются. Молюскъ былъ уважаемымъ предкомъ, главой дома, родоначальникомъ династiи, обладалъ дворянскими привилегiями миллiоны в?ковъ… Эти мысли теперь воскресли въ Фебрер? съ яркостью неоспоримой истины при вид? неподвижныхъ, примитивныхъ существъ, запертыхъ въ своихъ створкахъ, прикр?пленныхъ къ скаламъ у его ногъ въ глубинахъ зеленаго стекла, дрожавшаго между рифовъ.

Челов?чество гордится своимъ происхожденiемъ. Никто не оспариваетъ древности почтенныхъ предковъ, какъ бы уснувшихъ въ безконечныхъ морскихъ катакомбахъ. Люди воображаютъ себя свободными, ибо могутъ двигаться съ одного конца планеты на другой, ибо ихъ организмъ утвержденъ на двухъ подвижныхъ, членистыхъ колонкахъ, позволящихъ ему б?гать по земл? при помощи механизма шаговъ… Заблужденiе! Одна изъ многихъ иллюзiй, придающихъ ложное веселье нашей жизни, позволяющихъ намъ переносить ея б?дствiя и ея ничтожество! Фебреръ былъ уб?жденъ, что вс? рождались между раковинъ предразсудковъ, угрызенiй сов?сти и гордости, – насл?дства нашихъ предшественниковъ въ жизни, – былъ уб?жденъ, что людямъ, какъ бы они ни двигались, никогда не удается оторваться отъ скалы, куда прикр?пились ихъ предки. Д?ятельность, событiя жизни, независимость характера – все иллюзiя! тщеславiе молюска, сидящаго на скал? и воображающаго, будто онъ плаваетъ по вс?мъ морямъ земного шара, тогда какъ его раковина, попрежнему, прикр?плена къ известняку!..

Вс? существа таковы, какими были ихъ предки, какими будутъ т?, кто придетъ посл?. М?няются формы, но душа остается неподвижной и неизм?нной, какъ душа примитивныхъ существъ, в?чныхъ свид?телей первыхъ поб?говъ жизни на нашей планет?, существъ какъ бы покоящихся въ глубочайшемъ сн?. И такъ будетъ всегда. Тщетны великiя усилiя вырваться изъ роковой атмосферы, насл?дственной среды, изъ круга, гд? мы вынуждены жить: пусть даже придетъ смерть и другiя, подобныя же животныя станутъ вращаться въ томъ же самомъ круг? и сочтутъ себя свободными, потому что всегда передъ ними окажется новое пространство, которое нужно пройти.

«Мертвые повел?ваютъ», повторилъ еще разъ мысленно Хаиме. Казалось невозможнымъ, чтобъ люди не постигали этой великой истины: чтобъ они двигались въ в?чной ночи, воображая, будто творятъ новыя вещи, при блеск? иллюзiй встающихъ ежедневно, какъ встаетъ великое обманчивое солнце, сопутстаующее намъ въ безконечности, безконечности темной, а представляющейся голубою и св?тозарной…

Фебреръ думалъ, а т?мъ временемъ солнце скрылось. Mope было почти черное, небо – с?ро – свинцоваго цв?та. Въ туманахъ горизонта зм?ились лучи, какъ огненныя ехидны, спускавшiяся къ волнамъ пить. Хаиме почувствовалъ на своемъ лиц? и рукахъ влажный поц?луй дождевыхъ капель. Готовилась разразиться буря. Можетъ быть, продолжится всю ночь. Лучи сверкали все ближе и ближе. Вдали грем?ло, какъ будто дв? непрiятельскихъ флотилiи стр?ляли изъ пушекъ за туманнымъ пологомъ горизонта и приближались вм?ст? съ этимъ пологомъ. Полосы тихой воды, сверкавшей, какъ полированное стекло, между рифами и берегомъ, начали дрожать прыгающими волнами дождевыхъ капель.

Несмотря на это, отшельникъ не двигался. Онъ продолжалъ сид?ть на скал?, испытывая глухое раздраженiе противъ судьбы, возмущаясь со вс?мъ дикимъ пыломъ своего характера тиранiей прошлаго. Почему мертвые должны повел?вать? Почему они наполняютъ атмосферу частицами своей души, словно прахомъ костей, обрамляющихъ черепъ живыхъ, диктуя имъ ветхiя идеи?…

Вдругъ на Фебрера какъ бы сошло просв?тленiе, какъ будто передъ нимъ блеснулъ св?тъ, никогда не видимый. Его мозгъ, казалось, росъ, расширялся, – такъ водяная масса прорываетъ каменныя преграды. Въ эту минуту молнiя озарила мутнымъ св?томъ море, и надъ головой грянулъ громъ и прокатился ужасающимъ, трескучимъ эхомъ надъ безм?рнымъ морскимъ пространствомъ, надъ углубленiями и высотами берега.

Н?тъ, мертвые не повел?ваютъ, мертвые не правятъ. Хаиме, словно преобразившись, см?ялся надъ своими прежними мыслями. Примитивныя животныя, которыхъ онъ вид?лъ среди скалъ, a вм?ст? съ ними вс? морскiя и земноводныя существа пребываютъ въ рабств? у среды. Мертвые повел?ваютъ ими, ибо они д?лаютъ то, что д?лали ихъ предки, что будутъ д?лать ихъ потомки. Но челов?къ не рабъ среды: онъ ея сотрудникъ, а иногда ея господинъ. Челов?къ – разумное, прогрессирующее существо и можетъ изм?нять среду по своему усмотр?нiю. Онъ былъ рабомъ въ другiя времена, въ отдаленныя эпохи, но, поб?дивъ природу, эксплуатируя ее, онъ прорвалъ роковую оболочку, гд? въ пл?ну томятся прочiя твари. Что значитъ для него среда, въ которой онъ родился? Онъ создастъ себ? иную, если пожелаетъ.

Онъ не могъ продолжать своихъ размышленiй. Буря разразилась надъ нимъ. Вода текла съ полей его шляпы, б?жала по его спин?. Вдругъ наступила ночь. При св?т? молнiй видна была матовая морская поверхность, трепетавшая подъ ударами дождя.

Фебреръ направился къ башн? съ быстротой, на какую только былъ способенъ. Однако, онъ былъ веселъ, съ удовольствiемъ б?жалъ, испытывая бурное наслажденiе челов?ка, вышедшаго изъ долгой неволи и не находившаго достаточно простора для своей энергiи. Онъ см?ялся, не останавливаясь въ своемъ б?г?, и блескъ молнiй н?сколько разъ осв?тилъ его фигуру: правая рука протянута впередъ, палецъ поднятъ кверху; л?вой рукой онъ д?лалъ жестъ протеста, популярный, но неприличный.

– Буду д?лать, что хочу, – кричалъ онъ, наслаждаясь собственнымъ голосомъ, терявшимся въ грохот? бури. – Ни мертвые, ни живые не повел?ваютъ мною… Вотъ теб?!.. Долой моихъ благородныхъ предковъ!.. Вотъ теб?!.. Долой мои прежнiя мысли! Долой вс?хъ Фебреровъ!..

Онъ н?сколько разъ повторилъ некрасивый жестъ, радуясь, какъ маленькiй шалунъ. Вдругъ его залила полоса краснаго св?та и надъ головой его загрем?лъ пушечный выстр?лъ, – какъ будто произошелъ грандiозный обвалъ и берегъ разверзся.

– Ударило гд?—то близко, – произнесъ Фебреръ, переводя дыханiе.

Его мысль, занятая Фебрерами, обратилась къ его предку, командору дону Прiамо. Громъ напомнилъ ему битвы рыцаря Креста, дьявольскаго героя, см?явшагося надъ богомъ и надъ чертомъ, выше всего ставившаго свою волю, готоваго сражаться за своихъ и жить среди враговъ в?ры, повинуясь своимъ капризамъ и симпатiямъ.

Н?тъ, отъ него Фебреръ не отрекался. Онъ обожалъ храбраго командора: это – его истинный предокъ, лучшiй изъ Фебреровъ, бунтовщикъ, демонъ семьи.

Войдя въ башню, онъ зажегъ огонь, закутался въ грубый шерстяной африканскiй плащъ, служившiй для ночныхъ экскурсiй, взялъ книгу и хот?лъ отвлечься отъ своихъ думъ, пока Пепетъ не принесетъ ужина.

Гроза, казалось, остановилась надъ островомъ. Дождь лилъ на поля, превращая ихъ въ болота; низвергалъ потоки по отлогимъ дорогамъ, потоки, какъ бы вышедшiе изъ береговъ; насыщалъ горы, какъ огромныя губки, въ зеленыя поры ихъ сосновыхъ рощъ и кустовъ. Б?глый св?тъ молнiй показывалъ на мигъ, какъ вид?нiе сна, черное море съ кипящею п?ной, затопленныя поля, полныя огненныхъ рыбъ, деревья, сверкающiя въ своемъ мокромъ плащ?.

Въ кухн? Кана Майорки ухаживатели Маргалиды представляли собой массу грозныхъ альпаргатъ и т?лъ, дымящихся парами влажнаго платья. Пепъ съ отеческимъ видомъ позволилъ атлотамъ пообождать, по истеченiе срока, назначеннаго для кортехо. Ему жаль было юношей, которымъ пришлось бы идти подъ дождемъ. Онъ самъ былъ женихомъ. Пусть посидятъ: можетъ быть, гроза скоро пройдетъ. A если не пройдетъ, пусть останутся и лягутъ, гд? найдутъ себ? м?сто – въ кухн?, въ с?няхъ… «Ночь есть ночь!»

Атлотская компанiя, довольная этимъ инцидентомъ, увеличивавшимъ время кортехо, смотр?ла на Маргалиду, од?тую по – праздничному, сид?вшую по средии? комнаты. Рядомъ съ нею стоялъ пустой стулъ. Вс? уже перебывали на немъ за вечеръ. Иные алчнымъ взоромъ поглядывали на него, не р?шаясь снова имъ завлад?ть.

Чтобъ заткнуть за поясъ соверниковъ, Кузнецъ наигрывалъ на гитар?, нап?валъ въ полголоса, подъ акомпанементъ раскатовъ грома. П?вецъ, забившись въ уголъ, сочинялъ новые стихи. Н?которые изъ юношей насм?шливо прив?тствовали блескъ молнiй, пробивавшiйся сквозь дверныя щели, и Капельянетъ улыбался, сидя на полу, опершись подбородкомъ на об? руки.

Пепъ дремалъ на своемъ низенькомъ стул?, поб?жденный усталостью. Жена его испускала глухiе крики ужаса, каждый разъ какъ сильный ударъ грома потрясалъ домъ, и шептала фразы молитвъ, для вящей уб?дительности на кастильскомъ нар?чiи. «Святая Варвара благословенная, на небесахъ написанная…» Безучастная ко взглядамъ ухаживателей, Маргалида, казалось, готова была заснуть на стул?.

Вдругъ, въ дверь два раза стукнули. Песъ, вскочившiй было, почуявъ чужого челов?ка подъ нав?сомъ, вытянулъ шею, но не залаялъ и спокойно махалъ хвостомъ.

Маргалида съ матерью посмотр?ли на цверь съ н?которымъ страхомъ. Кто бы могъ быть! Въ такой часъ, въ такую ночь, въ глухомъ Кан? Майорки?… Что-нибудь случилгсь съ сеньоромъ?…

Пробужденный стукомъ, Пепъ выпрямился на стул?. «Входи!» Онъ приглашалъ войти съ величiемъ римскаго отца семейства, неограниченнаго повелителя дома. Дверь была рядомъ. Она открылась, впустивъ порывъ в?тра съ дождемъ: замигало пламя лампочки, осв?жилась душная атмосфера кухни. Осв?тился блестящими клубами пара черный прямоугольникъ двери, и вс? увид?ли въ ней, на фон? мутнаго неба, закутаниую фигуру какого-то кающагося гр?шника; съ одежды его текла вода, лицо почти быпо закрыто.

Фигура вошла р?шительными шагами, не поклонившись никому, въ сопровожденiи собаки, ласково ворчавшей и лизавшей ей ноги, и прямо направилась къ пустому столу рядомъ съ Маргалидой – м?сту предназначенному для ухаживателей.

Ус?вшись, она откинула капишонъ и устремила взглядъ на д?вушку.

– Ахъ! – застонала д?вушка, побл?дн?въ, глаза ея широко раскрылись отъ неожиданности.

И она такъ волновалась, такое властное желанiе б?жать овлад?ло ею, что она едва не упала.

Часть третья

I

Два дня спустя, когда донъ Хаиме, вернувшись съ рыбной ловли, дожидался ужина въ своей башн?; явился Пепъ. Онъ поставилъ съ н?которой торжественностiю корзинку на столъ.

Крестьянинъ сталъ извиняться за свой неожиданный визитъ. Его жена и Маргалида опять отправились въ пустынь Кубельсъ; мальчикъ сопровождалъ ихъ.

Пробывъ все утро съ самаго разсв?та на мор?, Фебреръ ?лъ съ большимъ аппетитомъ, но важный видъ крестьянина заинтриговалъ его.

– Пепъ, ты хочешь мн? что-то сказать и не р?шаешься, – заговорилъ Хаиме на ибисскомъ нар?чiи.

– Такъ точно, сеньоръ.

И Пепъ, какъ вс? рабочiе люди, которые раздумываютъ и колеблются, говорить ли, но преодол?въ заст?нчивость, сл?по бросаются впередъ, поощряемые собственнымъ страхомъ, началъ грубо излагать свои мысли.

Да, онъ долженъ кое-что сообщить, очень важное. Два дня онъ обдумывалъ, но теперь молчать не можетъ больше. Если онъ взялся принести об?дъ сеньору, то единственно съ ц?лью поговорить съ нимъ… Чего хочетъ донъ Хаиме? Почему онъ см?ется надъ т?ми, кто его такъ любить?…

– Я см?юсь! – воскликнулъ Фебреръ.

Да, см?ется надъ ними. Пепъ съ грустью повторилъ это. Что произошло въ ночь бури? По какому капризу сеньоръ явился на собранiе ухаживателей и с?лъ рядомъ съ Маргалидой, словно искалъ ея руки? Ахъ, донъ Хаиме! Фестейги – вещь серьезная; изъ-за нихъ мужчины убиваютъ другъ друга. Онъ знаетъ, что сеньоры см?ются нздъ этимъ и смотрятъ на крестьянъ острова, какъ на дикарей, но сл?дуетъ оставить въ поко? б?дныхъ крестьянъ съ ихъ обычаями, забыть ихъ, не смущать ихъ скудныхъ радостей.