И беззубый ротъ моряка продолжалъ нап?вать о подвигахъ старины, словно это были д?янiя вчерашняго дня, словно онъ былъ очевидцемъ ихъ, словно, вдругъ, надъ этой страной битвъ, окутанной мракомъ, запылали огни сторожевой башни, возв?щая о высадк? враговъ.
Иногда съ гор?вшими отъ алчности глазами, онъ говорилъ объ огромныхъ сокровищахъ, сохраненныхъ маврами, римлянами и рыжими моряками – марманами (такъ онъ называлъ ихъ) въ береговыхъ пещерахъ и зат?мъ замурованныхъ. Его д?ды многое знали о кладахъ. Жаль, что умерли, не открывъ секрета!.. Онъ разсказывалъ истинную исторiю о форментерской пещер?, гд? норманны хранили добычу своихъ пиратскихъ наб?говъ на Испанiю и Италiю: золотыя изображенiя святыхъ, чаши, ц?пи, безд?лушки, драгоц?нные камни, селемины[6 - М?ра сыпучихъ т?лъ = 4,625 литра.] монетъ. Страшный драконъ, прирученный, несомн?нно, рыжими людьми, сторожилъ въ глубину провала, лежа животомъ на сокровищахъ. Безумецъ, спускавшiйся въ пещеру, становился его добычей. Рыжiе моряки много в?ковъ тому назадъ умерли, умеръ и драконъ, а кладъ все еще долженъ хранится на Форментер?. Увы! Кто найдетъ его!.. И крестьянская аудиторiя дрожала отъ волненiя, не сомн?ваясь въ существованiи такихъ богатствъ: большое уваженiе внушали ей преклонные года разсказчика.
Тихiе вечера, не вернутся они къ Фебреру. Онъ изб?галъ по вечерамъ спускаться въ Канъ Майорки, боясь своимъ присутствiемъ пом?шать разговорамъ семьи о претендентахъ на руку Маргалиды.
Въ вечера фестейга онъ испытывалъ особенное безпокойство и, не объясняя себ? мотива, высовывался за дверь и жадно смотр?лъ въ сторону хутора. Все тотъ же св?тъ, все тотъ же видъ, но ему представлялось, будто онъ слышитъ въ молчанiи ночномъ новые звуки, эхо п?сенъ, голосъ Маргалиды. Тамъ ненавистный Кузнецъ, тамъ несчастный П?вецъ, тамъ вс? варварски – грубые атлоты, въ своихъ см?шныхъ костюмахъ. Великiй Боже! Неужели могли ему понравиться эти крестьяне?.. посл? всего, что онъ видалъ на св?т?!..
На сл?дующiй день, когда Капельянетъ приносилъ въ башню об?дъ дону Хаиме, посл?днiй разспрашивалъ его о событiяхъ предыдущаго вечера.
Слушая мальчика, Фебреръ живо рисовалъ себ? перипетiи ухаживанья. Начинало смеркаться, семья ужинала, на скорую руку, чтобъ быть готовой къ церемонiи. Маргалида снимала съ потолка своей комнаты праздничную юбку, над?вала ее, красно – зеленый платокъ, крестомъ на груди, другой поменьше, – на голову и широкiй бантъ изъ лентъ на конецъ косы, украшала себя золотыми ц?почками, уступленными ей матерью и садилась на абригайсъ, сложенный на стул? въ кухн?. Отецъ курилъ трубку табаку поты. Мать въ углу плела камышевую корзину. Капельянетъ выглядывалъ изъ дому, подъ широкiй нав?съ, куда молча, собирались атлоты – ухаживатели. Иные ждали тутъ уже съ часъ: это были сос?ди. Другiе являлись въ пыли и грязи, пройдя пару миль. Въ дождливые вечера они отряхивали подъ крышей свои африканскiе плащи съ грубыми капишонами, насл?дство д?довъ или женское манто, въ которое закутывались, словно въ нов?йшую элегантную накидку.
Вкратц? припомнивъ порядокъ разговора съ д?вушкой, группа соперниковъ входила въ кухню: зимою подъ нав?сомъ было холодно. Раздавался стукъ въ дверь.
– Входи! – кричалъ Пепъ, какъ бы не зная о присутствiи ухаживателей и думая увид?ть неожиданнаго гостя.
Тихонько входили, прив?тствуя семью. «Доброй ночи! доброй ночи». Садились на скамью, какъ школьники, или оставались стоять, поглядывая на атлоту. Рядомъ съ ней былъ поставленъ пустой стулъ, а если его не было, ухаживатель становился на корточки, no мавританскому обычаю, и тихимъ голосомъ разговаривалъ съ д?вушкой въ теченiе трехъ минутъ подъ враждебными взглядами соперниковъ. Мал?йшее увеличенiе этого короткаго срока вызывало кашель, яростные взгляды, угрожающiя восклицанiя. Атлотъ удалялся, другой занималъ его м?сто. Капельянетъ см?ялся надъ этими сценами, видя во враждебной настойчивости ухаживателей н?что такое, что позволяло гордиться Маргалид? и семь?.
Кортехо его сестры не то, что у другихъ атлотъ. Ухаживатели напоминали Пепету б?шенныхъ собакъ, не желающихъ выпустить свою добычу. По его мн?нiю, тутъ пахло порохомъ. утверждалъ онъ съ улыбкой счастья и гордости, и открывались на смугломъ овал? его лица блестящiе б?лые зубы волченка. Никому изъ ухаживателей, повидимому, еще не посчастливилось. Ц?лыхъ два м?сяца сватовства! Маргалида лишь слушала, улыбалась и отв?чала вс?мъ такъ, что приводила въ смущенiе атлотовъ. He малый талантъ у его сестры. По воскресеньямъ она шла въ церковь впереди своихъ родителей, въ сопровожденiи вс?хъ соискателей ея руки. Настоящее войско: донъ Хаиме н?сколько разъ встр?чалъ ихъ. При вид? ея королевской свиты подруги бл?дн?ли отъ зависти. Вс? аттаковывали ее, боролись, желая вырвать у ней слово, знакъ предпочтенiя, а она отв?чала удивительно умно, совершенно равно относилась къ атлотамъ, предупреждая смертельныя схватки, которыя неожиданно могли возникнуть между этой воинственной, вооруженной, нетерп?ливой молодежью.
– И Кузнецъ? – спросилъ донъ Хаиме.
Проклятый верро! Съ трудомъ произносилъ его имя сеньоръ, но воспоминанiе о немъ вотъ уже давно сверлило ему мысль.
Мальчикъ отрицательно качалъ головой. Кузнецу такъ же мало посчастливилось и Капельянетъ, повидимому, этимъ не особенно огорчался.
Восторгъ его передъ верро н?сколько поубавился. Любовь вселяетъ храбрость въ мужчинъ, и вс? атлоты, домогавшiеся руки Маргалиды, столкнувшись съ нимъ, какъ съ соперникомъ, уже не чувствовали страха и даже осм?ливались фыркать на его страшную особу. Однажды вечеромъ онъ явился съ гитарой, р?шивъ играть большую часть времени, принадлежавшаго другимъ. Когда пришла его очередь, онъ с?лъ рядомъ съ Маргалидой, настроилъ свой инструментъ и началъ наигрывать п?сни материка, выученныя имъ въ Ницц?. Но раньше онъ вынулъ изъ-за пояса двухствольный пистолетъ, положилъ его съ взведенными курками на бедро, нам?реваясь схватить и выстр?лить въ перваго, кто прерветъ его. Абсолютное молчанiе и равнодушные взгляды. П?лъ, сколько хот?лось; спряталъ пистолетъ съ видомъ поб?дителя. Но по выход? изъ дому, во тьм? полей, когда aтлoты расходились въ разныя стороны, прощаясь ироническимъ ауканьемъ, два камня, м?тко брошенные изъ мрака, уложили храбреца на землю, и н?сколько дней онъ не ходилъ на кортехо, чтобъ не показаться съ перевязаннсй тряпками головой. Онъ не интересовался узнать, кто на него напалъ. Соперниковъ много и, кром? того, ему приходилось считаться съ ихъ отцами, дядями, братьями, почти четвертой частью островного населенiя, готовыми вступиться за честь семьи въ поединкахъ мести.
– Я думаю, – сказалъ Пепетъ, – Кузнецъ не такъ храбръ, какъ говорятъ. А вы что думаете, донъ Хаиме?…
Когда наступала ночь и Маргалида уже поговорила со вс?ми своими ухаживателями. спавшiй въ углу отецъ начиналъ звучно з?вать. Этотъ сельскiй обыватель, повидимому, и во сн? угадывалъ время. Девять съ половиною! Спать! «доброй ночи!» И вся компанiя атлотовъ посл? этого приглашенiя оставляла домъ, и пропадали во мрак? ихъ шаги и крики.
Разсказывая объ этихъ собранiяхъ, гд? онъ встр?чался съ храбрецами, носившими оружiе, Пепетъ ирипоминалъ о д?душкиномъ нож?. Когда донъ Хаиме попроситъ отца вручить ему семейное сокровище? Донъ Хаиме медлилъ съ просьбой: сл?довало бы вспомнить о своемъ об?щанiи и подарить ему другой ножъ. Что остается д?лать такому челов?ку, какъ онъ, безъ надежнаго спутника? Куда покажешься?.
– Успокойся, – отв?чалъ Фебреръ. – На дняхъ отправлюсь въ городъ. Получишь подарокъ.
И Хаиме однажды утромъ предпринялъ путешествiе въ Ибису, желая окунуться въ море жизни, набраться новыхъ впечатл?нiй за пред?лами деревенской обстановки. Ибиса показалась ему большимъ городомъ, – ему, который объ?здилъ всю Европу. Ряды домовъ, тротуары изъ краснаго кирпича, балконы съ жалюзи – вс?мъ этимъ онъ восхищался, какъ наивный дикарь, явившiйся изъ глуши материка на береговую факторiю. Онъ останавливался передъ окнами – выставками, разсматривалъ предметы съ т?мъ же восторгомъ, какъ н?когда роскошныя витрины бульваровъ или Реджентъ Стритъ.
У магазина серебрянныхъ изд?лiй какого-то чуеты онъ задержался долго. Любовался дутыми золотыми ц?почками для крестьянокъ, филигранными пуговицами съ камнемъ посредин?, считая въ душ? вс? эти предметы наибол?е совершенными, наибол?е удивительными созданiями челов?ческаго искусства. Если войти въ лавку и купить дюжину такихъ пуговицъ!.. Какъ бы удивилась атлота въ Кан? Майорки, если бы онъ предложилъ ей украсить этими пуговицами рукава!.. Конечно, она приняла бы отъ него – важнаго сеньора, къ которому относилась съ почтительностью дочери. Досадная почтительность! Проклятая важность! гнететъ его, какъ тяжелое бремя!.. Но насл?дникъ Фебреровъ, потомокъ богатыхъ купцовъ и героевъ – мореплавателей остановился, подумавъ о сумм? денегъ, сохранившихся въ его пояс?. Безъ сомн?нiя, ихъ не хватитъ для покупки.
Зат?мъ, въ другой лавк? онъ прiобр?лъ ножъ для Пепета, выбравъ самый большой и тяжелый, нел?пое оружiе, способное заставить его позабыть о нож? знаменитаго д?да.
Въ полдень, утомленный безц?льной ходьбой по морскому кварталу и подымающимся въ гору крошечнымъ улицамъ старинной Реаль Фуэрса, Фебреръ вошелъ въ маленькую гостиницу, единственную въ город?, около гавани. Тамъ были обычные пос?тители. Въ передней н?сколько юношей, од?тыхъ по – крестьянски, въ военныхъ шапкахъ, гарнизонные солдаты – деньщики; дальше въ столовой субалтернъ – офицера охотничьяго батальона, молодые поручики, курившiе съ усталымъ видомъ и гляд?вшiе въ окна, какъ морскiе пл?нники, на безконечное синее пространство. Закусывая, они жаловались на злую долю своей юности, безполезной, прикованной къ этой скал?. Говорили о Майорк?, какъ о восхитительномъ м?ст?, вспоминали о провинцiяхъ материка, откуда многiе изъ нихъ происходили, какъ о ра?, кула стремились вернуться. Женщины!.. Томленiе, страстное желанiе заставляло дрожать ихъ голоса и загораться ихъ глаза блескомъ безумiя. Словно ц?пь проклятой тюрьмы угнетала ихъ чистая ибисская доброд?тель, островная замкнутость, враждебная иностранцамъ. Зд?сь не шутятъ съ любовью, не теряютъ времени попусту: или враждебная холодность или честное сватовство и свадьба, какъ можно скор?е. Слова и улыбки ведутъ прямо къ браку: съ д?вушками можно знакомиться лишь для разговора о новой семь?. И эта шумная, веселая, полная избытка соковъ молодежь испытывала танталовы муки, говоря о красив?йшихъ д?вушкахъ города, любуясь ими и живя вдали отъ нихъ, хотя и приходилось имъ двигаться въ рамкахъ узкаго пространства и потому непрестанно встр?чаться съ ними. Вс? ихъ мечты сводились къ отпуску – провести н?сколько дней на Майорк? или полуостров?, вдали отъ доброд?тельнаго, враждебнаго остроза, признававшаго только женатыхъ чужеземцевъ; ?хать въ другiя страны, гд? было бы легко дать исходъ своимъ возбужденнымъ желанiямъ, желанiямъ школьника – пансiонера или арестанта.
Женщины!.. Ни о чемъ другомъ эти юноши не говорили, и Фебреръ, сидя за большимъ столомъ гостиницы одобрялъ въ душ? ихъ р?чи и жалобы. Женщины!.. Непреодолимое влеченiе, привязывающее насъ къ нимъ, – единственное, что остается некзм?ннымъ среди могильныхъ метаморфозъ нашей жизни, – что живетъ среди труповъ другихъ грезъ, разрушаемыхъ переворотами. Фебреръ испытывалъ тоску, какъ и эти военные, чувство узника темницы лишенiй, гд? вм?сто рвовъ – море. Теперь столица острова съ ея сеньоритами, монашески недоступными, враждебными, показалась ему безконечно – однообразнымъ городомъ. Теперь деревню, съ ея женщинами, женщинами простой души и естественныхъ влеченiй, сдерживаемыхъ лишь оборонительнымъ инстинктомъ, какъ у первобытныхъ женщинъ, – онъ рисовалъ себ? обителью свободы.
Въ тотъ же вечеръ онъ удалился изъ города. Отъ оптимистическаго настроенiя, пос?тившаго его н?сколько часовъ назадъ, не осталось и сл?да. Улицы морского квартала вызывали тошноту. Запахомъ заразы несло отъ домовъ. Въ ручь? жужжали тучи нас?комыхъ, и при звук? шаговъ поднимались изъ мутной воды. Воспоминанiе о холмахъ около башни, благоухающихъ л?сными растенiями и селитрянымъ засахомъ, воскресало въ немъ и манило идиллической н?жностью.
Крестьянская повозка доставила его почти до Санъ Хосе. Разставшись съ кресьяниномъ, онъ направился по гор? между сосенъ, согнутыхъ страшными бурями. Небо было туманно, атмосфера удушливая и тяжелая. По временамъ падали крупныя капли, но не усп?ли еще тучи разразиться ливнемъ, молнiя какъ бы разорвала ихъ до граней горизонта.
У хижины угольщика Хаиме увид?лъ двухъ женшинъ, торопливо шедшихъ между сосенъ. Это были Маргалида и ея мать. Они возвращались изъ Кубельсъ, пустыни на высотахъ берега, около ключа, оживляющаго отв?сные утесы, дающаго рости апельсинному дереву и пальм? среди скалъ.
Хаиме присоединился къ женщинамъ и тогда зам?тилъ показавшагося изъ-за кустовъ Пепета. Тотъ шелъ паралельно дорожк? съ камнемъ въ рук?, пресл?дуя какую-то большую птицу, привлекшую своимъ крикомъ его вниманiе.
Они продолжали путь вм?ст? къ Кану Майорки, и, не зная какъ, Ферберъ очутился впереди, рядомъ съ Маргалидой, а жена Пепа шла за ними медленнымъ шагомъ больной, опираясь на сына.
Мать хворала: какая-то нев?домая бол?знь заставляла врача пожимать плечами при его р?дкихъ визитахъ и воспламеняла фантазiю м?стныхъ знахарокъ. Он? только что дали об?тъ св. Д?в? Кубельса, и оставили на алтар? два плоенныхъ покрывала, принесенныхъ изъ города.
Печальнымъ голосомъ говорила она о страданiяхъ старухи, но эгоизмъ здоровой молодости навелъ румянецъ на ея щеки въ быстрой ходьб?, и глаза ея выражали нетерп?нiе. Сегодня день фестейга. Нужно скор?й вернуться въ Канъ Майорки и приготовить семь? ужинъ до прихода ухаживателей.
Фебреръ, любуясь, смотр?лъ на нее серьезнымй глазами. Онъ удивлялся теперь своей глупости: сколько м?сяцевъ онъ вид?лъ въ Маргалид? д?вочку, безполое существо, не зам?чалъ ея красоты. Что за женщина!.. Съ презр?нiемъ онъ вспомнилъ о городскихъ сеньоритахъ, по комъ вздыхали военные, узники гостиницы. Зат?мъ онъ опять подумалъ о кортехо Маргалиды съ тяжелымъ чувствомъ, похожимъ на ревность. И эта д?вушка предназначалась для одного изъ темнолицыхъ варваровъ, который будетъ держать ее, какъ скотину, въ рабств? у земли.
– Маргалида! – прошепталъ онъ, какъ бы желая сообщить н?что важное. – Маргалида!..
Но больше ни слова. Старый развратникъ почувствовалъ, какъ просыпаются его разнузданные инстинкты отъ благоуханiя этой женщины, своеобразнаго благоуханiя св?жаго д?вственнаго т?ла, благоуханiя, которое онъ впивалъ въ себя, какъ хорошiй знатокъ, но скор?й воображенiемъ, ч?мъ обонянiемъ. Въ то же время – странная вещь! – онъ испытывалъ какую-то робость, м?шавшую ему говорить, робость, какъ во времена своей ранней юности, когда, вдали отъ арены легкихъ поб?дъ въ своемъ майоркскомъ пом?сть?, онъ р?шился пойти къ изв?стнымъ сеньорамъ континента. Разв? достойно его говорить о любви этой д?вушк?, которую онъ считалъ д?вочкой и которая уважала его, какъ отца?.
– Маргалида! Маргалида!
И посл? этихъ восклицанiй, возбудившихъ любопытство атлоты, заставившихъ ее поднять глаза и вопросительно посмотр?ть въ лицо Фебреру, онъ, наконецъ, началъ говорить, распрашивать объ усп?хахъ ея кортехо. Она выбрала кого-нибудь? Кто счастливецъ? Кузнецъ?.. П?вецъ?.. Она опять опустила глаза, въ смущенiи схватила кончикъ передника и подняла его до груди. Она не знаетъ. Голосъ ея по – д?тски шепелявилъ въ порыв? зам?шательства. He стоитъ выходить замужъ. Ни П?вецъ, ни Кузнецъ, никто! Она согласилась на кортехо только потому, что такъ поступаютъ д?вушки въ изв?стномъ возраст?. Кром? того (тутъ она сильно покрасн?ла) ей доставляло удовольствiе унижать своихъ подругъ: он? б?сились при вид? толпы ея поклонниковъ. Она благодарна атлотамъ, приходившимъ къ ней издалека въ Канъ Майорки. Но любить ихъ? Выйти за кого-нибудь изъ нихъ замужъ?
Гоаоря, она замедлила свои шаги. Жена Пепа и сынъ незам?тно прошли впередъ. Оставшись вдвоемъ на тропинк?, они, не отдавая себ? отчета, остановились.
– Маргалида!.. Цв?токъ миндаля!..
Къ чорту робость! Фебреръ почувствовалъ себя дерзкимъ и торжествующимъ, какъ въ свои счастливые годы. Къ чему этотъ страхъ?.. Крестьянка! Д?вочка!..
Онъ заговорилъ твердымъ голосомъ, стараясь загипнотизировать пристальнымъ, страстнымъ взглядомъ, приблизивъ къ ней свои губы, какъ бы лаская ее шепотомъ своихъ словъ… А онъ? Какого мн?нiя Маргалида о немъ? А если въ одинъ прекрасный день онъ явится къ Пепу и скажетъ, что хочетъ жениться на его дочери?..
– Вы! – воскликнула д?вушка. – Вы, донъ Хаиме!
Она подняла глаза, безъ всякаго страха, см?ясь надъ его словами. Сеньоръ постоянно обманывалъ ее неправдоподобными шутками. А отецъ говорилъ, что Фебреры – кабальеро серьезные, какъ судьи, но всегда благодушно настроены. Онъ хочетъ пошутить надъ нею опять, какъ тотъ разъ, когда говорилъ о глиняной нев?ст?, хранившейся въ башн?, и будто бы ожидавшей его тысячел?тiя…
Но взоръ ея встр?тился со взоромъ Фебрера, и, увидавъ его бл?дное лицо, искаженное волненiемъ, она въ свою очередь побл?дн?ла. Это другой челов?къ: передъ нею новый донъ Хаиме, котораго она не знала. Инстинктивно, въ страх?, она сд?лала шагъ назадъ. Словно приготовилась къ оборон?, оперлась на тонкiй стволъ деревца, росшаго около тропинки, съ почти опавшей осенней листвой бол?зненнаго цв?та.
Но все-таки она сохранила присутствiе духа и улыбнулась насильственной улыбкой, притворившись, будто считаетъ слова сеньора шуткой.
– Н?тъ, – энергично отв?тилъ Фебреръ. – Я говорю серьезно. Скажи Маргалида… Цв?токъ миндаля… А если бы я былъ однимъ изъ твоихъ жениховъ? А если я явлюсь на кортехо? Что ты скажешь?..
Она прижалась къ жалкому стволу, съежилась, какъ бы желая скрыться отъ его горящихъ глазъ. Отъ ея инстинктивнаго отступленiя затрепетало гибкое дерево, и дождь желтыхъ листьевъ, какъ осколки янтаря, посыпался на нее, на ея косу, на ея лицо, на ея платье. Бл?дная, со сжатымъ ртомъ, посин?вшими губами, она шептала, и слова ея едва звучали, какъ слабый вздохъ. Глаза ея широко раскрытые, влажные, смотр?ли съ тревогой нищихъ духомъ, т?хъ, кто много думаетъ, но не ум?етъ высказать своихъ думъ. Онъ!.. Насл?дникъ Фебреровъ, старшiй въ род?! Великiй сеньоръ женится на крестьянк?!.. Разв? онъ сошелъ съ ума?
– Н?тъ, я не великiй сеньоръ. Я – несчастный. Ты богаче меня. – Я живу вашей милостыней… Твой отецъ желаетъ для тебя мужа, который бы возд?лывалъ его земли. Согласна, чтобъ я былъ твоимъ мужемъ, Маргалида? Любишь меня, Цв?токъ миндаля?..
Опустивъ голову, изб?гая взгляда, какъ бы сжигавшаго ее, она продолжала говорить, не зная что. Безумiе! Этого не можетъ быть. Старшiй въ род? говоритъ такiя вещи!.. Это бредъ.
Вдругъ она почувствоввла на своей рук? легкое, ласкающее прикосновенiе. Правая рука Фебрера схватила ея руку. Она снова взглянула на него: передъ ней другой челов?къ. Ея глаза встр?тили новое лицо, заставившее ее содрогнуться. Она почувствовала нервный трепетъ – знакъ предупрежденiя. Ея кол?ни задрожали, стянулись, какъ бы отъ страха.
– Ты находишь меня старикомъ? – шепнулъ ей на уши умоляющiй голосъ. – Ты никогда не полюбишь меня?..
Голосъ былъ н?жный и ласкаюшiй, но эти глаза, готовые ее съ?сть! это бл?дное лицо, какъ лицо убiйцы! Она хот?ла что-то сказать, хот?ла протестовать противъ посл?днихъ словъ. Ея взглядъ, казалось, отвергалъ ихъ. Возраста дона Хаиме для Маргалиды вовсе не существовало: онъ – высшее существо, онъ – какъ святые: ихъ красота расцв?таетъ съ годами… Но страхъ не позволилъ ей говорить. Она освободилась отъ ласкающей руки, почувствовавъ, какъ ею двигаетъ чудесная пружина нервовъ, словно въ минуту опасности для жизни, и поб?жала отъ Фебрера, какъ отъ убiйцы.