Асмодей нашего времени

– Помилуйте, какъ къ чему? Толковъ такая пропасть, что, право, не знаешь, чему и в?рить.

– Ч?мъ больше, т?мъ лучше. Каждый можетъ выбрать себ? любой по своему вкусу.

– Но намъ бы хот?лось отъ васъ слышать, отъ васъ самихъ, сказалъ господинъ язвительнаго свойства.

– Напрасно.

– Почему-же?

– Хоть бы потому, что слушатели мои весьма естественно должны предположить, что въ этомъ д?л? я не могу быть безпристрастнымъ разскащикомъ.

– А очень любопытно было бы послушать, какъ бы повернули вы въ свою пользу д?ло, которое, по уб?жденiю вс?хъ, отъ начала до конца говоритъ противъ васъ.

– Для этого у меня есть одинъ способъ.

– Какой же это-съ?

– Молчанiе.

– Знакъ согласiя?

– Пожалуй, хоть и тамъ,

– Но понимаете ли вы, съ ч?мъ?

– Съ т?мъ, что вы, господа, оставивъ важное д?ло, занимаетесь пустяками, съ улыбкой сказалъ Софьинъ. Не желаю м?шать вамъ, прибавилъ онъ, медленно отхода отъ столика.

– Какой дерзкiй! зам?тилъ Трухтубаровъ, глядя всл?дъ Софьину.

– А знаете ли что, сказалъ господинъ язвительнаго свойства, приподнимаясь на канапе, на которомъ онъ лежалъ почти въ разтяжку: ни проучить ли мн? этого наглеца?

– И, полноте! отв?чалъ господинъ, смахивающiй на Ноздревскаго зятя.

– Н?тъ, въ самомъ д?л?, чтожь это такое? Какой нибудь тамъ…. см?етъ говорить намъ въ глаза такiя дерзости, продолжалъ господинъ язвительнаго свойства, бол?е и бол?е приходя въ азартъ.

– Да что жь дерзкаго въ его словахъ? возразилъ господинъ, смахивающiй на Ноздревскаго зятя.

– Вамъ хоть плюй въ глаза, все Божья роса!

– Ну, не знаю, Александръ Абрамычъ; до сихъ поръ мн? не плевали въ глаза, и потому я не могу судить, точно ли плевки им?ютъ сходство съ Божьей росой, а вотъ васъ такъ можно спросить: какого вкуса тумаки, которыми недавно накормили васъ у Дерабальскаго въ ресторацiи армейскiе офицеры.

– Полноте, полноте, господа! перебилъ Трухтубаровъ. Благороднымъ людямъ стыдно считаться тумаками и плевками. Что кому за д?ло, что кума съ кумомъ сид?ла? Предлагаю вамъ средства къ примиренiю; первое – не обращать никакого вниманiя на эту сволочь-Софьина, второе – продолжать пульку и третье… эй, послушай! крикнулъ онъ проходившему оффицiанту: бутылку шампанскаго! Расходы, однакожь, по поламъ, господа!

Такiя д?йствительныя м?ры примиренiя очень понравились входившимъ уже въ азартъ игрокамъ, и они стали продолжать полезное занятiе въ мир?, ладу и согласiи. Благородные люди!..

– А, мусье Софьинъ! кричалъ Ермилъ Тихонычъ Ерихонскiй, привиллегированный весельчакъ и острякъ города В., васъ ли я вижу?

– Меня-съ.

– А я в?дь полагалъ, что вы убиты.

Гости Клуба, до которыхъ долет?ли эти слова привиллегированнаго остряка, одни отошли подальше, а другiе, сид?вшiе у ближайшихъ столиковъ, уткнули носы въ карты и подсм?ивались изъ-подлобья. Софьинъ все это вид?лъ; лицо его покрылось багровыми пятнами справедливаго негодованiя; онъ чуть было не пустилъ подсв?чникомъ въ голову остряка: но эта вспышка продолжалась лишь н?сколько секундъ. Онъ снова принялъ заран?е разсчитанный тонъ равнодушiя и сказалъ съ спокойной улыбкой:

– Вы, конечно, пдакалибъ тогда по мн?!

– Плакалъ бы? Мало того, что плакалъ бы; стихи написалъ бы на смерть вашу.

– Видите, сколько хлопотъ над?лала бы вамъ смерть моя! Безбожно же было бы съ моей стороны доводить васъ до того, къ чему вы такъ мало привыкли.

Но довольный своимъ остроумiемъ, Ерихонскiй не счелъ нужнымъ продолжать разговоръ съ Софьинымъ и сд?лавъ ногою какое-то мудреное па, отошелъ прочь.

– Мое глубочайшее почтенiе-съ! сказалъ Созонтъ Евстафьевичъ Тошный, который между прочими отличительными качествами им?лъ еще одно: непоб?димую охоту давать сов?ты и принимать, по его словамъ, во всякомъ смертномъ искреннее участiе.

– Здравствуйте, Созонтъ Евстафьевичъ, отв?чалъ Софьинъ, подавая руку, которую Тошный пожалъ об?ими кр?пко на кр?пко.

– Какъ ваше здоровье?

– Какъ видите, здоровъ.

– Ну, не говорите! Вы страхъ какъ перем?нились.

– Будто?

– Могу васъ ув?рить.

– Однакожь я не чувствую этого.

– Ну, не говорите! Вы, извините, точно изъ гроба подняты.

– Дурно ночь спалъ, да и посл? об?да не усп?лъ отдохнуть.

– Ну, не говорите. Васъ мучитъ душевное безпокойство, этакая… понимаете, бол?знь моральная. Ужь я знаю-съ.

– Если знаете, спорить не стану и почитаю себя обязаннымъ благодарить васъ за такое глубокое вниманiе ко мн?.

– Надо быть твердымъ, Владимiръ Петровичъ, надо быть твердымъ; въ жизни челов?ческой мало ли что случается, – да-съ.

– Очень хорошо это знаю.

– Ну, не говорите! Иное даже трудно и предвид?ть. Прим?ръ недалеко. Предвид?ли ли вы такую непрiятность, какая произошла между вами и Пустовцевымъ? А вотъ же произошла. Но противъ распоряженiя судебъ нельзя спорить – да-съ. Надобно вооружиться великодушiемъ и перенесенiемъ ударовъ несчастiя.

– Да съ чего же вы взяли, что я унываю?

– Оно и то сказать, есть отъ чего и унынiю предаться, есть отъ чего. Это д?ло… д?ло… не такого сорта.

– Однакожь позвольте вамъ сказать, что вы на этотъ разъ ошиблись.

– Ну, не говорите. Я ошибиться не могу, ув?ряю васъ въ этомъ. Н?тъ-съ, батенька, поживите-ка съ мое, такъ и будете читать людей, какъ по писаному.