Я тебя… никогда!

Семейные отношения изменили жену до неузнаваемости: раздалась, совсем немножечко, но очень симпатично в районе соблазнительных ягодиц, в области талии, округлился животик до размера среднего по величине арбузика.

К ароматам цитрусов и пряных трав от её нежного, притягательного тела прибавился запах молока и ещё чего-то кондитерского, сладенького.

Двигается она теперь плавно, словно танцует балет “Лебединое озеро”, постоянно оглаживает набухающее брюшко, словно ласкает котёнка.

Инна стала задумчивой, противоречивой, немножко капризной, но по-прежнему желанной. Даже, пожалуй, ещё больше, чем раньше. Вот только спит на ходу.

Проснётся, точнее даже, очнётся ото сна, встанет с постели, на ощупь накидывает на плечи телогрейку, не открывая глаз, и бредёт в сторону туалета, который, как принято в деревне, расположен на улице.

Доходит до двери, вспоминает, что на дворе осень, слякоть, зябко и лужи по колено, а ещё размокшая глина, возможно, ветер.

Её пробивает озноб. Приходится открывать один глаз, искать ведро, в которое она справляет нужду, звонко барабаня неудержимой утренней струёй по гулкой жести.

Получается очень эротично. Меня моментально посещает желание, которое, увы, удовлетворить не судьба. Не то чтобы табу, даже не график, но секс теперь исключительно по требованию беременной супруги.

Жена подходит к умывальнику, застывает с зубной щёткой во рту, снова проваливаясь в сон. Приходится ловить её в свободном падении, нести на кровать.

Прикосновения и вид сонной Инны, посапывающей на моих руках, вызывают сильнейшую эрекцию. Просто кошмар…

Укладываю в постель, сижу и вою, как волк в зимнюю стужу, от абсолютной несбыточности разыгравшегося совсем некстати вожделения.

Не даст!

Пытаюсь успокаивать себя, приговаривая, подражая испорченной пластинке, – я спокоен, мне хорошо, не очень-то и хотел, я её люблю.

От сорочки жены сочится головокружительный запах, усиленный духмяным теплом, исходящим от спящей прелестницы.

Спелая грудь изрезанная синеватыми малахитовыми прожилками кровеносных сосудов нахально вываливается наружу, маня доступностью, привлекательными очертаниями, обещанием блаженства.

Кладу на тёплую плюшевую мякоть ладонь, сквозь которую в меня вливается неудержимая похоть, заставляющая дрожать всем телом.

Невыносимая, мучительная кара. Всё-таки беременность – наказание для мужчины.

Моя девочка потешно посапывает. На лице блуждают тени эмоций, посетивших её в минуты предутренних грёз.

Интересно, что ей снится?

Конечно, не я. Теперь её прелестная головка занята до отказа другими видениями. Наверняка общается с будущим чадом.

А как же я?

Не успел насладиться ощущением пульсирующей тяжести аппетитного бюста с восставшими сосцами, как её тело сотрясли спазмы.

Опять тошнота, рвота и сопутствующая им истерика.

Едва успеваю подставить ведро, чтобы не опросталась на постель.

Иннна заходится в выворачивающем внутренности приступе, отплёвывается, матерится, вытирает губы краем простыни (опять придётся стирать), начинает рыдать у меня на плече, размазывая на рубашке коктейль из слёз, соплей и исторгнутых организмом ошмётков.

Это уже совсем иные ароматы. Они мгновенно гасят вспышку влечения, включая иные механизмы – желание помочь, облегчить страдания любимой.

Как же ей тяжело!

Приходится успокаивать, умывать, ласкать, заглядывая в потухшие глаза, пытаясь угадать невысказанные желания и потребности, которые появляются и исчезают, не успев реализоваться.

Долго в таком режиме мне не выдержать, а впереди ещё многие месяцы вынашивания плода, полуголодный сексуальный паёк, который может превратиться в сухой.

Грустно.

Зато нас скоро будет трое.

Через некоторое время ситуация поправилась, но не так чтобы очень. Несмотря на облегчение, отступление тошноты и головокружений, начала Инна уроки любовного танца систематически прогуливать.

Теперь она может выдвинуть в оправдание любую причину, объём и разнообразие которых растёт и расширяется.

Вроде привыкнуть пора, но черти внутри меня с этим не соглашаются, то и дело устраивают шабаш, приводя в озверение. Кажется, будто привязали к детородному механизму суровую бечеву, а клубок передали в управление жене, которая спрятала ниточку подальше от глаз, прямо в свои кружевные трусики, и водит меня на верёвочке, как деревенские бабы племенного бычка.

Взять бы да отрезать поводок, да петелька здорово затянулась, того и гляди нальётся моё мужское эго кровью и лопнет.

Женщины, похоже, это знают, чувствуют свою власть, позволяющую контролировать сознание партнёра, переместившееся, постоянно или временно, в область нижнего мозга.

Не способен мужчина, загруженный под завязку лошадиными дозами тестостерона, думать до поры категориями очевидности. За него похоть решения принимает.

Этим дамы и пользуются почём зря. И управы на них нет за подобное самоуправство. А мы, мужики, подаём им изысканное блюдо энергичных здоровых сперматозоидов, оживляющих яйцеклетку, по первому требованию “на тарелочке с голубой каёмочкой”, – чего изволите? Вам глазунью или омлет? Может, в блинчики раскатать, полосками порезать, с чесноком или луком, холодное либо горячее? Может, живьём съедите?

А если и съедят, мы не обидимся. Вон самки паука своими любимыми после хорошего секса, утомившись от грёз, закусывают, а те, пока их едят, в глаза доверчиво заглядывают, удобно ли даме, вкусно ли?

Никто ведь не заставляет. Сами. Ничего не попишешь – древнейший инстинкт.

Бред какой-то! Может, эти болезненные мысли приходят в голову от дурной крови, от застоя? А как же любовь, верность, привязанность, подсознательное стремление продолжить род?

Чего я там подумал – привязанность? Вот. Значит, не зря мне эта фантазия с бычком на верёвочке в голову заскочила. Наверное, что-то такое и правда есть.

Обмозгуем. Позже. Сначала нужно возбуждение успокоить, не прибегая к услугам любимой.

Начинаю привыкать к комплексной сексуальной терапии в рамках счастливой семейной жизни. Оттого с вожделением смотрю на каждую проходящую мимо симпатичную женщину, с энтузиазмом и изяществом виляющую аппетитным задом, дабы подчеркнуть силу чар, внушить своё превосходство по причине владения приспособлениями, в которых ты безумно нуждаешься, ритмично раскачивающую спелые тыквы грудей, томно отводящую глазки.

Она ведь, прохожая та, тоже стремится понравиться.

Смотреть не воспрещается. Даже семейным, пусть и влюблённым по уши в жёнушку.

В потайных комнатах воображения ты и вовсе волен в фантазиях, позволяющих употребить видение в любой возможной форме, пусть даже извращённой.

Зато у меня скоро будет славная малышка, а Инну люблю просто так, за то, что она есть. Да, смотрю на изящных шалуний, фантазирую, на этом всё.

Как же заводит меня Инкина зад, упрятанный под коротеньким платьицем, когда стоит она у плиты, моет посуду. Руки сами собой тянутся к оголённым кусочкам спелой кожи с проступающими под ней голубоватыми прожилками живых кровеносных сосудов.

Представляю себя маленьким лейкоцитом или эритроцитом, пробираюсь к ней внутрь и… чёрт возьми, опять! Это же ненормально. Я что, маньяк?